– А что там есть еще?

– Я же сказал – ничего. Квартира совершенно пуста.

– Я не об этом! – нетерпеливо вскричала она. – Я про отделку квартиры – что еще ты там видел? Опиши подробнее.

Однако он настроился продолжать рассказ, не отвлекаясь на пустяки вроде оконных рам или цвета дверных ручек.

– Я же сказал, там все отделано по высшему разряду. В кругленькую сумму обошлось, как пить дать… Ну вот, значит, не прошло и четверти часа, как объявляется один из работяг. И представляешь, он ничуть не удивился, когда меня там застал. Во всяком случае, не подал виду. Стоит себе с улыбочкой и вроде как ждет, что я ему скажу. В смысле – объясню, что мне тут нужно.

Она молчала, не поощряя его к продолжению. Приглядевшись, он заметил, что она беззвучно негодует. Почему? Что такого он сделал? Чуть погодя он понял и теперь уже сам был готов возмутиться. Она становилась чертовски упрямой, когда чего-нибудь очень хотела. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и громко, с нажимом, произнес:

– Что еще я могу сказать о квартире? Полы отполированы до зеркального блеска. Кухня похожа на кабину звездолета. Ах да, в ванной комнате отдельно душевая кабина и большая ванна. Тебе бы это понравилось.

– А спальня? Как выглядит спальня?

– Я ее не видел. Собирался взглянуть, но тут появился этот парень.

– Продолжай.

Ему не нравилось продолжение этой истории, так что он стянул кукол с обеих рук, аккуратно положил их на кухонный стол и переместился к окну. Отдернув коричневую занавеску, он посмотрел на вечернюю улицу и увидел то же самое, что видел тысячу раз прежде: потоки транспорта, ряды припаркованных машин, толчею на тротуарах. Все, как думала та девчонка, – он жил на шумной неинтересной улице отнюдь не в Риме или каком-нибудь другом замечательном городе.

И в жизни его не было ничего замечательного; разве что эти куклы. Они были прощальным подарком от покинувшей его подружки, что лишний раз свидетельствовало об ее доброте и хорошей памяти. Однажды, еще в самом начале их знакомства, он сказал, что в детстве любил устраивать кукольные представления для своих родных. Разумеется, с наручными куклами, а не с марионетками на нитях. Он никогда не понимал людей, которым нравится театр марионеток, – ведь их движения так ненатуральны и неубедительны. То ли дело наручные куклы, которые двигаются более естественно, и ты запросто можешь внушить себе, что они живые.

– Я знаю, ты не выносишь одиночества, – сказала она. – Если станет грустно, эта парочка составит тебе компанию на то время, пока не найдешь кого-нибудь еще.

Сказано было просто и беззлобно, но слова больно ужалили его еще до того, как он рассмотрел подарок. Она оставила ему коробку и ушла навсегда.

В коробке лежали две куклы, мужская и женская. Самые простецкие – таких обычно покупают, спохватываясь в последний момент перед днем рождения ребенка и прекрасно понимая, что он потеряет к ним интерес уже через несколько дней. У кукол были резиновые головы, которые пахли какими-то странными химикатами. Нетрудно было представить, как эти головы штампуются по тысяче штук в час на какой-нибудь полулегальной фабрике в Бангладеш или Албании.

На женщине была белая блузка и синяя юбка. Мужчина был в пиджаке с белой рубашкой и красным галстуком. Когда он увидел их впервые – пару дешевых кукол, лежащих в коробке лицом к лицу, – он подумал: на что она намекает, даря ему на прощание этих уродцев? Быть может, она хотела сказать: «Ты все еще ребенок, которому нужны игрушки. Когда же ты наконец повзрослеешь?» Или: «Привыкай к этим болванчикам, потому что других сожителей тебе больше не светит, болван». Но поскольку злобность и мстительность были ей несвойственны, он решил, что подарок сделан без всякой задней мысли, хотя такой вывод и напрашивался.

Не зная, чем еще себя занять, он достал кукол из коробки и надел на руки. Как давно он в последний раз устраивал кукольное представление? В ту пору ему хватало пальцев на руках, чтобы по ним подсчитать свой возраст, а мир казался гораздо более приятным местом, чем сейчас.

Пошевелив сначала левой, а потом правой рукой, он произнес утрированно низким голосом:

– Привет, дорогуша. Что у нас на ужин?

Ответ он озвучил визгливым фальцетом:

– Твое любимое жаркое с картофельной запеканкой.

Внезапно у него перехватило дыхание. Он почувствовал, что вот-вот разрыдается, и поспешил убрать кукол в коробку. В последующие дни эта коробка неоднократно сменяла место дислокации на кухне, переставляемая туда-сюда в процессе приготовления одиноких завтраков, обедов и ужинов. Спустя примерно неделю он снова открыл ее и заглянул внутрь. Когда он в первый раз видел кукол, те лежали лицом к лицу. Теперь же они смотрели в противоположные стороны, как будто поссорились и дулись друг на друга. Он подумал, что так им и следовало бы лежать с самого начала, когда она вручала подарок. Очень символично для финала их отношений.

Поднеся женскую куклу к своему лицу, он неожиданно для самого себя пропищал:

– Я по тебе соскучилась.

На секунду ему померещилось, что кукла виновато улыбнулась или смущенно прикрыла небрежно нарисованные глаза, как поступала его подружка (бывшая подружка), когда он говорил ей комплименты. Затем грустно вздохнул, убедившись, что выражение кукольного лица не изменилось.

Позднее он честно пытался, но так и не смог вспомнить, с чего начались эти сценки. Просто-напросто в один из дней, когда он скучал, или грустил, или отчаивался, ему на глаза попалась коробка, и он надел кукол на руки. Потом он повернул их лицом друг к другу и заставил разговаривать. Сначала он чувствовал себя глупо, занимаясь такой ерундой, но чуть погодя в его голове что-то щелкнуло и переключилось. И уже в следующий момент кукольный мужчина заговорил словами самого кукловода, а кукольная женщина стала отвечать словами его бывшей подружки. Он по памяти воспроизводил их разговор во время одной из последних ссор, незадолго до ее ухода.

– Ты меня вообще слушаешь? Ты меня хоть когда-нибудь по-настоящему слушаешь?

– Да, когда ты говоришь что-то осмысленное.

Он припомнил потрясенное выражение ее лица после того, как он произнес эту фразу: как будто она не могла поверить, что он мог такое сказать.

– Ты в самом деле так думаешь? По-твоему, я всегда несу полную чушь? Пожалуйста, скажи мне правду, я хочу это знать.

Пока он растерянно молчал, на ее лице появилось новое выражение: гремучая смесь из «Так и есть? Вот оно что!», презрения, гнева и под конец полного неприятия.

Он особо запомнил тот момент потому, что ощутил его как внезапный удар в солнечное сплетение. При виде жуткой гримасы, вдруг исказившей ее прелестное лицо, он внутренне надломился, уже догадываясь, что за этим последует.

– И с каких пор ты так думаешь? – Женская кукла несколько раз сомкнула и разомкнула ладони, этим подобием хлопков привлекая его внимание.

Кукольный мужчина на его левой руке отвернулся, как поступил и он сам в тот вечер, услышав ее вопрос.

– Не помню точно. С некоторых пор.

– С некоторых пор?! И ты не счел нужным сказать мне об этом?

В таких ситуациях почти всегда возникает хотя бы один момент абсолютной, беспощадной ясности: момент, когда ты видишь вещи, людей или события столь отчетливо, что впоследствии уже не возникает сомнений на их счет. Но каким бы важным ни было это прозрение, еще важнее то, как вы поступите с ним далее. Логично было бы его принять, но отрицание намного легче.

Он повернул кукольного мужчину лицом к себе и обратился к нему с гневной тирадой:

– Ты осел, безмозглый осел! Почему ты это сказал? Зачем это было нужно? – Он заставил куклу понурить голову. – Все, что от тебя требовалось, – это слушать. Хотя бы притвориться, что слушаешь. Так нет же, тебя угораздило выложить все, что ты чувствуешь, и больно ее обидеть. Спасибо, мистер Честность.

Кукольный человечек вновь склонил голову, на сей раз еще медленнее, мучимый стыдом и раскаянием. Он положил мужчину на стол и обратился к женщине на другой руке: