– Значит ли это, что я – то есть ОН – умер?

– Нет, конечно же! Не будь таким эгоистом. Он только что прикурил новую сигарету от твоего чинарика.

Похоже, эта фраза особенно нравилась семнадцатилетнему и кое-кому из прочих, судя по взрыву идиотского хохота.

Все еще отказываясь верить, он посмотрел на недавнего себя – единственного в этой компании, кто проявил к нему сочувствие. Но тот ограничился кивком, подтверждающим слова юнца.

Он оглядел толпу – повсюду был он сам в разные периоды жизни. Значит, все так и есть. Иных объяснений просто не существовало.

– А что случится со мной, то есть с НИМ?

– Нам-то откуда знать? – сердито откликнулся кто-то, плохо различимый в темноте. – Все, что мы можем, – это сидеть и ждать, когда наша компания пополнится очередным отбросом вроде тебя. Балдежно, да?

«Балдежно»? Господи, он уже и не помнил, когда в последний раз слышал это дурацкое словечко. Может, в семидесятых? «Балдежный прикид», «обалденные сиськи», «нехило прибалдели субботним вечерком»…

Караул, спасите!

Так началась первая ночь по эту сторону его жизни, но в конечном счете все оказалось не так уж плохо. Мальчишка-бойскаут – то есть он сам в бойскаутскую пору – развел костер. Другой (в пижаме) притащил коробку с хот-догами и пончиками. Семнадцатилетний не выпускал из рук любимый нож с выкидным лезвием, вскрывая банки и кромсая все подряд. Многие из них расселись вокруг костра, угощаясь и болтая о том о сем. Некоторые легли спать, в первую голову самые младшие. Кто-то попытался подбить остальных на исполнение хором старых шлягеров, но кто-то другой сказал ему заткнуться – далеко не все тут знали эти песни.

Во многом это напоминало встречу однокашников – самую необычную и грандиозную из всех подобного рода встреч. У новенького, конечно же, имелся миллион вопросов, поскольку он так много всего успел позабыть. А у них имелся ответ на каждый из его вопросов. И он как будто заново находил маленькие сокровища, казалось уже безвозвратно утерянные в житейской суете.

После нескольких часов такого общения у него наметились свои симпатии и антипатии среди присутствующих, что вполне естественно. Кто из нас любит себя самого во всякое время и во всяком виде? Он всегда боялся смерти, но если финал его жизненного пути оказался таковым, это было еще терпимо. Пикник на природе и воспоминания в разновозрастной компании…

Впрочем, нет! Это было ужасно, чудовищно! Это напоминало ожидание Годо, только вместо Годо (или вместо бога) он мог дождаться лишь появления очередной версии самого себя – и сколько еще таких ему предстояло увидеть?

А когда первые лучи солнца пробились сквозь кроны леса – и ни минутой ранее, – новичка угостили последним сюрпризом. Ему приказали садиться в машину. К тому времени он был настолько измотан и опустошен, что безропотно выполнил бы любое распоряжение.

Обратно в город его везли уже другие. Семнадцатилетний исчез в лесу несколькими часами ранее, а второй похититель баюкал на коленях самого себя в младенческом возрасте.

В молчании они проезжали по знакомым улицам. Он сидел на переднем пассажирском сиденье, тупо глядя на то, что еще вчера было его повседневной жизнью. Они миновали его дом, место его работы, лужайки, где он перекидывался с приятелями бейсбольным мячом, церковь, где он венчался.

Никто не произнес ни слова до того момента, когда машина затормозила перед домом, в котором, как ему было известно, теперь обитала его жена вместе с мистером Козлиная Бородка.

– Нет, я не хочу…

– Ш-ш-ш! Сиди и смотри, – прошипел водитель, и они снова погрузились в молчание.

Через несколько минут к дому подкатила синяя «тойота-королла», из которой выбрался козлобородый. Сразу стало ясно, что он сильно пьян, а блудливая улыбочка на его физиономии говорила о том, что этой ночью он гульнул по полной. Быть может, с Корой из того бара? Хотя какое это имело значение? Нетвердой походкой он двинулся в сторону крыльца.

После всех потрясений этой ночи новичок еще нашел в себе силы рассвирепеть.

– Гад! – яростно выдохнул он.

И тут случилась удивительная вещь: татуированный мерзавец вдруг остановился и провел рукой по своему затылку, словно почувствовав близость чего-то загадочного и очень неприятного. Он стоял к ним спиной, но потом медленно развернулся.

Увидев лицо мистера Мерзости, новичок замер с разинутым ртом. Ибо это было его собственное лицо – козлобородый оказался еще одной ипостасью все того же человека! Разница была лишь в бороде, татуировке и прикиде. На каком-то из поворотов судьбы он сильно изменился: связался не с теми людьми или попросту деградировал, а скорее всего, и то и другое. Как это могло случиться? Он и помыслить не мог, что когда-нибудь докатится до такого состояния. Однако живое свидетельство находилось всего в дюжине шагов от него, с рукой на затылке и мучительным сомнением в пьяных глазах.

Одновременно обманутый муж понял, что жена его не обманывала и не покидала. Просто сейчас она любила его в образе мистера Мерзости. Да она что, спятила? Все в облике этого типа ассоциировалось с непристойными шуточками, стоптанными ковбойскими сапогами, дешевым пивом и глючащим телепультом. Хуже того, по всем признакам, он этой ночью изменил единственной женщине, которую когда-либо любил. И как часто он это проделывал? Как он смел так с ней поступать?

Скрипнув зубами, новичок начал выбираться из машины, но водитель схватил его за руку и втянул обратно.

– Ты не можешь вмешаться. Так нельзя. Мы привезли тебя сюда только для того, чтобы ты увидел все своими глазами и понял, что жена тебя не бросала. Точнее, тебя нынешнего она бросила, но…

– Почему я не понял этого раньше, когда видел его в баре? Почему я не опознал его тогда?

– Ты не мог его опознать до встречи с нами, когда у тебя открылись глаза.

Он был взбешен, убит горем, но одновременно испытал и некоторое облегчение. Во всяком случае, жена от него не ушла, и в другой дом они переехали вместе.

Он разглядывал везучего забулдыгу на улице и ненавидел его так сильно, как никого другого в своей жизни. Притом отлично сознавая, что ненавидит в нем самого себя.

Но затем его осенила благодатная мысль, и лицо засияло под стать утреннему солнцу за окнами машины. Повернувшись к водителю, он спросил, указывая на козлобородого, который меж тем возобновил движение к дому:

– Рано или поздно он также выйдет в тираж, да?

Водитель понимающе улыбнулся – той самой улыбкой, которая была характерна для него на всех этапах жизни.

– Разумеется. И ты, если будет желание, сможешь лично взять этого гада в оборот, когда придет его срок.

– Урыть гада! – внезапно гаркнул их спутник с заднего сиденья, подняв сжатый кулак на манер салюта «Черных пантер» шестидесятых.

Двое сидевших впереди почувствовали себя неуютно, отвернулись друг от друга и стали смотреть в никуда.

Взгляните на эту шляпу. Дряннее не придумаешь, верно? Лично вы не надели бы такую под страхом смерти, не так ли? Хотя зря я так выразился, учитывая мое нынешнее положение…

Я наткнулся на нее в дешевой лавчонке на 14-й улице. В одном из тех заведений, что шеренгами стоят вдоль тротуаров, как перезрелые шлюхи на панели, торгуя всяким хламьем – майками с надписью «Да, я Элвис», игрушечными роботами, двадцатидолларовыми магнитофонами и так далее.

Но я был в подходящем настроении, понимаете? Выдался погожий денек – в самый раз для прогулки. Все утро мы с Мэри провели в постели, и не впустую провели, можете мне поверить. А теперь мы шагали по 14-й улице, глядя на афиши и прикидывая, какой фильм посмотреть. И тут я вижу эту уродскую шляпу на лотке перед магазинчиком «Все за два доллара». Беру ее двумя пальцами, как будто она завшивела или пропиталась радиацией.

Надеваю шляпу и обращаюсь к Мэри, которой чувства юмора не занимать:

– Как по-твоему, мне идет?

Она прохаживается туда-сюда, рука на бедре, разглядывая меня так, будто я музейная Мона Лиза, и потом говорит: