Он видел ее нового мужчину. Никаких сомнений. Эти двое шли по улице, держась за руки, причем ее спутник был с татуировкой и бородкой клинышком! По виду смахивает на байкера или дальнобойщика – из тех, что вечно носят бейсбольные кепи с сеточкой для вентиляции черепа.
А ведь она терпеть не могла татуировки! По крайней мере, так она говорила раньше. Он помнил ее слова: «Татуировки – это мерзость». И вот теперь она разгуливала под руку с татуированным мистером Мерзость Козлиная Бородка, в то время как ее муж сидел один в гостиной, тупо уставившись в пол.
Что еще хуже, он тосковал по всему, что ее касалось, даже по вещам, ранее его раздражавшим. По длинным черным волосам, после мытья остававшимся на белых стенках ванны, напоминая какие-то затейливые письмена. По косметике, беспорядочно заполнявшей две трети аптечного шкафчика. По ее упрямству. По приторно-ласковому голосу, которым она разговаривала с кошкой. Он тосковал по всему этому.
Чего только он не перепробовал, чтобы ее забыть: поездку на остров Бали, крепчайшую водку, службу знакомств, обращение к мудрости библейского Иова. Проблема была в том, что на самом деле он не хотел ее забывать. Не хотел выбрасывать из головы воспоминания об ее улыбке, ее длинных пальцах, ее манере насвистывать, возясь на кухне. Он был еще не готов расстаться с ней окончательно.
А сегодня была их годовщина. Четыре года супружеского счастья. Он бы повел ее в ресторан и произнес массу тостов в ее честь. Он бы купил ей подарок – что-нибудь превышающее их семейный бюджет, ну и что с того? Любовь важнее баланса счетов. А то и замахнулся бы на заграничную поездку. Выложил бы пару авиабилетов на столик в гостиной, сопроводив это торжествующим «Завтра вылетаем в Лондон!».
По мере того как он рисовал в уме эти сцены, его квартира как будто разрасталась, стремительно увеличивалась в объеме. Вскоре он уже видел себя сидящим в центре вокзального зала ожидания. Один в пустом зале. Все прочие уже расселись по вагонам перед поездкой в никуда! Составы отбывают с каждого пути!
Вздохнув, он поднялся из кресла и решил пойти выпить. Он посидит в баре, посмотрит какой-нибудь матч по телику. Что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о ней, в то время как механизмы его мозга продолжат работать с предельной нагрузкой, прикидывая, что же ему делать с оставшейся частью своей жизни.
На улице было очень холодно, и машина упорно не желала заводиться. «Чуга-чуга-чух…» – фырчала она снова и снова при повороте ключа зажигания. И больше ничего. Он сжимал рулевое колесо, ощущая его рельефную поверхность сквозь тонкие перчатки, которые получил от нее в подарок на свой последний день рождения.
– Ну давай же, скотина, хоть ты надо мной не издевайся! Только не сегодня!
«Чуга-чуга…» И больше ничего.
Она бы сейчас наверняка сказала:
– Может, мотор захлебнулся?
Она говорила так всякий раз, когда барахлила машина, и это было единственное, что она знала об автомобилях: если сильно давить на педаль газа при запуске, мотор захлебнется бензином. Слово «захлебнуться» она употребляла при любых автонеприятностях. Он не мог удержаться от шуток по этому поводу, пока она не останавливала его сердитым щипком за руку. Как-то раз не сработал электрический стеклоподъемник, и он с самым серьезным видом спросил жену:
– Что-то там захлебнулось, тебе не кажется?..
Он ткнулся лбом в леденящий пластик руля и, уже отчаявшись, сделал последнюю попытку. На сей раз с поворотом ключа двигатель фыркнул и ожил. Слава богу!
Выезжая на улицу из двора жилого комплекса, он увидел на тротуаре своего соседа – малоприятного типа, которому жена дала прозвище Скупердяй Мистер Горчица. Неужели напоминания о ней будут преследовать его повсюду? Прозвища, которыми она награждала соседей; «захлебнувшийся мотор»; призывный клич, звеневший в ушах при проезде мимо ее любимых магазинов. Неужто он обречен вот так терзаться весь вечер?
К счастью, нет. Выбранный им бар оказался уютным и приветливым. Следующие несколько часов он чувствовал себя вновь стоящим на твердой земле. Рядом пристроилась крупная блондинка по имени Кора и начала с ним флиртовать. Ее приятель Огги не уставал заказывать выпивку, и они втроем дохохотались до застольной дружбы. Именно так все и должно происходить! Люди пьют за здоровье друг друга, рассказывают разные истории и выдают такие шутки, что у тебя глаза слезятся от смеха. Он не имел ни малейшего желания даже дотрагиваться до Коры, но был чрезвычайно признателен ей за трижды произнесенную фразу: «Ты мой тип мужчины».
Пришел его черед посетить уборную, и он уже слез с табурета, когда позади раздался мужской голос:
– Привет, Кора.
Развязно-интимный тон недвусмысленно намекал на то, что говорившему довелось провести какое-то время в постели с этой габаритной красоткой.
Обернувшись, он замер в смятении. Перед ним стоял мистер Мерзость Козлиная Бородка собственной персоной.
– Кого я вижу! Куда ты запропал? С кем водил шашни в последнее время? – В голосе Коры слышались радость и вожделение.
Их познакомили, но даже в самый момент представления мистер Женовор не взглянул на него, продолжая пялиться на пышный бюст Коры.
– Привет, как дела? – небрежно обронил он, ясно давая понять, что лично ему наплевать с высокой горки на дела новоявленного знакомца.
Ну что ж, вот он, удобный момент! Самое время выступить против этой сволочи, а заодно и против собственной никчемности, против всего им не сделанного и несостоявшегося. Смелее! Сгреби ублюдка за грудки, вытащи его на середину зала и от-джекичань за милую душу. Сделай что-нибудь!
Увы и ах. В нем не было ничего от Джеки Чана, ни единой хромосомы. Ни от Джеки, ни от Джона Уэйна. Никакой твердости, ни намека на крутизну, ни зачатка стальных яиц. Словом, ничего хорошего. Но и плохого тоже ничего – только серость и безволие. Покупайте таких по тонне за грош, сойдут в качестве уплотнителя. Он был всего-навсего самим собой, способным разве что проглотить язык, залиться краской и стиснуть кулаки, стоя лицом к лицу с человеком, укравшим у него жену.
Он покинул бар так быстро, как только мог. Весь употребленный за вечер алкоголь, вместе с его расслабляющим эффектом, испарился из организма еще на полпути через зал к выходу. Он сядет в машину и уедет прочь. Это будет хорошо. Он промчится через боль и унижение, мимо дорожных указателей и бензоколонок, которые подпитают его перемещение все дальше и дальше в никуда, – именно это было ему нужно в такую ночь.
А ведь у него был превосходный шанс – он стоял на расстоянии вытянутой руки от обидчика, но только сопел и пыхтел, впустую выпуская пар. И теперь будет ехать всю ночь напролет, один в машине, которая вновь напомнит ему о жене своим барахлящим стартером, – ну и пусть. Он промчится сквозь ночь, навстречу рассвету за лобовым стеклом. А начало нового дня всегда дарит проблеск надежды.
Стоянка перед баром была заполнена автомобилями – и это в полвторого ночи. Он позавидовал счастливым пьянчугам, оставшимся внутри. И тут же замер как вкопанный, вдруг с горечью осознав, что завидует чуть ли не каждому человеку в этом мире просто потому, что этот человек – не он сам.
Но как следует прочувствовать и переварить эту горькую мысль он не успел. За его спиной послышались шаги, затем раздался глухой звук, что-то больно тюкнуло его в область затылка, и он потерял сознание.
Сновидений не было. От первого момента острой боли в затылке он перешел сразу к моменту пробуждения.
– Черт, где это я?
Он не смог задать этот вопрос вслух, поскольку рот его был залеплен скотчем, а руки связаны за спиной.
Перед глазами была сплошная чернота, но, судя по тряске, он находился в чем-то движущемся. Услышал шум мотора. Значит, он в автомобиле. Еще через несколько секунд понимание конкретизировалось: в багажнике автомобиля. Он был связан и с заткнутым ртом ехал в багажнике автомобиля, а перед тем его оглушили ударом по затылку и натуральным образом похитили!
