Мы говорили немного о пижаме, о щедрости Друга, о статуэтке очередного персонажа «Звездных войн», которую я принес для ее коллекции. Джаз не касалась в разговоре Кэтлин, и я тоже. Хотя и одобряя Кэтлин в грубоватой, как у сестры, манере, девочка не имела времени на «нее», поскольку теперь его у нас оставалось меньше, чем раньше. Кроме того, теперь у нас с Джаз был еще один отдельный, принадлежавший только нам мир, созданный из больничных сплетен, баек о Друге и сказок Язенки Чирич, самую последнюю из которых, «Ручную гору», мне пришлось еще раз выслушать от начала до конца.

– И тогда Друг подарил Джаз пижаму, и они плюхнулись на кровать и всю ночь смотрели телевизор.

– Друг правда подарил тебе ее, Джаз? Какой молодец!

– Да, молодец! А знаешь что, Эган? Он сказал мне, что сделает так, чтобы ты победил в конкурсе.

– Каком конкурсе?

– Ну, знаешь, из журналов? О котором ты рассказывал мне в последний раз? «Полет за миллион долларов».

– Я выиграю миллион баксов? Это было бы неплохо.

Зажмурившись, она покачала головой и сдвинула в сторону розовую трубку.

– Нет, не миллион. Ты выиграешь сто тысяч. Четвертый приз.

Несколько минут спустя (когда мы решили, как потратить мой выигрыш) пришли мистер и миссис Чирич. Испуг на их лицах при виде новой машины сказал мне, что пора уходить.

В холле миссис Чирич остановила меня и отвела в сторону. Взглянув на мои костыли, она мягко дотронулась до моей руки.

– Врачи говорят, эта новая машина творит чудеса. Но мой муж Здравко не верит им.

Проведя столько времени с Джаз, я чувствовал себя свободно в присутствии миссис Чирич и от всей души восхищался тем, как ей хватает сил день за днем противостоять своему горю.

– Ну, не знаю, дело в машине или просто в новой пижаме, но, похоже, сегодня Язенка и правда неплохо выглядит, миссис Чирич. На ее щечках определенно больше цвета.

Посмотрев мне в глаза, женщина заплакала.

– Я купила ей пижаму на день рождения, вы знаете? А теперь мне не хочется думать про день рождения, Эган. Мне захотелось сделать ей подарок сейчас. – Она попыталась улыбнуться. Потом, не смущаясь, вытерла рукой нос. – Матери очень глупы, да? Я увидела внизу Друга. И сказала ему: «Дай лапу!» И он тут же протянул ее. Вы знаете, Язенка очень его любит. Говорит, что иногда он звонит ей.

Она повернулась и ушла обратно в палату. По дороге домой я представлял, как они с мужем стоят у этой оборудованной койки и безнадежными глазами смотрят на дочь, пытаясь понять, чем в жизни заслужили такое наказание.

Прошло несколько недель. Я снова пошел на работу. Новая машина помогла Джаз. Кэтлин закончила перевозить свои вещи в мою квартиру.

Позвонили с одного из телеканалов и спросили, не соглашусь ли я прийти на передачу о том, как я спас Друга. Я обдумал это и решил отказаться: в газетах и так хватало шумихи, и что-то в глубине души говорило мне, что не следует наживать капитал на этой истории. В знак одобрения Кэтлин крепко обняла меня. Я попробовал посоветоваться с Другом, когда вечером тот лежал у меня на колене, но он даже не приподнял голову.

Жизнь по-настоящему не вернулась в прежнее русло, но несколько сбавила газ и пошла на средних оборотах. События больше не проносились мимо размазанными кляксами, и это было хорошо.

Последний проблеск сумасшествия явился в форме большого заказного письма из «Истины», ужасной газеты, щеголявшей заголовками вроде «Я РОДИЛА ТОСТЕР», которая продается у выхода из каждого супермаркета.

Тамошний редактор предлагал мне две тысячи долларов за эксклюзивные права на мою историю. Но, по его словам, она была «недостаточно острой» для читателей, и потому «Истина» хотела бы немножко подперчить кое-что, добавив, что Друг явился откуда-то из космоса или с погибшего континента Атлантиды, и т. д. и т. п.

Я написал очень вежливый ответ, заявив, что я бы всей душой согласился, но мой пес взял с меня клятву не разглашать некоторых государственных секретов, и потому я несвободен в…

– Эган!

– Джаз? Здравствуй, милая! Как дела?

– Не очень хорошо, но я должна была позвонить и сказать, что мне только что сообщил Друг.

Бессознательно я огляделся, ища пса. Он был в другом конце комнаты и смотрел прямо на меня.

– Он там, с тобой, правда?

– Да, Джаз, он рядом.

– Я знаю. Он велел сказать, что на улице какой-то человек следит за вашим домом. Будь осторожен, потому что это тайный агент!

– Ну, Джаз…

Я глубоко вздохнул и едва удержался от того, чтобы прочесть ей телефонную лекцию о лжи. Сказки про Слутака – это ладно. Это ничего, что Друг иногда говорит ей что-то. Но «берегись-кто-то-крадется-к-твоей-двери» – это уже не очень хорошо.

– Ой-ой, кто-то идет, Эган. Мне пора. Будь осторожен!

Услышав короткие гудки, я тоже повесил трубку и какое-то время смотрел на телефон, размышляя, что делать. Потом, вопреки собственному здравому суждению, все же подковылял к окну и выглянул. Естественно, на улице никого не было.

И тут раздался звонок в дверь. От испуга я уронил костыль.

– Минутку!

Наклонившись, чтобы поднять его, я ощутил, как в груди колотится сердце. В жизни бывают моменты, когда по ничтожнейшей причине тебя вдруг переполняет такой страх, что внутри не остается места для чего-либо еще. И больше всего беспокоит именно ничтожность причины: телефонный звонок выводит тебя из задумчивости при чтении хорошей книги, кто-то подходит сзади и трогает тебя за плечо…

У меня так тряслись руки, что несколько секунд я никак не мог поднять чертов костыль. Звонок раздался снова.

– Иду, иду! Подождите!

– Мистер Мур? – За дверью стоял почтальон с папкой в руке.

– Да.

– Заказное письмо. Распишитесь вот здесь. – Когда я переместил вес, чтобы взять папку, он взглянул на мою ногу. – Я читал о вас в газете. А где собака?

Вздохнув, я протянул папку обратно.

– Где-то тут. Можно получить письмо?

– Да, конечно, вот. Наверное, эта собака много для вас значит, раз вы совершили такое ради нее.

Его тон выводил меня из себя, и он все время смотрел на мою ногу. Тайный агент! Я даже не взглянул на письмо. Мне лишь хотелось, чтобы он ушел, а я бы закрыл дверь и сердце так не колотилось бы.

– Вы получили какое-нибудь вознаграждение?

– За что?

– За спасение своей собаки! Знаете, от Общества защиты животных или от кого-нибудь вроде.

– Нет, но я вам кое в чем признаюсь: в следующий раз при полете на Марс он возьмет меня с собой!

Я посмотрел этому типу прямо в лицо и изобразил безумную улыбку – это я умею. Он попятился, а потом сломя голову бросился прочь.

Прочтя письмо, я позвонил на работу Кэтлин и сообщил ей, что выиграл в конкурсе десять тысяч долларов.

На другом конце провода повисло молчание. Слышно было, как в отдалении стучат пишущие машинки.

– Об этом тебе говорила Джаз.

– Да, но она говорила о ста тысячах, а не о десяти. Не о десяти! – Слишком громко, слишком испуганно. Закрыв глаза, я ждал, что Кэтлин прервет молчание.

– Что ты собираешься делать?

– Не знаю. Гм, в комнату только что вошел Друг.

Он прошлепал по полу и сел под телефонным столиком, не глядя на меня.

– Кэтлин, почему это при виде моего собственного пса я начинаю нервничать?

– Я…

– И откуда взялись эти деньги?

В тот вечер мы оба отправились в больницу навестить Джаз. Друга мы оставили дома спать в его любимом кресле.

На этот раз трубок было еще больше. Та же машина, что и раньше, но из разных ее частей выходило гораздо больше разных трубок, заползая под одеяло.

Джаз выглядела совсем плохо. Настолько, что, как только я увидел ее, первой моей мыслью было: она умирает. Жестоко, верно и видно сразу: она умирает.

При виде нас левый уголок ее рта изогнулся в едва заметной улыбке. Это была самая усталая, самая покорная улыбка, какую только я видел в жизни.