– Твой запах все еще волнует меня, как какой-то наркотик, и я ненавижу тебя за это.

– Я только что несколько минут была у тебя в голове, помнишь? Ты не ненавидишь меня, Ричард. Было бы меньше боли, если бы ненавидел.

Он опустил простыню на колени, наматывая ее на кулаки.

– Любовь побеждает не все, правда? – спросил он.

Я покачала головой.

– Нет, не все.

Он порывисто встал, и начал почти неистово ходить по комнате кругами. Наконец, он остановился передо мной. «Магии» больше не было, просто два человека. Но мне все еще было трудно стоять к нему так близко.

Очень тяжело осознавать, что мне больше нельзя его коснуться. Черт возьми, не должно же быть так тяжко. Я же сделала выбор.

– Ты никогда не была моей любовницей, а теперь ты и не моя спутница. Ты не оборотень. Ты не можешь быть моей лупой.

– Ты так разозлился из-за того, что я спасла Стивена?

– Ты приказала членам стаи защищать его и верлеопарда. Ты сказала им, что убьешь их за неповиновение. А у тебя нет такого права.

– Ты сам дал мне это право, когда сделал лупой, – я жестом заставила его не перебивать меня, – и нравится тебе это, или нет, было хорошей идеей дать мне определенное влияние, чтобы я могла решать проблемы.

Стивен мог быть уже мертв, если бы я не поехала к нему. А Зейн мог натворить еще больше дел в больнице.

Ликантропам и так хватает плохих отзывов в прессе.

– Мы монстры, Анита. Про тебя не напишут ничего хорошего, если ты монстр.

– Ты сам в это не веришь.

– Ты-то веришь, что мы монстры, Анита. Ты это доказала. Ты лучше переспишь с трупом, чем позволишь мне до тебя дотронуться.

– Что ты хочешь, чтобы я сказала, Ричард? Что мне жаль, что я не справилась? Мне очень жаль. Что меня саму смущает то, что я бросилась в постель к Жан-Клоду? И это так. Что я меньше всего думала о себе, и не могла перестать любить тебя даже после того, как увидела, что ты сделал с Маркусом?

– Ты сама хотела, чтобы я убил Маркуса.

– Потому что иначе он бы убил тебя. Да, я хотела этого. Чтобы ты убил его, а не съел.

– Когда член стаи погибает в схватке за лидерство, мы все участвуем в трапезе. Это способ впитать их энергию. Маркус и Райна по сути не исчезнут, пока жива стая.

– Боже, вы и Райну сожрали?

– А куда, как ты думаешь, делись тела? Думаешь, твои друзья из полиции спрятали все трупы?

– Я думала, с этим разобрался Жан-Клод.

– Разобрался, но вся грязная работа досталась стае. Вампиров не волнует тело, если оно холодное. Они не любят холодную кровь.

Я почти спросила, предпочитает ли он теплое мясо холодному, но вовремя остановилась. На самом деле мне не хотелось этого знать. Все эти разговоры не вели ни к чему, что меня бы интересовало. Я посмотрела на наручные часы.

– Мне надо идти, Ричард.

– Идти спасать своих верлеопардов.

Я посмотрела на него.

– Да.

– Вот почему я тут. Я – твое прикрытие.

– Это что, идея Жан-Клода?

– Сильви сказала, что Грегори отказался ее трогать. Несмотря на то, что они делали во главе с Габриелем, они – оборотни, а мы помогаем своим даже если они не лукои.

– А у верлеопардов есть свое название для себя? – спросила я.

Он кивнул.

– Они зовут себя «пард». Вервольфы – это лукои, а леопарды – парды.

Я шагнула мимо него, коснувшись грудью его обнаженной руки. Одно это прикосновение заставило встать дыбом все волоски на моем теле, будто он дотронулся до чего-то намного более личного. Но я к этому уже привыкла. Я сделала выбор, и не имеет значения, как меня это смущало. Я все еще желала Ричарда, даже любила его. Но я выбрала вампира, а у вас не может быть свой вампир и свой вервольф одновременно.

Я вытащила из-под кровати автомат и перекинула лямку через плечо и голову.

– Жан-Клод сказал, что мы не должны никого убивать, – заметил Ричард.

– Он знает, что ты здесь? – спросила я.

Он кивнул.

Я улыбнулась, но улыбка вышла не очень счастливой.

– Разве он тебе не сказал? – спросил Ричард.

– Нет.

Мы снова смотрели друг на друга.

– Ты не можешь доверять ему, Анита, и ты это знаешь.

– Ты сам добровольно дал ему поставить первую метку. Что я сделала, Ричард – я делала, чтобы спасти вас обоих. Если ты действительно думал, что он так чертовски ненадежен, то зачем связал нас с ним?

Ричард отвернулся и очень тихо сказал:

– Я не думал, что потеряю тебя.

– Иди подожди в коридоре, Ричард.

– Зачем?

– Мне нужно одеться.

Он скользнул глазами по моим ногам, таким белым по сравнению с черным платьем, и посмотрел на каблуки.

– Чулки, – сказал он тихо.

– Вообще-то, кобура, – сказала я, – чулки эту ночь не пережили. А теперь, выметайся, пожалуйста.

Он вымелся, даже не сделав на прощание язвительного замечания. Явный прогресс. Когда он закрыл за собой дверь, я села на кровать. Мне не хотелось это делать. Возвращаться за леопардами уже не казалось удачной идеей. Возвращаться с Ричардом за спиной было еще хуже. Но мы должны это сделать. Я не могла велеть ему остаться дома. Кроме того, мне и правда нужно было прикрытие. Не имеет значения, как мучительно больно быть с ним рядом, но он – один из самых сильных оборотней. Если бы его зверски не мучила совесть размером с Род-Айленд, он был бы очень опасным. Конечно, если бы дали слово Маркусу, он, возможно, сказал бы, что Ричард и так очень опасен. И Маркус был бы прав.

В Цирк мы поехали на джипе Ричарда. Я сидела рядом с ним, но с тем же успехом меня там могло и не быть.

Он ни разу не взглянул на меня, не заговорил. Но вид его напряженного тела говорил лучше слов. Он знал, что я рядом.

Шерри и Зейн ехали на заднем сидении. Я удивилась, когда в машину скользнула Шерри. Ее глаза побелели, а веки дергались, как от нервного тика. Она выглядела так, будто вот-вот упадет в обморок. Зейн, как обычно, был самим собой – с широкой улыбкой и хитрющими глазами. Самим собой? Эта мысль меня развеселила. Я знала его меньше суток. Я, черт возьми, понятия не имела, каким он был "самим собой".

Шерри замерла на сидении, обнимая себя руками. Она медленно сворачивалась в маленький клубок. Я знала ее еще меньше, чем Зейна, но это было бы ненормально для кого угодно.

Я повернулась назад, насколько позволял ремень безопасности, и спросила:

– В чем дело, Шерри?

Она взглянула на меня, и крепко зажмурилась. Покачав головой, она вжала ее в плечи еще сильнее. По ее шее растекался свежий синяк. Он мог появиться еще до того, как я увидела ее в первый раз. Но я не была в этом уверена.

– Зейн, что с ней?

– Ей страшно, – сказал он. Голос был нейтральный, но что-то в его лице выдавало злость.

– Я же сказала, что это дело добровольное. Ей не обязательно было ехать с нами.

– Скажи это своему Мистеру Мачо, – сказал он.

Он сидел за Ричардом, сверля взглядом его спину.

Я повернулась и посмотрела на Ричарда. Он не ответил на мой взгляд.

– Что происходит, Ричард?

– Она едет с нами, – подчеркнуто спокойно ответил он.

– Почему?

– Потому что я так сказал.

– Бред!

Наконец, он посмотрел на меня. Он постарался, чтобы взгляд был холодным, но в нем так и сквозил гнев.

– Ты – моя лупа, а я все еще Ульфрик. Мое слово – все еще закон.

– Да пошло оно, твое слово. Зачем втягивать ее в это только потому, что ты злишься на меня?

Он сжал челюсти так сильно, что я увидела, как под кожей окаменели мышцы.

– Они оба бросили своих. И теперь оба будут это исправлять.

Его голос все еще был спокойным, низким и осторожным, как будто он очень старался не потерять контроль над собой. Он говорил так, как говорят люди, которые собираются на вас наорать.

– Ты только посмотри на нее, Ричард! Она будет хуже, чем бесполезна. Нам только придется тратить силы, чтобы защищать и ее.

Он покачал головой.