Хотя надежда теплилась до самого последнего момента, он не забывал о подготовке к следующему этапу. Выяснив, где хотелось бы жить его возлюбленной, он находил и освобождал от жильцов лучшую квартиру или лучший особняк на соответствующей улице. Иногда процедура сводилась к простой передаче владельцу крупной суммы денег. Но чаще владельцы упрямились, будучи по натуре своей людьми тяжелыми на подъем, и тогда он насылал на этот дом смерть или еще какое-нибудь ужасное несчастье, после чего жильцы стремились убраться оттуда как можно быстрее и как можно дальше.

Очистив жилое пространство, он заказывал ремонтной фирме полную переделку помещений сверху донизу. К тому времени он уже четко знал, каким видит дом своей мечты его подруга, и держал это в уме, давая указания ремонтникам. Одна женщина предпочитала отделку с холодным металлическим блеском, другой был по душе традиционный валлийский дом с соломенной крышей. Высокая дама с прогрессирующей глухотой мечтала об огромных, от пола до потолка, окнах с видом на бескрайние пески Намибийской пустыни. Исполнение этих желаний было наименьшим, что он мог для них сделать после всего, что они подарили ему, – дом мечты в обмен на большую любовь и неоправданный оптимизм. Иногда он сообщал им о новом доме еще до завершения работ. А иногда даже позволял мельком взглянуть на будущее жилище, если им уж очень этого хотелось.

Пусть ему не дано было узнать в полной мере, каково это – быть человеком, но он хотя бы мог проявлять вполне человеческую доброту, даря каждой из этих милых женщин то, чего ей так хотелось. Когда все было подготовлено, он произносил нужное заклинание, и женщина вмиг обнаруживала себя живущей в доме своей мечты. При этом у нее сохранялись лишь туманные воспоминания о нем и об их любви, словно с той поры прошло уже много месяцев.

Он взял куклу и надел ее на пальцы. Заметил стакан с водой на столике, взял его кукольными ручонками, поднес ко рту и сделал глоток. Поверхность воды колыхалась, когда он возвращал стакан на место.

– Вода волнуется, – промолвил он с ухмылкой.

– Вода не может волноваться, – возразила кукла его же голосом.

И он вспомнил! Он вспомнил, что сказала бывшая подружка в их первую ночь любви. После секса она попросила пить. Он отправился в ванную, налил стакан воды из-под крана и принес ей. Вода в протянутом стакане слегка колыхалась, и оба это заметили.

– Вода волнуется, – пошутил он тогда.

– Вода не может волноваться, – сказала она. – Это стучит твое сердце.

Он был единственным из ее знакомых, кто хорошо смотрелся в панаме. До встречи с ним все мужчины в таких шляпах казались ей дешевыми позерами, жалкими тупицами или хроническими неудачниками. Все, исключая Миллза. Он выглядел эффектно – как утонченно-загадочный персонаж одного из «тропических» романов Грэма Грина или как стильный красавчик из рекламы дорогого рома. У него также имелся кремовый льняной костюм, который он летом часто носил вместе с панамой. Это был явный перебор, однако Миллз мог себе позволить такие вольности в одежде.

Он никогда не назначал встречи заранее, и потому его звонок всякий раз был для нее приятной неожиданностью. Обычно он говорил что-то в таком духе:

– Привет, Беатриса, это Миллз. У тебя нет планов на завтра? Может, немного проветримся?

И она охотно соглашалась, если только этому не препятствовало какое-нибудь неотложное дело.

Он был адвокатом и познакомился с Беатрисой Оукем, когда представлял ее интересы в бракоразводном процессе. Он так мастерски провел дело, выказав завидное хладнокровие, изобретательность и быстроту реакции, что бывший муж Беатрисы и его адвокат осознали случившееся лишь после того, как суд вынес решение в ее пользу (с несущественными оговорками).

Затем, во время победного ланча, Миллз внезапно спросил, не могут ли они стать друзьями. То, каким тоном был задан вопрос – смущенно, с искренним волнением, – повергло ее в замешательство. В суде Миллз держался уверенно и властно, а тут вдруг заговорил как семиклассник, впервые приглашающий девчонку на танец. Уже готовая сказать «да», она в последний миг замялась, сообразив, что под дружбой в данном случае может подразумеваться… Как будто прочтя ее мысли, адвокат клятвенно поднял руку и покачал головой:

– Пожалуйста, не ищите в моих словах какой-то подтекст. Я просто думаю, что мы с вами могли бы стать хорошими друзьями. Надеюсь, вы думаете так же. Не более, но и не менее того. Что вы на это скажете?

И он протянул ей руку для пожатия. Неожиданный и не вполне уместный в данной ситуации жест – как будто они заключали сделку, а не вступали в дружеские отношения. Этот жест лучше всяких слов убедил ее в чистоте намерений Миллза.

Они жили в часе езды друг от друга, и первое время общение сводилось к долгим телефонным разговорам и очень редким визитам. Это устраивало обоих, поскольку они были людьми деловыми и занятыми. Перезванивались обычно по вечерам или в выходные. Общение было непринужденным и необычно откровенным, чему, возможно, способствовало расстояние. Когда люди разделены пятьюдесятью милями, им легче обмениваться мыслями, не задумываясь о перспективах личной встречи (разве что таковая назначалась в ходе данного разговора).

Миллз любил женщин. Закоренелый холостяк, он обычно ухаживал одновременно за двумя или тремя. Иногда они знали друг о друге, иногда нет. По словам Миллза, его привлекала драматичность, которая неизбежно сопутствует «пересекающимся романам». Ему даже нравились конфронтации, взаимные упреки, игра в прятки, порой необходимые, если ты делишь сердце между несколькими пассиями.

Со временем она поняла, что Миллз впустил ее в свою жизнь отчасти потому, что не испытывал к ней сексуального влечения. В другой ситуации она бы обиделась – кому понравится быть нежеланным? Но после развода и предшествовавших ему изнурительно-бурных событий она чувствовала себя как человек, чудом выживший после цунами. Чего ей сейчас хотелось меньше всего, так это появления нового мужчины в ее голове или в ее постели. Посему такая дружба ее устраивала – по крайней мере, в тот период. Предполагалось, что их отношения будут приятельскими и платоническими, притом что он поможет ей увидеть этот мир с мужской точки зрения, а она ему – с женской. Никто из них прежде не имел настоящих «неромантических» друзей среди представителей противоположного пола, так что опыт обещал быть интересным и полезным.

Миллз узнал от нее много нового о стиле мышления и мотивах поведения женщин в определенных ситуациях, что помогало ему вникать в хитросплетения женской логики и легче завоевывать женские сердца. Беатриса задавала ему сходные вопросы насчет мужчин, но преследовала иную цель: она хотела яснее представить себе мужское восприятие жизни, чтобы понять, почему ее бывший супруг вел себя именно так, а не иначе. Миллз шутил по этому поводу:

– Ты подвергаешь мужчин вивисекции, а я всего лишь добиваюсь слова «да» от женщин.

Они посещали рестораны и кинотеатры (хотя их вкусы сильно разнились, так что выбор фильма всякий раз сопровождался беззлобными пререканиями) и совершали долгие пешие прогулки. У Миллза был крупный беспородный пес по кличке Батон, который обычно составлял им компанию. Добродушный и жизнерадостный, он хотел лишь одного – быть вашим другом. Когда во время прогулок им встречались незнакомые люди, Беатриса по выражению лиц догадывалась, что их с Миллзом принимают за супружескую пару. Веселый пес, без устали сновавший между ними, служил тому дополнительным подтверждением.

Как-то погожим июньским днем они сидели на открытой веранде своего любимого кафе у реки. Посетителей было немного, Батон мирно дремал под столиком. В такие моменты думаешь: до чего же все славно, и разве можно желать лучшего?

– Раскрой мне секрет, – вдруг попросил он.

– Ты о чем? – Она выпрямилась на стуле.

Потешно выпятив челюсть, он продолжил, как бы ее поддразнивая:

– Я буду рад узнать один из твоих глубочайших секретов. Такой, который ты не раскрывала никому, даже своему мужу.