– Почему вы не отвергли Райну? Она была извращенной сукой и садисткой.

– Это было решением Ричарда, – сказал Тэдди. – Он думал, что отвергнув ее тело в тот последний раз, он пойдет против воли некоторых из членов стаи, кто не искренне встал на его сторону. Он был прав, но… Сейчас она в нас.

– Она сильна, – сказала Лоррейн, и вздрогнула. – Достаточно сильна, чтобы завладеть более слабым волком.

– Бабушкины сказки, – отмахнулся Кевин. – Она мертва. Ее сила жива, но только когда ее вызывают.

– Я не вызывала ее, – сказала я.

– Мы могли это сделать, – тихо сказал Стивен. Он лег на спину на пол, руками прикрыв глаза, как будто смотреть было для него невыносимо.

– О чем ты?

– Я имею в виду, что мы никогда не видели, чтобы кто-то, кроме Райны, делал то, что ты делала только что. Я думал о ней, вспоминал.

– Я тоже, – сказал Кевин.

– Да, – сказал Тэдди. Он отодвинулся к дальней стене, словно вблизи меня не доверял себе.

Лоррейн переместилась к нему, сев так, чтобы их тела слегка касались. Успокаивающая близость.

– Я тоже думала о ней. Радовалась, что ее здесь нет. Была счастлива, что это Анита. – Она обхватила себя руками, будто замерзла, и Тэдди обнял ее мускулистой рукой, прижал еще ближе к себе, зарылся лицом в ее волосы.

– А я совсем не думал о Райне, – сказал Натаниель. Он, все еще на четвереньках, крался ко мне.

– Не прикасайся ко мне, – сказала я.

Он перекатился на спину, больше всего похожий на большого котика-мурлыку, желающего, чтобы ему почесали животик. Он потянулся всем телом, от ног до кончиков пальцев, засмеялся и перекатился на живот, опираясь на локти. Он взглянул вверх, на меня, длинные густые каштановые волосы занавесом закрыли его лицо. Взгляд сиреневых глаз остановился на мне, звериный и почти пугающий. Он лежал в облаке волос и энергии. Глаза не отрывались от моего лица, и я поняла, что он со мной заигрывал. Не совсем соблазнял, но заигрывал. Это было иное, и едва ли не более выводило из равновесия.

Натаниелю удавалось одновременно походить на ребенка и домашнюю киску, и все же быть взрослым мужчиной. Вы не знали, погладить его по головке, почесать ему животик или поцеловать его. Все три варианта, казалось, были равно доступны. Мне стало мучительно неловко.

Я вскарабкалась на ноги, воспользовавшись кроватью как опорой. Убедившись, что смогу сделать шаг, не свалившись, я отпустила кровать. Меня слегка пошатывало, но не слишком. Я могла идти.

Здорово, потому что я хотела побыстрее отсюда убраться.

– Что ты предлагаешь нам делать? – спросил Стивен.

– Езжайте ко мне домой. Жан-Клод там, и Ричард тоже.

– Как насчет его? – спросил Кевин.

Натаниель поднял голову, достаточно, чтобы видеть нас всех. Он не сказал ничего, не просил ни о чем, но я чувствовала вкус его пульса. Я знала, что он был напуган. Боялся, что его снова оставят одного. Я надеялась, что эта эмпатия к его переживаниям не станет постоянной. У меня в голове крутилось достаточно мужчин и без того, чтобы добавить еще одного.

– Возьмете его с собой, – сказала я. – Леопарды мои, как и вы.

– Его нужно защищать и обращаться с ним, как с членом стаи? – спросил Кевин.

Я потерла виски. У меня начинала болеть голова.

– Да, да. Я дала ему мою защиту. Любой из леопардов, кто хочет моей защиты, может ее получить.

– Раз ты наша лупа, это обязывает нас защищать их, – сказала Лоррейн, – даже ценой собственной жизни. Ответят ли они тем же?

Голова уже не начинала болеть, она во всю болела.

Натаниель перекатился на ноги движением, которое было слишком грациозным, чтобы быть реальным, и почти незаметным взгляду. Он сел в ногах кровати Стивена, глядя на меня яркими, настойчивыми глазами. Он сказал:

– Мое тело – твое. Ты можешь взять мою жизнь, если захочешь. – Он произнес это так естественно, нет, радостно, словно это была сама собой разумеющаяся, приятная вещь.

Я уставилась на него.

– Я не хочу ничьей жизни, Натаниель, но если стая может рисковать, чтобы защитить тебя, я ожидаю, что ты будешь делать то же самое.

– Я сделаю все, что ты захочешь, – сказал он. – Все, что тебе нужно сделать – велеть мне.

Он не говорил: "попросить меня". Он сказал: "велеть мне". Я никогда не слышала, чтобы так говорили.

Подразумевалось, что он не имеет права сказать «нет». Я спросила:

– Здесь все знают, что они имеют право голоса? Я имею в виду, когда я говорю «прыгай», вы спрашиваете не только "как высоко", правильно?

– Мы – нет, – сказал Стивен. Его лицо было внимательным и настороженным.

– А ты? – спросила я, поворачиваясь к Натаниелю.

Он приподнялся на коленях, наклоняясь верхней частью тела ко мне, но обеими руками по-прежнему держась за раму кровати. Он не пытался дотронуться до меня, просто подбирался поближе.

– Что, я? – спросил он.

– Ты понимаешь, что ты имеешь право отказать мне? Что мое слово – не глас с небес?

– Только скажи мне, чего ты от меня хочешь, Анита, и я это сделаю.

– Вот так просто, без вопросов, сделаешь – и все?

Он кивнул.

– Что угодно.

– Это обычно для леопардов, для пард? – спросила я.

– Нет, – сказал Стивен, – только для Натаниеля.

Я покачала головой и взмахнула рукой, будто стирая все это.

– У меня нет времени на это. Он здоров. Забирайте его с собой.

– Ты хочешь, чтобы я подождал в твоей комнате? – спросил Натаниель.

– Если тебе нужно отдохнуть, забирайся в постель. Меня там не будет.

Он радостно улыбнулся, и у меня возникло очень странное чувство, будто то, что я сказала, отличалось от того, что он услышал. Я хотела выйти из палаты, подальше от них всех. Я скажу Пэджетту, что я отослала их всех в безопасное место, и он купится, потому что сам этого хочет. Он хотел отделаться от них еще больше, чем я.

Доктор был поражен исцелением Натаниеля. Они выписали его, хотя и начали говорить о том, чтобы сделать дополнительные анализы. Я наложила на это вето. Нас ждали люди, с которыми надо было встретиться, и места, в которых нужно было быть. Они расселись по машинам Кевина и Тэдди, а я пошла к своему джипу. Я была рада избавиться от них на какое-то время. Рада, даже если это означало другое место преступления. Рада, даже если я все еще не представляла, как узнать, был ли жив Малкольм там, во тьме. Натаниель смотрел на меня через заднее окно машины, его сиреневые глаза не отрывались от меня, пока автомобиль не повернул за угол. Он заблудился, а теперь думал, что его нашли. Но если он ожидал, что я буду больше, чем другом, он все еще заблуждался.

Чувствовала я себя дерьмово, а для оправдания этого на мне не было даже синяков. Я сконцентрировалась на следующей проблеме, отодвинув то, что я сделала, и то, что едва не сделала, в дальний угол. Я не могла с этим определиться, пока не поговорю с Ричардом и Жан-Клодом. Раньше меня тревожило, что я связана с вампиром, но никогда особо не беспокоило, что я привязана к вервольфу. Мне следовало догадаться, что достанется с обеих сторон.

За три минуты мой пейджер пищал трижды. Первый раз – МакКиннон, второй – Дольф, и незнакомый номер. С незнакомого номера звонили дважды за десять минут. Проклятье. Я заехала на заправку и первым делом позвонила Дольфу.

– Анита.

– Откуда ты всегда знаешь, что это я?

– Я не знаю, – сказал он.

– Что случилось?

– Ты нужна нам на новом месте.

– Я на пути к церкви и МакКиннону.

– Пит здесь, со мной.

– Звучит зловеще.

– Мы тут только что отправили вампа в больницу, – сказал он.

– В гробу?

– Нет.

– Тогда как…?

– Он был на лестнице, завернулся в одеяла. Они не думали, что он на такое решится. Но это одна из пристроек к зданию Церкви. У нас здесь есть дважды укушенная, и она говорит, что тот вамп был опекуном для более молодых вампиров, которые все еще в здании. Она волнуется по поводу того, что будут делать вампиры, когда проснутся, а опекуна не будет, чтобы их успокоить и накормить.