– А что связывало маленькую Мисс Голубые Невинные Глазки с предателем из вампиров?

– Она встречалась с Гарри, барменом и совладельцем "Всесожжения".

Эта новость сбила меня с толку.

– Зачем ему было устраивать представление у себя? Он же подставлялся?

– Ее человеческий бойфренд хотел ей за это заплатить. А она в свою очередь не хотела, чтобы он узнал, что она встречается с Гарри. Гарри согласился, так как решил, что будет забавно, если его кабак останется единственным заведением вампов, которое не разгромили фанатики.

– Так значит, Гарри знал, для чего ей информация? – спросила я.

Я не могла поверить, что вампир мог такое сотворить, тем более такой старый, как Гарри.

– Он знал. Но отказался от денег, – сказал Дольф.

– Почему?

– Когда найдем – спросим.

– Давай угадаю. Он исчез.

Дольф кивнул.

– Только не говори своему дружку, Анита.

– Возможно, вампиры сейчас могут быть единственной надеждой на то, что Гарри поймают.

– Да, только вернут ли они его нам, или сразу прикончат?

Я отвела взгляд, чтобы не встречаться с ним глазами.

– Озвереют они – это точно.

– И я не могу их за это винить, но я хочу заполучить его живого, Анита. Он нужен мне живым.

– Зачем?

– Мы поймали еще не всех активистов из ЧПВ. Не хочу, чтобы они улизнули и приготовили нам еще какой-нибудь мерзкий сюрприз.

– У тебя есть Викки. Она разве не заговорила?

– Она потребовала адвоката, и в результате у нее внезапно начала прогрессировать амнезия.

– Черт возьми.

– Он нам нужен, чтобы узнать, что за последняя большая подлянка нас ожидает.

– Но найти вы его не можете, – сказала я.

– Именно так.

– И ты не хочешь, чтобы я говорила Жан-Клоду.

– Дай нам сутки, чтобы определить его местоположение. Если не получится, тогда можешь рассказывать все вампам. Но до того, как они его убьют, постарайся вытащить из него информацию.

– Ты так говоришь, будто я буду при этом присутствовать, – заметила я.

Дольф ответил мне только взглядом.

На этот раз я встретилась с ним глазами.

– Я не убиваю для Жан-Клода, несмотря на то, что говорят слухи.

– Хотелось бы верить, Анита. Ты представления не имеешь, как мне бы хотелось в это верить.

Я легла на подушки.

– Можешь верить в то, что нравится. В конце концов, так и есть.

Не сказав больше ни слова, он вышел, словно то, как он хотел ответить, было слишком больно, слишком окончательно. Дольф расталкивал нас, отталкивал меня. Я начинала волноваться, что он будет продолжать это делать, пока мы не окажемся действительно далеко друг от друга. Мы, может, и будем вместе работать, но перестанем быть друзьями. Головная боль стала еще сильнее, и уже не только потому, что действие лекарств заканчивалось.

Глава 48

Мне выдали карантинное свидетельство. Доктора были в изумлении от скорости, с которой я поправлялась. Если бы они только знали… Ближе к вечеру позвонил Пит МакКиннон. Он обнаружил, что в Нью-Орлеане и Сан-Франциско были устроены поджоги с почерком нашего «светляка». Мне понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, почему важны именно эти города. Вспомнив, я спросила:

– А как насчет Бостона?

– Нет, в Бостоне пожаров не было. А что?

Не думаю, что он поверил, когда я ответила «ничего», но в отличие от Дольфа, настаивать не стал. Я еще не была готова ткнуть пальцем в Совет Вампиров. То, что загадочные пожары были как раз в тех городах, которые они посетили, еще ни о чем не говорило. В Бостоне пожаров не было. И то, что как раз сейчас, когда здесь совет, пожары начались в Сент-Луисе, тоже ничего не доказывало. Ага, и еще, каждый год я получаю подарки лично от Санта-Клауса.

Я рассказала о своих подозрениях Жан-Клоду.

– Но зачем совету жечь пустые здания, ma petite? Если бы кто-то из них мог призывать огонь, он бы не стал тратить его на пустую недвижимость. Если только эта недвижимость в огне не давала бы им что-нибудь.

– Имеешь в виду – денежный мотив? – спросила я.

Он пожал плечами.

– Возможно, хотя им бы больше подошли мотивы личные.

– Я не смогу узнать больше, не выдав властям совет в качестве подозреваемых, – сказала я.

Похоже, он задумался.

– Может быть, ты отложишь наше однозначное самоубийство на потом, когда нам удастся пережить этот вечер.

– Конечно, – ответила я.

Наступившая темнота застала меня в коротком, по фигуре, платье из черного бархата, с V-образным вырезом и без рукавов. На талии была вставка из прозрачного кружева, и сквозь нее моя бледная кожа словно манила. Черные чулки доходили выше, чем до середины бедра, и их черный кружевной верх почти касался таких же кружев на шелковых трусиках. Чулки были на размер больше. Их купил Жан-Клод, и сделал это специально. Я пробовала носить чулки до середины бедра, но мне пришлось признать, что, когда они чуть длиннее, то явно льстят моим недлинным ногам. Они как бы подчеркивали то, что нужно. Если мы планировали занятия вне программы, то мне безумно нравилось смотреть на его лицо, когда я стояла перед ним в одних чулках. Но действительность была чуть пугающей и разочаровывала.

Я категорически отказалась от принесенных им замшевых туфель на высоких каблуках, и влезла в свои любимые черные лодочки. Не так шикарно. Возможно, и не так удобно, но, по крайней мере, каблуки были достаточно невысокими, чтобы на них можно было бегать, или, если возникнет такая необходимость, носить обморочных верлеопардов.

– Ma petite, ты – само совершенство. Хотя, эти туфли… – Даже не думай, – перебила его я, – ты должен быть счастлив, что я в чулках. Меня убивает одна мысль о том, что участники вечеринки могут увидеть мое белье.

– Ты сама говорила со Странником о цене и ответственности. Так вот сегодня мы заплатим за твоих верлеопардов. Ты уже жалеешь об этом?

Грегори до сих пор лежал у меня в спальне на растяжках, такой бледный и хрупкий на вид. Вивиан заперлась в гостиной и отвечала только односложно.

– Нет, я нисколько не жалею.

– Тогда давай соберем компанию и отправимся на нашу «вечеринку», – сказал он, но не пошевелился.

Он лежал на животе на белом диване, положив голову на скрещенные руки. О любом другом я бы сказала, что он раскорячился. Но не о Жан-Клоде. Он позировал, рисовался, развалился, но никак не раскорячился. Он лежал на диване целиком, вытянув свое стройное тело, только носки черных сапог выходили за край дивана.

На нем был наряд, который я уже видела, но он не стал от этого менее привлекательным. Мне нравилась его манера одеваться, нравилось смотреть, как он одевается… и как раздевается.

– О чем думаешь? – спросила я.

– Хотелось бы сегодня остаться дома. Хочу раздевать тебя – очень медленно, и наслаждаться твоим телом после каждой снятой части одежды.

От одного предложения по мне пробежало напряжение.

– Я тоже, – сказала я, и опустилась рядом с ним на пол на колени.

Руками я подвернула короткую юбку так, чтобы она не помялась и не задралась. Этому меня научил не он, а Бабуля Блейк, во времена, когда на воскресных службах в церкви, казалось, важнее было, как я выгляжу, а не проповедь.

Я оперлась подбородком на диван рядом с его лицом. Волосы скользнули вперед, касаясь его рук и лица.

– У тебя такое же приятное на ощупь белье, как у меня? – спросила я.

– Чистый шелк, – ответил он тихо.

На меня нахлынуло такое сильное осязательное воспоминание, что я задрожала. Ощущение его сквозь тонкий шелк, почти живое строение гладкой ткани, обтягивающей его упругое тело. Мне пришлось зажмуриться, чтобы он не прочитал это на моем лице. Видение было таким ярким, что я сжала руки.

Я почувствовала его прикосновение за секунду до того, как он поцеловал меня в лоб. Все еще касаясь губами моей кожи, он прошептал:

– Твои мысли выдают тебя с головой, ma petite.