Впервые в моей жизни я отмахнулась от бабочки, как будто она была чем-то неприятным. И, возможно, так оно и было.

Я не имею в виду, что бабочка была вампиром буквально. Насколько я знала, вампиры не могли менять форму.

Конечно, они также не могли выдерживать прямой солнечный свет. Но здесь был совет. Знала ли я, на что в действительности они способны?

Бабочка отлетела прочь в сторону леса на дальней стороне дороги. Она порхала взад-вперед, взад-вперед, будто поджидала меня. Я тряхнула головой. Глупо было держать оружие наготове просто из-за бабочки в лесу.

Но там было что-то еще. Я стояла на летней жаре, чувствуя, как солнце припекает мне макушку. Я должна была быть в безопасности. По крайней мере, от вампиров. С их стороны нечестно опять менять правила.

Я была готова броситься в дом и завопить о помощи, когда вдруг увидела фигуру. Высокую, завернутую в плотный плащ с капюшоном. Даже при виде одного этого плаща я поняла, что это был он. Широкие плечи и такой рост… я просто поняла, что это был Уоррик. Кроме того, что это не мог быть он. Он и близко не был настолько силен, чтобы стоять на дневном свету.

Я смотрела на высокую фигуру в мерцающем белом плаще. Он стоял так неподвижно, будто был вырезан из мрамора. Даже мистер Оливер, самый старый вампир, которого я когда-либо видела, избегал прямого солнечного света. Но Уоррик стоял там подобно призраку, который освоил фокус прогуливаться при дневном свете. Правда, он не шел. Он стоял в дрожащей тени деревьев. Он не попытался выйти под прямые лучи на поляну. Может быть, он не сумел бы. Возможно, эта тонкая полоска тени была всем, что не давало ему вспыхнуть огнем. Возможно.

Я пошла к нему. Все чувства у меня обострились, но единственная сила, которую я чувствовала, была его. Это могло быть ловушкой, засадой, но я так не думала. Если они хотели заманить меня в ловушку, это не было бы так явно. Но на всякий случай я остановилась на хорошем расстоянии от леса. Если бы я заметила любое движение, я завопила бы о помощи и умчалась к дому. Могла бы даже выстрелить раз или два.

Уоррик стоял, наклонив голову так низко, что капюшон полностью скрывал его лицо. Он стоял неподвижно, как будто не знал о моем присутствии. Только ветер, образуя мягкие складки в белой ткани, создавал какое-то движение. Он был похож на статую, задрапированную тканью.

Чем дольше он стоял там неподвижно, тем более жутким это казалось. Я должна была заполнить тишину.

– Чего вы хотите, Уоррик?

Дрожь прошла по нему, и он медленно поднял голову. По его сильному лицу распространилось гниение. Его кожа была зелено-черной, будто этот тонкий слой телесной ткани выдержал столетия смерти. Даже его синие глаза подернулись пленкой, как у рыбы, которая пролежала слишком долго, чтобы годиться в пищу.

Мой рот открылся. Можно было думать, что после того, как я видела, что с ним делает Иветт, это не должно было меня шокировать, но вот шокировало. Некоторые зрелища не приедаются.

– Иветт вас наказала? – спросила я.

– Нет-нет, моя бледная повелительница спит в своем гробу. Она ничего не знает об этом визите. – Его голос был единственным, что осталось «нормальным». Голос был все так же силен и тверд. Он не соответствовал тому, что происходило с его телом.

– Что с вами, Уоррик?

– Когда взошло солнце, я не умер. Я подумал, что это было знаком от Господа. Того, что Он дал мне позволение закончить это грязное существование. Что Он даровал мне возможность выйти на свет один последний раз. Я вышел на восходящее солнце и не загорелся, но произошло это. – Он высунул ладони из плаща, показывая мне серую плоть. Ногти почернели, кончики пальцев казались высохшими.

– Это пройдет? – спросила я.

Он улыбнулся, и даже при его ужасающей внешности это была улыбка, полная надежды. Его гниющее лицо просияло светом, который не имел никакого отношения к силам вампира. Бабочка парила над его головой.

– Господь скоро призовет меня в свои руки. В конце концов, я – мертвец.

С этим я спорить не могла.

– Зачем вы пришли сюда, Уоррик?

Вторая бабочка присоединилась к первой, потом третья. Они кружили над его головой как карусель. Уоррик улыбнулся им.

– Я пришел предупредить вас. Падма боится Жан-Клода и вашего триумвирата. Он увидит вас мертвыми, если сможет.

– Это не новости, – сказала я.

– Наш мастер, Morte d'Amour, дала Иветт приказ уничтожить вас всех.

А вот это было новостью.

– Почему? – спросила я.

– Я не думаю, что хоть кто-то из совета на самом деле верит, что Жан-Клод задумал основать собственный альтернативный совет в этой стране. Но они все рассматривают его как часть этого нового легального вампиризма. Они считают его частью изменений, которые могут уничтожить наше старое существование.

Старейшие, у которых достаточно силы, чтобы удобно существовать, не хотят никаких изменений в нашем статус-кво. Когда состоится голосование, Анита, двое будут против вас.

– Кто еще будет голосовать? – спросила я.

– Ашер представляет своего мастера, Belle Morte, Прекрасную Смерть. Он ненавидит Жан-Клода ясной, сжигающей ненавистью, подобной свету, прошедшему через лупу. Не думаю, что вы можете рассчитывать на его помощь.

– Значит, они все явились, чтобы убить нас, – сказала я.

– Если бы они явились просто убить вас, Анита, они бы уже это сделали.

– Тогда я запуталась, – сказала я.

– Страх Падмы слишком силен, но я думаю, что наш мастер был бы удовлетворен, если бы Жан-Клод оставил свое место силы здесь и присоединился к совету, как и полагается.

– Первый же претендент выбьет его оттуда, – сказала я. – Не вижу смысла.

– Так говорит Жан-Клод, – сказал Уоррик. – Я начинаю думать, что он недооценивает себя и вас.

– Он осторожен, как и я.

Над его головой собралась целая стайка бабочек. Они порхали вокруг него многоцветным облаком. Одна села ему на руку, яркие крылья мягко раскрывались и закрывались, когда она кормилась на гниющей плоти.

Его сила звенела по моему телу. Это не было силой уровня совета, но это был уровень мастера. Уоррик был мастером вампиров, но он не был им еще вчера вечером.

– Вы заимствуете силу от кого-то еще?

– От Бога, – сказал он.

Ну, да, конечно.

– Чем дольше мы вдали от нашего мастера, тем более слабой становится Иветт, и более сильным – я. Святой Огонь вечного Света Господня вошел в мое тело еще раз. Возможно, Он простит мне мою слабость. Я боялся смерти, Анита. Я боялся адских мук больше, чем боялся Иветт. Но я иду в свете. Я снова горю Силой Божьей.

Лично я не верила, что Бог имеет личную камеру пыток. Ад не сочетался с Богом, с его силой, его энергией, с Ним Самим. Мы жили в его силе каждый день, пока она не становилась подобна белому шуму, чему-то, что мы игнорировали или не умели слышать. Но, так или иначе, обращать внимание Уоррика на факт, что он позволял Иветт мучить его в течение столетий, потому что боялся вечного проклятия, в реальное существование которого я не верила, казалось бессмысленным. Нет, жестоким.

– Я счастлива за вас, Уоррик.

– Я хотел бы попросить об одном благодеянии, Анита.

– Благодеяние – это услуга, правильно? – спросила я. Не хотелось согласиться на что-то и ошибиться.

– Да, – сказал он.

– Просите.

– На вас есть крест?

Я кивнула.

– Покажите мне его, пожалуйста.

Я не думала, что это было хорошей идеей, но… Я потянула серебряную цепочку, пока крест не заискрился в солнечном свете. Он не пылал. Он просто висел на цепочке.

Уоррик улыбнулся.

– Святой Крест не отвергает меня.

Мне не хватило духу сказать ему, что крест не всегда пылает вблизи вампиров. Мне казалось, крест отличал тех, кто замышлял мне вред, хотя имелись всякие исключения. Я, подобно Уоррику, не подвергала сомнению мудрость Бога. Я полагала, что Он знает, что делает, а если нет, я действительно не хотела этого знать.

Уоррик подошел к самому краю ряда деревьев. Он стоял в белом плаще с черной подкладкой, замерев в нерешительности. Я видела борьбу на его лице. Он хотел пересечь эту последнюю полосу чистого солнечного света и боялся. Я не могла его в этом упрекнуть.