– Но я не…

Человек тряхнул головой, как бы отметая возражения, и повернулся лицом к фасаду. Затем, вытянув из ячейки в инструментальном поясе короткое стальное зубило, он указал им на стену:

– Видишь этот слой? Его надо полностью снять перед тем, как заново делать облицовку. Весь этот участок придется срубать до самой кладки. Понял? Вот, смотри…

В течение нескольких минут он демонстрировал Алану, как управляться с молотком и зубилом. Юрист молча смотрел и слушал. А что он мог сказать? И вообще, что делал здесь этот тип посреди ночи? Разве у них бывают ночные смены? Алан имел множество вопросов, но не рискнул их задать, будучи нарушителем, которого, судя по всему, ошибочно приняли за одного из своих. Оставалось только ждать, когда работяга выговорится и уйдет, после чего можно будет тихонько спуститься на улицу и уйти восвояси.

– А теперь попробуй сам.

Человек протянул ему инструменты. Алан нерешительно взял их, приставил зубило к стене и ударил по нему молотком.

– Сильнее! Этой штукатурке невесть сколько лет. Ты не отколешь ее таким нежным тюканьем.

Алан нанес новый удар, гораздо сильнее предыдущего. От фасада отломился маленький кусок.

– Еще сильнее. Это стена, а не женщина, нечего ее ласкать. Врежь ей!

Невольно улыбнувшись этому сравнению, он ударил по зубилу изо всех сил, и на сей раз отколол изрядный пласт.

– Вот это другое дело, продолжай в том же духе. Я попозже приду и проверю.

Работяга вытер руки о свой комбинезон, подошел к краю помоста, схватился за стойку и начал прямо по ней съезжать вниз. Многочисленные инструменты на его поясе побрякивали в процессе спуска.

Алан решил немного выждать, прежде чем уйти. А чтобы занять себя в эти минуты, снова взялся за молоток и зубило.

Четверть часа пролетело незаметно. Он получал удовольствие от работы, хотя и несколько тревожился из-за производимого шума, но потом решил, что с такой высоты шум вряд ли достигает земли. Он не имел привычки к физическому труду, однако быстро втянулся и чувствовал себя прекрасно. Сбивая кусок за куском старую облицовку, он подумал, что неплохо бы найти себе хобби, связанное с ручной работой. Может, изготовление мебели или даже ваяние. Инструменты в его руках были увесисты и добротны. Приятно для разнообразия поработать руками, давая отдых мозгам.

Размышляя в таком духе, он нанес очередной удар и отколол от стены очередной кусок, который, однако, не упал на помост, как другие. Вместо этого белый обломок размером с перочинный нож просто повис в воздухе между ним и фасадом. И похоже, не собирался падать. Руки Алана вместе с зажатыми в них инструментами медленно опустились, пока он, не веря своим глазам, взирал на частицу здания, плавающую в воздухе на уровне его груди.

– Возьми его. Отломи кусочек и съешь, – прозвучал голос за его спиной.

Развернувшись, Алан увидел крупную женщину средних лет, в темных очках и рабочей одежде. Он не слышал, как она приблизилась. Вопросительным жестом он указал на обломок; она кивнула. Он потянулся и взял его из воздуха. Затем, как было сказано, отломил маленький кусочек, нерешительно положил его на язык, закрыл рот. И начал жевать.

Жена больше его не видела. После перенесенных страхов, тревог, приступов гнева и нервной прострации ее сердце и разум оказались на грани срыва.

В конечном счете ее спас добрый человек – профессор-гебраист из местного университета – с его ненавязчивыми, но целеустремленными ухаживаниями. Их отношения окрепли после того, как однажды вечером она долго изливала ему душу, а он мудро хранил молчание, не прерывая ее рассказа. Евреев не удивишь таинственными вещами; нередко тайна является их «третьим родителем». Они знают, что говорить об этом бесполезно; и когда тайна обрушивается на человека, ближним остается лишь кивать и выражать ему сочувствие. Этому их научила сама история, показав, что жизнь – как и способ ухода из жизни – зачастую не имеет никакого смысла. Хорошо это зная, профессор без лишних слов протянул ей листок бумаги, положивший начало ее исцелению. На листке было написано: «Вы не обязаны изменить мир, но вы также не вправе отказаться от попыток это сделать». Она прочла и даже не успела спросить, чьи это слова, как разразилась рыданиями. Однако впервые со дня исчезновения мужа слезы были очищающими, а не скорбными, и хотя выздоровление растянулось на долгое время, началось оно в тот самый момент.

Разжевав и проглотив кусочек здания, Алан Харрис преобразился. Далеко не всем так повезло. В последующие месяцы он повидал многих людей, приходящих работать на строительные леса, но вскоре без объяснения причин отсылаемых в их прежнюю жизнь.

Когда он спросил об этом, ему сказали, что всем новичкам дают два испытательных дня. Если за это время они не приобщатся, найдя и проглотив свою частицу здания, их отправляют обратно, а все события прошедших сорока восьми часов стираются из их памяти. Вернувшись к своим родным и близким, они не смогут вспомнить, где были и что делали все это время. Хорошо хоть сумели найти дорогу домой. Их встретят счастливыми объятиями и поцелуями, и они возвратятся на круги своя, радуясь, что выжили и уцелели в период загадочного беспамятства. Эти отвергнутые кандидаты будут и впредь с удовольствием созерцать реставрируемые строения, но их интерес останется поверхностным – как у зевак, остановившихся поглазеть на стройку, чтобы просто убить время.

С той самой ночи Алан никогда не уставал и никогда не испытывал голода. Вместе с другими членами группы он работал круглосуточно, пока реставрация не была завершена, после чего руководство перевело их на новый объект в противоположном конце города, где только что были смонтированы строительные леса.

Их всегда перемешивали с людьми из обычных реставрационных бригад, работавших по официальным договорам. И никто не задавал им вопросов. Когда ты видишь на стройплощадке людей в таких же комбинезонах и касках, с такими же инструментами, как у тебя, выполняющих ту же самую работу, ты не спрашиваешь, почему они здесь находятся. Раз находятся, значит имеют на это право.

В чем же заключалась истинная цель Алана и людей из его группы? В первые дни он часто задавал этот вопрос коллегам, получая самые разные ответы. Все они постоянно об этом спорили. Кто-то предположил, что они ищут нечто ценное, скрытое в одном из ветхих фасадов, которые они помогали реставрировать. Получалось что-то вроде археологических раскопок. Только боссам известно, что это за вещь, а когда она будет найдена, их всех об этом оповестят. До сих пор поиски были безрезультатными, вот почему их продолжают перебрасывать с объекта на объект.

Другой рабочий, долговязый азербайджанец со скошенным подбородком и фанатичным блеском в карих глазах (в прошлом владелец крупной швейной мастерской), клятвенно уверял, что они восстанавливают Град Божий, как было давным-давно предсказано святым Августином. Он спросил Алана голосом, обвиняющим и язвительным одновременно, читал ли тот книгу «О Граде Божьем». Юрист смущенно признался, что не читал.

– Так найди экземпляр и прочти обязательно! Тогда ты сразу поймешь, о чем я говорю. Мы здесь потому, что нас избрали для выполнения Божьей миссии на земле.

Некоторые рабочие смеялись, слушая его речи, другие снисходительно улыбались. Ибо у каждого из них имелась своя теория, объясняющая, почему они здесь и в чем заключается цель их работы. Все они единодушно сходились только в одном: оказаться здесь было огромной удачей. Никто из них в прежней жизни не делал ничего, приносящего такую радость и такое чувство удовлетворения.

Периодически то один, то другой из группы исчезал без следа, но они не очень беспокоились по этому поводу. Рано или поздно кто-нибудь спрашивал: «А где Лола? Что-то я давненько ее не видел». Его коллеги оглядывались по сторонам и пожимали плечами. Где бы сейчас ни была Лола (или Рон, или Крис, или Дороти), их это не касалось. А через пару дней появлялся новичок, заменяя исчезнувшего рабочего.