Он угрожающе поводит стволом и вдруг хихикает, как девчонка. Двое других хихикают ему в тон. Приглядевшись, я понимаю, что они – это не настоящий я. На первый взгляд сходство есть – прическа и другие детали, – но, по сути, ни один из них на меня не похож. Это как подражатели Элвиса. Понимаете, о чем я? Типы с прическами и баками под Элвиса и в костюмах с блестками. Посмотришь на них, и смех разбирает: жалкие недоноски пытаются косить под Короля.

Один из них на целый фут ниже меня ростом, другой на фут меня выше, а третий так и вовсе гребаный араб. И у него в руке пистолет. А с пистолетом не поспоришь, и я делаю шаг на выход, но без спешки.

– Это он, в натуре он! Ты был прав, Хассан.

– Конечно это он. Только без глупостей, Рикки. Выходи из будки и залезай в такси.

Неподалеку припарковано желтое такси. Я иду впереди, а сразу за мной – Хассан – Рикки, который подгоняет меня тычками ствола в спину. Двое других идут за нами. Таксомотор самый обыкновенный, если не считать наклейку на бампере со словами: «Мое сердце бьется ради такс».

– Залезай.

Что мне остается делать? Я сажусь на заднее сиденье. Хассан – Рикки пристраивается рядом, а другие подделки садятся впереди. За рулем мелкий Рикки; он выруливает из кармана для парковки не торопясь, с оглядкой, как самый аккуратный водитель в мире.

– Что происходит?

Никто мне не отвечает, и мы молча проезжаем десятка два кварталов, а потом долговязый Рикки с переднего пассажирского сиденья говорит:

– Можно взглянуть на твою шляпу?

К тому времени я напрочь забыл про шляпу, которая все еще на мне. Я ее снимаю и отдаю долговязому. Тот напяливает шляпу, и все трое начинают ржать как полоумные.

– Мы сделали это! Мы его взяли!

Я не издаю ни звука.

Мы покидаем Нью-Йорк и останавливаемся где-то в районе Ривердейла, перед обшарпанной многоэтажкой, куда меня и заводят. Эти трое без умолку треплются между собой, а мне и сказать-то нечего.

Через несколько лестничных пролетов один из них достает связку ключей и отпирает дверь. Меня пропускают вперед.

Я вхожу и присвистываю от удивления. Мало того что под ногами снуют сразу шесть такс – шесть собак в одной квартире! – так еще и все стены здесь обклеены моими фотками. Десять тысяч моих фото, включая вырезки из журналов! Плюс к тому кукольные Рикки рядком на полочке, с дюжину книг «Бессмертный я» и манекен в полный рост, изображающий меня и одетый так же, как все мы четверо… Ни дать ни взять – кумирня Рикки Прусека.

– Садись.

Я присаживаюсь на дряхлый зеленый диванчик посреди комнаты. Двое садятся по бокам от меня, а третий – на пол передо мной. Собаки кучкуются вокруг него. Все молчат, и это длится очень долго. Мне сказать нечего, это факт. Тишина стоит кладбищенская, если не считать собак, которые пофыркивают и чешутся.

Наконец тот Рикки, который забрал мою шляпу, подает голос:

– Извини, что притащили тебя сюда, но по-другому было никак.

Я отвечаю кивком, стараясь сохранять спокойствие и понемногу собираясь с мыслями.

– Мы твои самые большие поклонники.

Я оглядываю загаженную комнату и мычу:

– Похоже на то.

– Мы уже много лет следим за твоей карьерой.

– Тогда, может, хоть вы мне объясните, почему я так знаменит? В смысле, что я такого натворил, чтобы в оконцовке очутиться здесь?

Они думают, что я прикалываюсь.

– Нет, я серьезно. Скажите, чем я прославился? Я очень хочу это узнать.

Хмырь с пушкой молча качает головой, а долговязый Рикки говорит:

– Я отвалил штуку баксов за твои коньки на прошлогоднем аукционе знаменитостей.

– Ну так тебя надули: я сроду не катался на коньках.

Он резко откидывается назад, как от удара в челюсть.

– А вот хамить не обязательно.

Слово берет Хассан:

– Ты даже не представляешь, насколько ты для нас важен. Мы привезли тебя сюда, потому что…

– …потому что у нас к тебе разговор, – встревает мелкий Рикки. – Тебе придется рассказать нам, как ты это сделал. Всю правду. Конечно, мы читали твою книгу, но мы-то знаем, что подобная писанина сплошь вранье и натяжки. Ты был нужен нам здесь, один, чтобы поговорить начистоту и, так сказать, найти зацепки.

– Что найти? Какие зацепки?

Я уже на пределе и начинаю вставать с диванчика. Но хмырь с пушкой велит мне сесть на место.

– Да я вообще не при этих делах! – кричу я. – Сам хотел бы понять!

Тут они встают все разом, как по команде. Я сижу на диване и смотрю снизу верх на трех фальшивых Рикки, и лица их не обещают приятного продолжения дня.

– Ты расскажешь нам всю правду, иначе тебе не уйти отсюда живым. Усекаешь? Небось думаешь, ты весь из себя такой крутой и знаменитый, а мы пыль под твоими ботинками – но только не сегодня, Рикки. Ты в наших руках и никуда не денешься, пока не…

– Но я всего лишь…

Хассан наклоняется и приставляет дуло к моему лбу.

– Хватит уже брехни, – говорит он ледяным тоном, прямо как мой незабвенный папаша, когда мне в детстве случалось крупно проштрафиться.

Мелкий Рикки снова садится рядом и кладет свою руку поверх моей. От этого прикосновения меня начинает колбасить похлеще, чем от ствола перед лицом.

– Мы и так знаем все, что ты можешь нам сообщить. Но мы хотим услышать это от тебя. Настал твой черед рассказывать правду, Рикки. Почему бы не начать с самого начала? И не спеши, у нас уйма времени.

Едва ее узрев, он рванул с места в карьер. Иначе и быть не могло. Шанс увидеть такое лицо дается тебе от силы пару раз в жизни, и, если ты не устремишься за ним без промедления, ты обречен. Обречен стоять перед зеркалом поздней ночью, гадая: какова же она в самом деле, та женщина? Что могло бы случиться, если бы у тебя хватило смелости ей представиться? Может, она с улыбкой согласилась бы выпить по чашечке кофе. Может, она столь же умна, сколь красива. Может, она холодна как лед. А может, она ох как горяча! Может, вся твоя жизнь круто изменилась бы с момента встречи, и сейчас ты находился бы в сотнях миль отсюда, в местах настолько прекраснее этих, что и представить себе невозможно.

Но большинство мужчин, завидев такую женщину, не пускаются в погоню, потому что они ее боятся. Ничто так не страшит мужчину, как женщина, появление которой выбивает его из привычной колеи, и он внезапно понимает, что ради нее пойдет на все, вплоть до сожжения родной матери. При этом сами женщины не верят или не сознают, что они способны одним лишь своим появлением вогнать в ступор и парализовать любого мужчину, чуть не сведя его с ума. А то и сведя полностью. Воистину, женщина может одним лишь взглядом обнулить все, что составляет саму сущность мужчины.

Итак, Этрих впервые был в Варшаве, прилетев сюда по делам. Варшава ему понравилась, как и в целом Польша. Ему также нравились энергия и энтузиазм поляков, готовых усердно трудиться, когда они в этом заинтересованы. Но больше всего ему понравились польские женщины. Они были на редкость хороши собой, а Винсент Этрих всегда чувствовал себя счастливым в присутствии красивых женщин.

Впрочем, забудьте это. Забудьте все, кроме момента, когда он стоял на перекрестке рядом с отелем, ожидая зеленого сигнала светофора, и случайно увидел ее – ЕЕ – в окне проезжающего трамвая. На пару секунд их глаза встретились, и вагон проследовал дальше. Я не буду тратить время на описание ее внешности, ибо вы и сами все понимаете. Она была подобна огромной волне, одним махом накрывшей Этриха, как только это лицо запечатлелось в его сознании. По счастью, он тогда был без спутницы. Попробуйте представить себя на месте дамы, когда ваш кавалер, элегантный мужчина средних лет, вдруг ни с того ни с сего берет резкий старт и убегает вдаль по трамвайным путям. По-прежнему в отличной форме, внешне привлекательный и жадный до удовольствий, Этрих незадолго до того в разговоре с одной женщиной определил разницу между молодыми любовниками и собой как выбор между четырехчасовым кувырканием в постели и увлекательной четырехчасовой беседой после секса.