– То есть в старших классах она уже не была твоей девушкой? Она подарила тебе свою девственность и карандаш из чистого золота, но ты ее бросил? Боже, Миллз, ты уже в те годы был неисправим!

Адвокат покачал головой:

– Дело было иначе – это она меня бросила. Вдребезги разбила мне сердце, когда сказала, что намерена встречаться с другими парнями и вообще пуститься во все тяжкие. Помнишь это старое выражение: «Пуститься во все тяжкие»? Я не слышал его много лет, но именно так она сказала, слово в слово. Хизер могла быть очень прямолинейной и не церемонилась с подбором слов. Сказала, что мы всегда будем друзьями, – но всякому понятен смысл этих слов, особенно обидных для тинейджера, когда гормоны играют вовсю. В школе мы вращались в разных компаниях, и я нечасто с ней виделся после того разговора. Она любила шумные вечеринки и водилась с плохими парнями, которые пили, курили травку и чего только не вытворяли, чаще оказываясь в полицейском участке, чем на занятиях в классе. Один из приятелей Хизер первым в нашей школе сделал себе татуировку – в те давние годы натуральный скандал. В общем, школу она окончила с репутацией «отвязной девчонки». Потом мы разъехались по разным колледжам и не общались, пока она вдруг не позвонила мне несколько лет назад. Сказала, что ей нужен хороший адвокат по бракоразводным делам и она где-то слышала, будто я один из лучших.

– Так оно и есть, могу подтвердить под присягой.

Миллз несколько долгих секунд смотрел на Беатрису, прежде чем улыбнуться и шутливо откозырять в знак благодарности. Казалось, он что-то выискивает в ее лице – что-то несомненно там присутствующее, но трудноуловимое. Такая реакция на дежурный комплимент показалась ей немного странной.

– Дальше начинается самое интересное. Через несколько дней после того звонка Хизер появилась в моем офисе. Она почти не изменилась со школьных времен, только чуть похудела и стала более элегантной. С первого взгляда я отметил в ее облике и манерах что-то европейское. И оказался недалек от истины – как вскоре выяснилось, она пять лет прожила в Москве. Мы немного поболтали о том о сем, хотя чувствовалось, что она всего лишь старается быть любезной. Наконец я говорю: «Ладно, Хизер, выкладывай, в чем твоя проблема, обсудим». Тогда она сказала, что разводится, и попросила меня взяться за это дело, с тем чтобы провернуть все как можно быстрее. Я говорю: «Хорошо, дай мне всю информацию, я свяжусь с твоим мужем и его адвокатом, и мы сразу дадим делу ход». А она: «Нет, я хочу, чтобы ты представлял его интересы. У меня уже есть адвокат, осталось найти другого для мужа, и он доверил выбор мне».

– Однако ж, – сказала Беатриса.

– Я тоже удивился, но факты были таковы: она уже наняла адвоката, а мне предложила быть адвокатом ее мужа.

– Но, Миллз, разве мужу не лучше было бы самому найти себе адвоката? Почему он согласился с тем, что его интересы будет представлять старый друг – и бывший любовник – его жены?

– Я задал ей тот же самый вопрос. Она объяснила, что ее муж недавно приехал из России и не знает здесь хороших адвокатов. В любом случае оба хотели развестись как можно скорее и не имели финансовых претензий друг к другу. Детей у них не было, что упрощало ситуацию.

– Но так не делается! Никогда не слышала о подобном.

– Муж пришел ко мне в офис на следующее утро. Его звали Вадим Морозов. Ничем особо не примечательный, такой легко затеряется в толпе – худой, лысеющий, под шесть футов ростом, с приятным, но вполне ординарным лицом. Говорил он с сильным акцентом, но грамматически его английский был почти безупречен. Проблема заключалась в том, что я уже заранее был настроен против него. Об этом днем ранее позаботилась Хизер, рассказав мне историю их знакомства. Все началось со встречи годом ранее на какой-то вечеринке в Москве. Он назвался бизнесменом – и не так чтобы сильно погрешил против правды. Вскоре она узнала, что «импортно-экспортные операции», о которых он упомянул, по сути, были обыкновенной контрабандой: сигареты, спиртное, краденые машины с Запада, редкие персидские ковры… список можно продолжать долго. Этот Вадим работал с размахом. Но Хизер так им увлеклась, что даже глазом не моргнула, узнав о роде его занятий.

– Ее нисколько не смутило то, что он контрабандист?

– Я же говорил, ей всегда нравились плохие парни. А если у нее и были какие-то сомнения, он их успешно развеял. Ему хватило месяца, чтобы полностью ее очаровать.

Беатриса скорчила кислую мину и покачала головой, поскольку все это было ей знакомо, – примерно то же происходило между ней и ее мужем, хотя тому потребовалось больше времени, чтобы вскружить ей голову.

– Первое время Вадим был очень мил и обходителен. Он говорил, что хочет уехать с ней в Америку, благо многие русские уже так поступили и неплохо устроились за океаном. Хизер не видела в этом проблемы – она не собиралась навсегда оставаться в России и была готова взять его с собой на родину, если их отношения сложатся удачно. Трудно сказать, то ли он ловко притворялся, то ли они и впрямь хорошо ладили, но, когда пришло время отъезда, она уже не мыслила себе возвращения в Америку без него.

– «…и вот тогда, читатель, я согласилась стать его женой», – закончила за него Беатриса, снова качая головой, ибо эта история имела слишком много общего с историей ее собственного неудачного брака.

– Не совсем так: они поженились уже в Штатах, через какое-то время после переезда. Пусть она была им очарована, но все же не оболванена. В первые недели Вадим держался тихо и скромно, осваиваясь в новой для него обстановке. Потом он заявил, что хочет повидать Америку, и летом они совершили двухмесячное путешествие по стране, посетив Лос-Анджелес, Сиэтл, Финикс и Нью-Йорк. При этом Хизер не догадывалась, что в каждом из городов он находил возможность связаться с русскими гангстерами, которые промышляли торговлей наркотиками, оружием и людьми. И сразу после оформления брака он начал действовать.

Беатриса тронула Миллза за руку и сказала:

– Я сейчас вернусь.

Она направилась в туалетную комнату, хотя не испытывала в этом потребности. По какой-то причине эта история пробудила в ней массу негативных эмоций, которые теперь требовали выхода наружу. Большей частью они были связаны с ее бывшим мужем. До того момента она считала, что благополучно со всем этим покончила: трезво проанализировала все разочарования и душевные муки, все горести и невзгоды своей семейной жизни, выбросив их из головы и из сердца. Но, слушая историю Хизер Кук, она почувствовала, как гнев пробуждается вновь – гнев на мужа, на себя, на их злополучный брак, который, подобно черной дыре, поглотил целый пласт ее жизни. В своем последнем письме к мужу она написала: «Будь у меня возможность стереть из памяти каждый миг прожитого с тобой времени, я бы сделала это без колебаний. Даже хорошие, даже счастливые мгновения – я бы удалила их все одним нажатием кнопки».

В туалете она уставилась на свое отражение в зеркале над раковиной. «Неудачница. Ну как можно быть такой наивной?» Вздохнув, она закрыла глаза. Сознание тотчас заполонила феерическая круговерть пугающих воспоминаний и образов, которые теснились и толкались в стремлении выдвинуться на первый план и досадить ей как можно сильнее.

– Ну ладно, хватит! – Она сполоснула руки холодной водой, проверила, не слезятся ли глаза, и вернулась к Миллзу и его истории о Хизер Кук, алхимике.

Когда Беатриса усаживалась за столик, ее посетила мысль, тотчас обернувшаяся вопросом:

– А муж Хизер знал об ее алхимическом даре?

– Нет – то есть долгое время не знал. Как я уже говорил, она не хотела, чтобы об этом стало широко известно, так что, кроме ее матери, в курсе были очень немногие. Ну как некоторые очень одаренные спортсмены или талантливые музыканты не любят заниматься тем, к чему имеют врожденные способности?

– Да, мой бывший муж, например. Он превосходный шахматист, но не любит играть, потому что шахматы, видите ли, нагоняют на него скуку.