Валентин Петрович сунул ее во внутренний карман пиджака, после чего покинул мастерскую.

В фондах научной библиотеки Марина Младич ориентировалась не хуже чем рыба в воде, а потому об официозных «Иркутских губернских ведомостях» даже и не заикалась, а попросила для начала подшивки газеты «Прибавления к Иркутским губернским ведомостям» за 1911–1912 годы. Она могла бы просидеть с этими толстенными подшивками не один день, но интуиция подсказала ей начать просмотр с апреля 1912 года. И (о чудо!) в номере от 6-го числа она довольно скоро обнаружила заметку под названием «Бурятский табор». Вот что она прочла:

«Утром 5 апреля сего года можно было наблюдать прелюбопытнейшее зрелище всего в нескольких верстах от границ губернского центра. Целый бурятский улус Хандабай, расположенный на берегу речки Олха со времен Ивана Похабова, основателя Иркутского острога, вдруг снялся с места, погрузил скарб на лошадей и откочевал на манер цыганского табора на 20 верст выше по течению вышеупомянутой Олхи. Все, что можно было с собой увезти, буряты забрали, но их пятистенные избы, сложенные на манер юрт из добротных лиственничных бревен, остались теперь без хозяев.

Что заставило жителей уйти, бросив веками насиженное место?

На вопросы нашего корреспондента отвечать все они, как один, отказались, и мы можем только строить догадки.

Общеизвестно, что у иркутских бурят, всех поголовно крещенных по православному обряду, влияние шаманов, то есть священнослужителей их исконной религии, до сих пор значительно. Так, может быть, именно шаманы или один из них, пользующийся особым доверием обывателей, объявил место, на котором стоит улус, неблагоприятным и велел жителям покинуть его…»

В заметке было еще несколько предположений, одно нелепее другого, так что причина массового исхода осталась невыясненной, зато дата его Марине Младич была теперь известна — 5 апреля 1912 года.

«Стоп! — сама себя остановила девушка. — Это же по старому стилю! Что, интересно, происходило в мире 18… нет, 17 апреля 1912 года, накануне исхода жителей из улуса?»

Марина набрала дату в поисковике, и одна из ссылок показалась ей любопытной. Называлась она «Гибридное солнечное затмение 17 апреля 1912 года».

С того самого момента, как в здании хандабайского лицея спасатели развернули свой штаб, завуч Нина Павловна Забазнова приняла самое активное участие в организации помощи пострадавшим. Она была одновременно везде: курировала, объясняла, давала указания. Скоро к ней уже отправляли погорельцев, как к официальному лицу, каковым она, конечно же, не являлась. Впрочем, какая разница? Нина Павловна знала, что и как надо делать и, главное, что и как делать ни в коем случае нельзя. Категорически!

Корреспонденты двух местных изданий и одного центрального уже взяли у нее интервью.

Журналисты и операторы каналов НТВ и ТВ «Центр» чуть не подрались, отстаивая право первых съемок.

Возможно, ее с кем-то путали, но Нина Павловна считала, что достойна и не такого внимания. Словом, это была ее минута славы, растянувшаяся на целый день.

Уставшая, она сидела в своем кабинете, отпаивая черным кофе кого-то из высших чинов спасателей, когда увидела за окном Валентина Петровича Вереникина. Среди всеобщей суеты, нервотрепки и неразберихи, покинув мастерскую, о чем завуч знать не могла, он спокойно и сосредоточенно подметал школьный двор.

Нина Павловна невольно улыбнулась.

«Мой молчун», — подумала она с нахлынувшей вдруг нежностью.

16.16. Поселок Олха

Окно третьего этажа распахнулось, и в отверстом проеме появился ствол карабина «Тигр». Потом девушка услышала голос:

— Женька, ты, что ли?

— Я, Коля, я!

— Одна?

Она непроизвольно хихикнула, не удержалась. Возможно, причина тому — нервное перевозбуждение.

— Нас тут девок пять или шесть, и все Женьки Луневы, соседки твои!

В оконном проеме ствол пропал и появилась голова Николая Зуева.

— Все шутишь?

— Было бы лучше, если бы я рыдала?

— Не знаю…

— Коля, ты боишься?

— Нет.

— А почему не встанешь во весь рост?

— Снайперы, — ответил он коротко. — Раз уж пришла, пройди к дверям и жди. Я скоро открою…

Едва Джина вошла в просторный холл, мальчишки бросились к ней с криком:

— Ура, Джина! Тетя Джина пришла!

— Кто тебя прислал? — хмуро поинтересовался Николай, сжимая в руках карабин.

— Я сама.

— Не верю!

— Ты чего, Коль? — встряла жена. — Соседка, что ли, в гости к нам не может прийти? Это ж наша Женька, Женька Лунева! Или не узнал?

Зуев молча отступил в сторону, а женщины, с трудом оторвав от девушки малолеток, забросали ее вопросами:

— Спасли что-нибудь из имущества?

— Все сгорело, дома никого не было…

— Где разместились?

— В поселке, у моего одноклассника.

— У жениха, значит? — Бабка заговорщицки подмигнула. — И правильно, в хороших домах надобно честным людям жить. У нас-то, Женька, погляди, какие теперь хоромы! — Она повела рукой, улыбаясь восторженно.

— Откуда такое богатство? — спросила Джина.

— Дык, Коля купил! — объявила мать, гордясь сыном. — Во он у меня какой! Не пьет! Курить бы еще бросил, а то весь дом табачищем своим прокоптил…

— Ладно вам, сплетницы, — осадил женщин смущенный Николай. — Я наверх пойду.

— Иди, иди, а то, неровен час, опять бандюки нагрянут, — насупилась мать. — Ты уж, Коля, по ногам, пожалуйста, стреляй, не поубивай их, злыдней.

— Сам разберусь, мать, не в свое дело не лезь. Чаем лучше Женьку напои…

— И то… Пойдем, Жень, в кухню!

Уже поднимаясь по лестнице, Николай повернулся и сказал Джине:

— Соберешься уходить, скажи. Я дверь за тобой запру. А до этого поднимись ко мне, разговор есть.

— Хорошо, — кивнула девушка. Это входило и в ее планы.

— На какие деньги Коля купил особняк? — спросила Джина уже на кухне, где женщины остались одни.

— Работал как проклятый — раз, в лотерею выиграл — два, кредит взял в банке — три! И готово! — объявила мать.

Джина давно поняла, что никакие они тут не заложники. Николай запарил им мозги, и женщины искренне верят, что находятся в своем доме, а те, кто хочет выжить их отсюда, — отмороженные бандиты.

— Вы хоть представляете, сколько такой дом может стоить?

— Миллионов пять, наверно… — робко предположила жена Николая.

— Рублей? — уточнила Джина.

— Рублей…

Джина усмехнулась.

Поднявшись на третий этаж, Николай осторожно высунул голову в окно, осмотрелся.

Ему было ясно, что Женьку Луневу отправили для переговоров с ним. Но он не мог ее не впустить. Для него она была почти как младшая любимая сестра, как член семьи.

Он усмехнулся. Без всяких «почти» Женька его любимая сестра, а значит, он будет защищать и ее. Баста!

На втором этаже недостроенного коттеджа через пару улиц в пустом проеме что-то блеснуло на солнце. Николай посмотрел в окуляр оптического прицела. Ну конечно, бинокль! Идеальное место для наблюдения за ним.

— Ну, держитесь, говнюки…

Николай вскинул карабин и прицелился.

Майор объявил своим бойцам готовность № 1. Если психопат убьет девчонку — штурм, и будь что будет…

Майор нервно ходил из угла в угол, теребя в руках сотовый телефон в ожидании звонка Джины. Капитан, присев у окна, смотрел в бинокль.

— Он ее впустил…

— Слава богу… — Майор перекрестился и снова — из угла в угол. — Что там? — спросил он спустя пару минут.

— Ничего.

Юрий Беликов пытался сохранять спокойствие. Пока получалось. Но состояние его теперь было хуже, чем когда он сам стоял, словно голый, под дулом карабина террориста.

— Зуев вернулся на третий этаж, — сказал капитан еще через пару минут.