Однажды Колю окружили семиклассники. Среди них оказался брат того, настырного. Проболтался все-таки…

Коля не трогал тех детей, у которых есть старшие братья или сестры, понимал, чем это может для него обернуться. Но лицеистов из коттеджного поселка знал хуже…

Колю увели в школьный сад, где били долго и жестоко, когда упал — ногами.

Перед тем как уйти, брат настырного, приподняв окровавленную голову Коли за волосы, сказал:

— Узнаю, что опять шакалишь, ваще убью! Понял, щенок?

Тот понял и шакалить перестал. Обиды на избивших его пацанов не держал — все правильно, по-честному. Отомстить не пытался. А уж жаловаться учителям… За стукачество его убили бы свои, деревенские, и были бы тысячу раз правы.

Мир так устроен. Он жесток, но справедлив. Чтобы иметь бабло, надо вкалывать, а уж если воровать, так с правильными, реальными пацанами. Таковых он знал, но блатной их компании сторонился. Спасибо, насмотрелся. У него самого отчим такой — чаще в тюряге, чем дома…

Николай решил зарабатывать честно. Потом и кровью.

Зуев присел на корточки и просеял сквозь пальцы золу. Хмыкнул с удивлением. Зола была однородной темно-серой массой без посторонних примесей. Разве бывает так? Что, даже гвозди сгорели? А где печь? Виданное ли дело, чтобы от большой русской печки не осталось ни кирпичей, ни заслонок чугунных?

Вдруг он услышал утробное ворчание и поднял голову. В двух шагах сидел его пес Шарик, крупная полукровка, которую он держал на цепи у входа. Мать его, породистая лайка, с которой еще дед ходил в тайгу, давно сдохла. Сын пошел в мать размером и расцветкой, светло-серой, без единого пятнышка, но туп был непроходимо. Николай пытался учить его, брал пару раз на охоту — бесполезно. Головой явно пошел в папашу, приблудную дворнягу, все-таки исхитрившуюся обрюхатить красивую умную сучку. Любовь, как известно, зла… Впрочем, тут и не любовь вовсе, инстинкты…

— Жив, значит, бродяга? Иди сюда.

Шарик подошел на полусогнутых, поджав хвост. Как и вся семья, кроме сыновей, хозяина побаивался. Был он без ошейника.

— Сорвался, значит, с цепи. — Николай потрепал пса по загривку, — Молодец.

Тот завилял хвостом и попытался лизнуть руку хозяина.

— Не балуй!

Зуев поднялся на ноги и в последний раз окинул взором пепелище. Здесь он родился, но больше сюда не вернется. Никогда.

Сгоревшее имущество было все-таки жаль. Тряпье, в том числе и детское, мебель, советская еще, холодильник, правда, допотопный, большой телевизор с плоским экраном… Уговорили купить все-таки, разорился на штуку баксов, эх…

Но это все мелочи, деньги-то на счете в банке, а тот государственный, сгореть не должен.

По-настоящему жалко было охотничий нож и ружьишко, тулку, еще от деда-промысловика оставшиеся. Одно грело сердце: гордость свою, помповый дробовик Winchester 1300 Marines он дал на время приятелю за пару ручных гранат Ф-1. Тот мужик не бедный был, но хотел опробовать дробовик в деле, прежде чем брать такой же себе. Не всякому подходит это специфическое оружие.

Николай как чувствовал, ей богу! Никогда ведь никому не давал, а тут захотелось иметь пару гранат. Рыбу глушить, да и так, мало ли для чего в хозяйстве они пригодятся?

Зуев пошел к машине, делать ему на пепелище больше было нечего. Собаку, подхватив на руки, забросил в кузов.

— Сидеть!

В лицее расположился штаб спасателей МЧС. Погорельцев здесь регистрировали и сразу усаживали писать заявление на материальную помощь. Выясняли, есть ли им где жить, и, если нет, включали в отдельный список на временное жилье. Тут уже успел побывать иркутский мэр и пообещать пострадавшим, что до холодов новый поселок на старом месте будет построен.

Из двухсот сгоревших домов застрахованными оказались чуть более двух десятков, но так уж в России принято повсеместно. У нищих денег нет, ну а те, что живут чуть богаче, страховым компаниям попросту не доверяют. Однако все надеются на власть, которая при глобальных пожарах, как в недавнее аномально жаркое лето, отстраивает с иголочки новые поселки как раз для тех, кто не смог или не захотел застраховаться. Словом, современные власти, не хуже советских, продолжают приучать людей к иждивенчеству.

В лицее среди погорельцев Николай Зуев отыскал жену и мать. Оба сына находились в детском саду, расположенном в пяти минутах ходьбы от лицея. От огня, к счастью, он тоже не пострадал.

Мать заблаговременно вынесла из дома два огромных баула с одеждой, документами и ценными вещами. Это Николая порадовало.

Он зарегистрировался, написал заявление на материальную помощь, но от временного жилья отказался. Еще на пепелище он решил, где теперь будут жить он сам и его семья.

Проходя мимо молчаливого дворника, продолжающего мести теперь многолюдный школьный двор, Зуев не испытал никаких эмоций. Скользнув по нему равнодушным взглядом, прошел мимо.

Сняв с кузова собаку, привязал ее веревкой к ручке одного из баулов.

— Будет вас сторожить.

Впрочем, напуганная собака, поджав хвост, озиралась по сторонам и даже не рычала.

Велев матери и жене забрать детей из сада и ждать его возле лицея ровно через два часа, Николай сел за руль самосвала и уехал. Дел было по горло…

По дороге в Иркутск Зуев специально сделал крюк и заехал во второй, еще только строящийся коттеджный поселок, получивший имя «Олха». Он вплотную примыкал к первому и располагался выше по течению извилистой речушки.

Зуев остановил КамАЗ у ворот, вышел из кабины и придирчиво осмотрел обширный участок соток на двадцать, не меньше, огороженный кованой, причудливой формы оградой.

Бригада строителей еще только заканчивала отделочные работы трехэтажного каменного особняка, но садовники уже потрудились на славу. Дом окружали недавно высаженные декоративные и плодовые деревья, перед входом — зеленая постриженная лужайка, с задней стороны у ограды большая остекленная оранжерея. А вот бассейн предусмотрен не был, вышка — тем более.

Николаю сделалось немного обидно, но он решил, что бассейн построит сам при первой возможности, после чего повеселел снова. Тем более вместо бассейна посередине участка был возведен уже действующий большой фонтан, струи которого били на четыре стороны света и одна — вертикально вверх. Зуев залюбовался искрящимися на солнце водными струями.

До микрорайона Университетский, где жил приятель, предварительно позвонив и договорившись о встрече, Зуев Добирался по той самой улице Аргунова, где некурящий Онопко спрашивал сигарету у охранника. Впрочем, о существовании друг друга коллеги-строители более не вспоминали.

На круглосуточных центральных информационных каналах сюжет о страшном пожаре в пригороде Иркутска прошел в шестичасовых новостях по московскому времени. Хотя деревня сгорела меньше чем за час, ушлые телевизионщики успели-таки снять финал пожара, когда огонь, будто по команде, разом угас везде. Местные каналы крутили этот сюжет все утро, так что приятель Зуева о пожаре уже знал.

— Благодари бога, что он был у меня, — сказал он, возвращая дробовик хозяину, — а то лишился бы ты дорогостоящего оружия.

— Как он тебе? — поинтересовался Николай.

— В ближнем бою — лучше и не придумать, а на дальние и средние дистанции — только ворон пугать.

— Я тебя предупреждал о разбросе. — Николай вынул оружие из чехла, осмотрел по-хозяйски.

— Не ожидал, что разброс настолько велик.

— Брать-то такой будешь? — Удовлетворенный осмотром, Зуев убрал дробовик в чехол с лямками и перекинул через плечо.

— Подумаю еще. — Приятель двумя пальцами держал целлофановый пакет, на дне которого лежали две зелененьких «лимонки». — На-ка вот, прими плату за аренду дробовика.

— С ума сошел? — Зуев осторожно взял пакет, достал из него одну из гранат, переменившись в лице, взвесил ее на ладони и проговорил с широкой улыбкой: — Полновесных шестьсот грамм, а из них шестьдесят тротила… Будто в армию вернулся… лучшие годы… Ф-1, осколочная, противопехотная… мы такими рыбу глушили. Карп, карась — кверху пузом. Повар нажарит потом — обжираловка…