Мужчина смолк. Взгляд его, устремленный прямо перед собой, был бессмысленным и пустым.

Гомбо вышел на воздух. Луна отсутствовала. На черную тайгу падали крупные хлопья снега.

Сколько же лет должно быть этому человеку — три, пять тысяч?

Ему вспомнился Каин с отвергнутыми Господом дарами, Вечный жид… Чушь. Просто еще один ненормальный, коими кишит Срединный мир…

Степан Юрьевич прервал чтение, посмотрел в окно и увидел дорожный знак с перечеркнутой надписью: «Еланцы». До Иркутска еще ехать и ехать…

— Правильно мы остановили шамана, — заметил Юрий Беликов. — Сплошная беллетристика.

— Да уж, на стенограмму допроса не похоже, — усмехнулся Есько.

— Ну скажите, откуда он может знать, что снилось Гомбо Хандагурову без малого сто лет назад?

— Понятия не имею, — ответил «аномальщик», — но все возможно, коли ты умеешь осмысленно ориентироваться в Бардо Сна, когда мы вспоминаем себя настоящего, даже и то, что не снилось нашим мудрецам…

Не обратив внимания на незнакомое слово, Беликов зевнул, потом потянулся, не убирая, впрочем, рук с руля.

— Ладно, читайте дальше, Степан Юрьевич. Все равно делать больше нечего, да и глаза у меня слипаются. Буду слушать, может, хоть не засну по дороге…

95 лет назад. Остров Ольхон

Холод погнал Гомбо обратно в юрту. К его удивлению, мужчины там не оказалось, зато у очага спиной к нему стояла на коленях женщина, подкладывая в очаг березовые поленья. Одета она была в синий бурятский халат, черные густые волосы распущены.

Гомбо остановился на пороге. Жена Дарима?

Опершись разведенными в стороны руками об пол и выгнув спину, женщина склонилась и стала дуть на угли в очаге. В ее движениях появилась кошачья грация, которой Гомбо у жены раньше не замечал. Или все-таки не Дарима?

Неожиданно для него самого возникло желание. Он шагнул вперед, и одновременно с этим огонь вспыхнул и искры полетели к отверстию в крыше юрты. Распущенные волосы женщины должны были бы загореться, но этого не случилось, пламя лишь прикоснулось к ним, не причинив вреда.

Женщина вдруг рассмеялась, встала на ноги и повернулась к вошедшему мужчине. Гомбо узнал ее. Конечно же, она Дарима, его жена. И черты лица, и телосложение точь-в-точь как у нее, даже крошечный, еле заметный шрам на верхней губе Гомбо рассмотрел. Дарима упала в пятилетнем возрасте, шрам остался на всю жизнь…

И в то же время Гомбо был уверен: перед ним другая женщина. А уж когда она заговорила… Нет, тембр голоса был тот же, а вот интонация иной, но главное, что она сказала!

— Здравствуй, Гомбо. Почему ты стоишь на пороге? Проходи, любимый!

Он, однако, попятился. Женщина (он даже мысленно не называл ее женой) обратилась к нему по имени, которое здесь, на Ольхоне, не знал никто. Ведь он назвался Табхаром Зарбаевым! Неужели раскрыт? Его соплеменники не пожелают жить рядом с человеком, над которым нависло проклятие могущественного шамана, а значит, близится новое изгнание…

Стоп! Какое изгнание? Он оказался в заговоренном месте, из которого невозможно уйти, да и прийти сюда невозможно! Тогда как появилась в юрте эта женщина?

— Кто ты? — спросил Гомбо.

— Твоя жена.

— Ты не Дарима! — воскликнул Гомбо. — Ты лжешь!

— Я не Дарима, но я не лгу, Гомбо. Я твоя жена до конца времен.

— Откуда ты знаешь мое имя?!

— Откуда? — Женщина усмехнулась. — Я знаю его с тех самых пор, когда ты пребывал еще в материнской утробе. Это я нашептала его твоим родителям. «Гомбо» означает «хранитель веры», в этом твое предназначение.

Гомбо сделалось страшно, потому что он понял, кто эта женщина. За последние годы он твердо решил вытравить из памяти то, что он был боо. Теперь он хотел одного — спокойного мирного существования, хватит с него шаманских штучек! Они разбудили в молодом человеке самые низменные инстинкты и не принесли в итоге ни радости, ни счастья, сплошные беды и разочарования. Хватит!

— Зачем я тебе? — спросил Гомбо. Несмотря на то что он догадался о ее эфемерной природе, желание не пропало, и женщина этого не заметить не могла, будь она живой или мертвой.

— Я сделаю твою жизнь счастливой, насколько это возможно, — ответила она, отбрасывая в сторону пояс халата. Скоро она его и вовсе сбросила, и под ним не оказалось другой одежды. — Подойди ко мне.

— Лучше помоги мне выбраться из этой ловушки, — попросил Гомбо, с фудом сохраняя самообладание.

— Зачем? — удивилась женщина. — Ты пребываешь не в ловушке, а в раю, в маленьком бурятском Эдеме, созданном тэнфи-небожителями великого Востока для одного тебя!

— Значит, ты посланница черных тэнгри, ненавидящих человеческий род! — догадался наконец Гомбо.

— А разве белых с западной стороны Небес ты баловал, любимый? Нет, боо, ты приносил кровавые жертвы одним лишь черным небожителям да еще Эрлен-хану! — Женщина-бесовка снова рассмеялась. Рассмеялась и шагнула навстречу. — Иди же ко мне, Гомбо!

Он не пошел и не стал более ничего говорить боохол-дою, принявшему облик его жены, а просто развернулся и вышел вон, слыша вслед:

— Тебе никуда от меня не деться, проклятый, ты вернешься…

Он понимал, что, возможно, так и случится, но раньше он попробует еще раз найти дорогу домой к настоящей жене, к дочке Урхан, к баранам, лошадям и дымку над юртой, короче, к той размеренной жизни, которую вел и кроме которой не желал ничего.

Спустя четверть часа, поблуждав по припорошенной первым снегом тайге, Гомбо вернулся туда, откуда ушел, а когда вошел в белую юрту, женщины-боохолдоя не обнаружил, зато на лежанке неподалеку от очага спиной к нему спал мужчина. Гомбо обошел спящего и, заглянув в лицо, понял, что на медвежьей шкуре лежит он сам…

— Ну, это совсем уже фантастика, причем ненаучная, — заметил Юрий Беликов. — Нашему шаману снится сон, как Гомбо видит во сне, что он спит!

— Обратите внимание, сон замкнулся, — сказал Есько.

— Нет, он замкнется, если и нам с вами приснится подобная белиберда.

— В мире, кстати, существует множество техник управления сном.

— В юности я почитывал Карлоса Кастанеду, — словно в чем-то постыдном, признался следователь. — Я понимаю, что вы имеете в виду.

— И как вам Карлос? — проявил живой интерес «аномальщик».

— Хороший фантаст. Я читал с интересом, пока книге в пятой, точно не помню, он все не объяснил.

— И что?

— Дальше читать не стал, сделалось досадно и скучно. Я ожидал чего-то большего или просто другого, не знаю.

— Вероятно, вам ближе христианская модель мира, и подсознательно от дона Хуана, индейца яки, вы ожидали ее подтверждения, хотя бы косвенного.

— Чушь! — огрызнулся Беликов. — Я материалист и верю лишь в то, что вижу, слышу и осязаю. Загробного мира в любой форме нет, а все живое, умирая, просто перестает существовать!

— Вы отважный человек, Юрий. Должно быть, страшно жить с подобным мировоззрением. Страшно и бессмысленно.

Легкая усмешка отставного подполковника не осталась незамеченной.

— Не надо философии, Степан Юрьевич, — сказал следователь, — читайте дальше.

— Как скажете. — Есько перевернул страницу.

Тем временем солнце уже село, сгущались сумерки, не предвещавшие потомкам усть-ордынской Сороки и Гомбо ничего хорошего…

Все четверо эстонских Хандагуровых рейсом из Таллина прилетели в Домодедово-2, в Иркутск же улетали из Домодедово-1. Разница между терминалами резала глаза. Если первый, точнее, второй выглядел вполне по-европейски, другой напоминал аэровокзал какого-то заштатного городка, но уж точно не столицы претендующей на лидерство мировой державы.

Впрочем, времени разглядывать да сравнивать у Хандагуровых попросту не было. Они уже стояли в очереди на регистрацию иркутского рейса. Все было обыкновенно, если не считать некоторых мелочей. Дмитрий Хандагуров обратил внимание, что московские собаки (мимо как раз прошла старушка с серенькой собачонкой на поводке), так вот они — счастливые обладатели свиных рыл и вообще больше похожи на поросят.