Я поворачиваюсь в кольце его рук. Сердце тревожно стучит не из-за услышанного… Об этом я подумаю позже. А скорее из-за этого контакта с ним. Я действительно растерялась. Слёзы пеленой застилают всё перед глазами, Сурдо почти расплылся, но его большие пальцы касаются глаз, аккуратно смахивая мою солёную обиду. Он смотрит на мои губы, так же как и я на его. Мы оба хотим одного и того же. Но что-то его сдерживает, ну а я просто не могу через себя перешагнуть.

Трусливая…

Зачем мне вообще всё это, спрашивается? Да вот только поздно уже кричать, что я не такая, и отстаивать свою честь, прямым текстом о том, что такие отношения между ректором и студенткой невозможны. Неправильны. Не думаю, что так бы он повёл себя с каждой. И не хочу думать, потому что я – не каждая. Я неповторимая, возможно, временами вредная и вспыльчивая, но единственная ведьма-заклинательница с короной на голове, жаждущая получить золотые погоны и доказать мужской половине, что ведьма может всё! Вот только откуда ему это знать? А загвоздка в том, что сейчас я хочу быть просто девушкой, которую желает такой мужчина, даже если он демон. Хорошо, что немного, но всё же сомневаюсь в собственном выводе. Хочется верить, что он кто угодно, но только не враг.

– В случившемся только моя вина. Я перегнул палку в магазине… Прости, что позволил себе лишнего, я не хотел тебя обидеть, – он взял меня за подбородок и взглянул в мои глаза, так тревожно и с грустью. Я это чувствовала. Сила снова вернулась.

– Я действительно вас прокляла тогда, но я не знала, что это были вы. Вы правы, я не умею держать язык за зубами. Такая я, отмороженная ведьма на всю голову, – в ответ он улыбнулся и тихонько погладил меня по голове, растрепав белокурые волосы.

– Я рад, что ты сейчас здесь, со мной. И что никакой Бог тебя не забрал у меня из-под носа, – он обнимает меня, прижимает к себе теснее. Я от поцелуя так бы не растерялась, как от этого. Не знаю, стоит ли мне его обнять в ответ? Но чувствую его губы на своей макушке. Они так надолго там задержались, что я неожиданно для самой себя обняла его талию одной рукой. Сурдо спокойно выдохнул и разомкнул общую минутную слабость, обошёл меня и устремился к полке. Я проследила, как он достал пачку сигарет, вынул сигарету, зажёг её всего лишь одним касанием и закурил, выдыхая глядя на рыбок.

– Значит, вы курите.

– Курю. Не могу никак бросить. Всё зарекаюсь, но стимула нет.

– Мой отец когда-то курил. Мама сказала, когда она узнала, что беременна мною, отец сразу же избавился от этой пагубной привычки.

– Что ж, – взглянув на сигарету, он затушил её одним касанием и выкинул в раковину, а начатая пачка полетела в мусорное ведро. – По всей видимости, мне надо срочно заводить детей. Как ты считаешь?

Мои брови подскочили в удивлении, и сердце волнительно забилось, будто это был намёк в «мой огород».

– Вам решать, – он довольно долго, как мне показалось, смотрел мне в глаза, что по телу успел пробежаться приятный холодок. Я, и беременна от Сурдо... Недавно я об этом думала. Подумать дважды всё равно, что согласиться.

Молча развернувшись, я быстрым шагом пошла в комнату. Сурдо шел за мной. Надеюсь, мы не идём избавляться от его привычки покурить тем способом, о котором я прямо намекнула?

За спиной погас свет в коридоре, окончательно проваливая в темноту и без того тёмную комнату. На ощупь забралась в кровать, оставаясь прямо на краю. Правом! Сурдо лёг напротив. Опять в своей манере действовать неожиданно, схватил за талию и подтащил к себе.

– Чтобы не упала, – шепнул тихо, неторопливо убрав руку с талии. Стало чуточку печально. Мне бы хотелось подольше таких объятий.

– Мой отец не бил меня, – сказала шёпотом, но Сурдо смолчал. – Он ставил меня в чёрный ритуальный круг.

– За что? – я повернулась к нему, потому что говорить затылком не хотелось. Прикоснувшись своей коленкой его, мы оба зашевелились в кровати, шурша чрезмерно шумным одеялом. Оно будто привлекло всё внимание на себя и мне стало чуточку проще. Удивительно… Всё происходящее не могу считать за задание. Не могу вклиниться в роль шпионки в академии. Рядом с ним не могу быть той, кем всегда была. А самое ужасное, я поняла – то, кем я была всю жизнь – это притворная маска с миллионными слоями, которую Сурдо потихоньку снимает слой за слоем, обнажая мою душу.

– За будущие ошибки, которые я так и не совершила.

Да…Отец наказывал свою нерадивую дочь. Он не бил меня и не ставил в угол. Не лишал меня детских шалостей, но до того, как я поступила в военную школу, он заставлял меня сдерживать и контролировать природную силу ведьмы. Он ставил меня в чёрный круг. Круг, куда заходишь, и всё теряется. Становится бесконечно чёрным. А силы иссякают, делая тебя слабым и уязвимым.

А ты должен с этим бороться. Долго… Бесконечно...

Как и вне природная магия, чёрный ритуальный круг запрещён. Он двояко влияет на силу, но может изменить тебя изнутри. Отец подозревал, что дар родового заклинателя в моей крови и, видимо, считал, что эту дурь можно выбить, ставя шестилетнего ребёнка под угрозу, в тёмное полое пространство, лишённое какой-либо частички света, переполненное магией не слабее скверны. И всё это было подобно самой страшной сказке на свете. В этой темноте оживали все самые ужасные страхи. Два года мучений вылились в то, что в темноте я видела только себя, потому что больше всего на свете я боялась свою силу, которую вынуждена по сей день ото всех скрывать и контролировать, чтобы никому не навредить, даже просто с кем-то соприкоснувшись. Какова вероятность того, что моя энергия кого-то примет? Мне кажется, она ничтожно мала. Я до сих пор сомневаюсь в себе. А это значит, что с завтрашнего дня мне желательно держаться подальше от Сурдо. Ведь те эмоции, которые он вызывает, лишают меня равновесия.

Позавтракав, мы начали сборы в академию. Было почти половина шестого утра. Сурдо вёл себя отстранено. Ничего особого не спрашивал, не шутил, по виду был уставшим. А главное – не пытался обнять. Сегодня он выглядел иначе… Накрахмаленная белая рубашка, и чёрный костюм тройка. Пригладив волосы по бокам, надел часы. Выглядел очень элегантно. А я в обычных джинсах и кофте, хорошо, что отстиранной от блевотины.

– Готова? – спросил, укладывая в верхний карман пиджака синий платок.

– А как же галстук?

– Чёрт, – выругался злостно и нервно открыл шкаф. Я молча наблюдала, пока он пытался его завязать. Но чем дольше это длилось, тем больше Сурдо становился красным как рак.

– Позвольте, – я подошла и взяла галстук. Свернув его, положила обратно в полку. Рэн вопросительно взглянул на меня, но не сердито. Ждал моих дальнейших действий. – Для начала выдохните, и вам сразу станет легче, а то я чувствую, как вы злитесь. Злой менталист с ведьмой в квартире это – катастрофа.

Я ощутила, как он расслабляется, глядя на меня. Лицо меняется, появляется улыбка. А я-то думала, менталисты мастерски держат себя в руках, оказывается – нет. Психопат дремлет в каждом! Улыбаюсь своему выводу, стараюсь не засмеяться, Сурдо радостно лыбится в ответ. Ну и хорошо, ментально так легче. Я смотрю в полку с галстуками и достаю тёмно-алый. Он бы прекрасно подошёл к цвету его лица, но оно уже сменилось. В любом случае алый оттенок лучше. Просто потому что я люблю этот цвет. Почему бы и нет? Пусть хоть на ком-то он будет сегодня.

Сурдо склонился ко мне, поравнявшись с моим лицом, и я набросила галстук на ворот рубашки. Интересно, он специально это сделал, чтобы меня смутить? Ночью бы я его задушила этим самым галстуком за то, что меня довёл. Но сегодня я обещала себе быть доброй. Ещё один труп мне не нужен. Такой уж точно не спрятать…

– Вот и всё, – затянув галстук, отошла на шаг, чтобы насладиться прекрасным видом. Ректор развернулся, взглянул в зеркало, а я увидела одну несостыковку. – Повернитесь, пожалуйста, – попросила вежливо и достала из его верхнего кармана синий платок, уголок которого выглядывал на обозрение. Взяв в тон к галстуку последнюю деталь, я сложила его и аккуратно просунула в кармашек. – Теперь всё.