Правда, по последовавшим сразу ощущениям, я уже не испытывал того едва контролируемого рвения, с которым намеревался вцепиться в смертельную схватку с тем, кто посмел замахнуться на то, что ему не принадлежало. Мне реально почудилось, будто меня не просто затягивает в вибрирующий воздух, как через мелкое сито, но и одновременно разрывает на мельчайшие кусочки или частички. Хотя длилось это безумие совсем недолго, где-то секунды две, максимум три, закончившись впоследствии диким головокружением, подрубающей слабостью во всем теле и выворачивающими наизнанку спазмами жуткой тошноты.

Не держись я все это время за кольцо ошейника Круша, наверное бы растянулся на земле бездыханным телом в тот момент, когда снова ощутил под ногами твердую опору. Не говоря уже о вероятности полной потери сознания. Но я каким-то немыслимым чудом устоял не только на ногах, но и избежал глубокого обморока. Пусть на осмысление произошедшего у меня и ушло приличное количество времени. Да и утробное рычание зверя, можно сказать, частично привело меня в чувства.

Я удивленно вскинул голову, до этого пытаясь кое-как отдышаться и не проблеваться свадебным ужином, и наконец-то начал осматривать окружающую нас местность с пока еще неизвестной мне обстановкой.

— К-куда… ты меня… занес, Круш? — я и сам не понял, почему задал вслух данный вопрос зверю, который не умел разговаривать на человеческом языке, хотя и понимал многое, что ему говорили. — Где… где Иллария?

Собственного голоса, к слову, я тоже не узнал. Сейчас он походил на пропадающий от слова к слову сиплый хрип, но с чутким слухом Круша, я мог говорить даже едва слышным шепотом.

Монстр опять зарокотал и опять не громче мурлыкающего кота, потом прицокнул языком о зубы и дернул головой в сторону обступивших нас со всех сторон ночных деревьев какого-то очень густого и почти черного из-за плотной темени леса. Хотя по не такому уж и холодному воздуху я мог определить, что мы все-таки находимся где-то в Ардоре, а не южнее и не северней.

— Куда нам дальше идти? Показывай путь…

 Я догадался, что Круш специально выбрал данное место переноса, чтобы получить небольшое преимущество перед похитителями, тем более, что он всю жизнь ориентировался в темноте и проползти- прократься невидимой (хоть и очень большой тенью) для него не составляло в таких случаях никакого особого труда. И когда он, пригнувшись к земле, начал ползти в определенную сторону, втягивая огромными ноздрями воздух и издавая едва слышное вибрирующее рычание-стрекотание, я понял, что ему лучше не мешать и стараться следовать за ним так же бесшумно и осторожно, как это делал сам зверь.

Не успели мы пройти и пяти ярдов, как меж деревьев и густых кустарников наконец-то проступил желтый свет, который с каждым нашим шагом становился все ярче и четче, теперь уже освещая нам путь и притягивая к себе, будто пламя свечи глупых мотыльков.

А потом я услышал едва знакомый мужской голос что-то монотонно говорящий на незнакомом мне языке. Возможно, на древнем ардоском, хотя, кто его знает на самом деле?

— Круш… — я резко схватил зверя за загривок и приблизился к его огромной голове к тому месту, где у него находились очень чуткие уши, понизив свой голос до минимума. — Когда доползешь до деревьев, остановись и жди. А я зайду с другой стороны, с тыла. Дождешься, когда я первый нападу. Не думаю, что они будут ждать твоего появления. Если что-то пойдет не так, я тебя позову. Надеюсь, ты хоть что-нибудь понял из того, что я только что тебе сказал.

Не представляю, насколько хорошо понимал человеческий язык этот своенравный, но при этом более чем сообразительный и умный монстр, разве что другого выхода у меня все равно не было. К тому же он отреагировал на озвученный мною план действий тихим рыком — то ли одобрительным, то ли, наоборот, неодобрительным, но более ничего в ответ не сделал и не произнес. Единственное, подполз еще на два-три ярда к тем деревьям, которые являлись своего рода границей, за которой находился источник света и пока еще неизвестное нам количество людей. После чего лег на землю животом и принял выжидающую позу, сливаясь своей зеленоватой шерстью с окружающей локацией.

Я тем временем начал обходить найденное нами место с возможными похитителями на пока еще безопасном расстоянии, стараясь не приближаться к деревьям и не дразнить свое нестабильное состояние раньше времени. Хотя уже успел заметить меж стволами что-то похожее на поляну и даже какие-то еще неразборчивые фигуры и тени. Удовлетворить свое любопытство рискнул только после того, как отошел от местонахождения Круша где-то ярдов на десять-двенадцать, наконец-то подкравшись к двум близко стоящим к друг другу деревьям и спрятавшись за ними временно, как за надежным щитом.

Голос незнакомца стал уже более громким и, видимо, я подошел к нему на достаточно близкое расстояние, осторожно выглядывая из- за ствола, чтобы рассмотреть происходящее на поляне с более удобного для этого места.

Не скажу, что я ожидал увидеть то, что увидел, но пробрало меня от представшего глазам зрелища до самых поджилок.

 Кажется, это было какое-то древнее капище, которое, скорей всего, находилось под мощной магической защитой. Обычно такие места во всех империях либо давным-давно истребили, либо использовали под новые храмы и соборы. Здесь же каменные истуканы мертвых богов стояли в едином круге уже не одну сотню лет, совершенно никем не тронутые; побитые ветрами, ливнями и морозами и частично заросшие густым мхом с вьющимися растениями. Между ними из земли торчали железные костровые чаши, возможно наполненные магической жидкостью, горящий огонь в которых нельзя было ничем потушить — ни водой, ни землей. От каждого истукана к центру капища исходили выложенные кем-то из черных и белых камней закручивающиеся, будто во вселенском коловороте, "лучи". А вот в центре…

Мое сердце ухнуло о ребра со всей дури, едва я разглядел на центральной жертвенной плите неподвижно лежащую Илларию в длинной белой сорочке. Причем Ворот Ведьм с его шеи так никто и не снял. И, судя по ее оцепеневшей позе, она явно была без сознания. А у ее головы (вернее, над ее головой) возвышался какой- то жрец в черном балахоне с большим капюшоном, скрывавшем его всего от чужих глаз от макушки до пят. Именно его голос я все это время и слушал, пытаясь вспомнить, где же я его мог слышать до этого раньше, хотя и думал, что это будет Аиф.

Еще где-то с три человека в схожих черных хитонах стояли по обратную сторону алтаря, окружив его полукольцом у ног похищенной императрицы и держа руки согнутыми в локтях с растопыренными кверху пальцами.

Стоять дальше в своем укрытии и ждать какого-нибудь непредвиденного чуда я, естественно, не собирался. Очень осторожно вытянул из ножен прихваченный с собою короткий меч, плотно обхватил его рукоять ладонями и только после, как можно тихо и с максимальной осторожностью, вынырнул из-за деревьев, приближаясь к границе капища и одновременно стараясь обойти его с тыла — точнее со спины главного жреца. Стараясь почти не дышать и пока еще действовать в одиночку.

Когда до "незнакомца" осталось где-то ярдов пять-шесть, только тогда я перешел на бег, замахиваясь мечом на ходу и собираясь в ближайшую секунду опустить его остро-заточенное лезвие на голову главного похитителя.

Кажется, для осуществления желаемого мне не хватило каких-то пару сигов. Черный жрец резко обернулся и выставил, будто защитным блоком, в мою сторону правую руку, из центра ладони которой на меня тут же вырвался бирюзовый столп света, парализовавший мое тело за считанные мгновения и поднявший над землей почти на пять ярдов.

— Роард?! — прохрипел я с большим усилием, не поверив собственным глазам, когда капюшон жреца вдруг сполз с макушки своего владельца после того, как тот резко вскинул голову кверху, чтобы посмотреть на мое беспомощно барахтающееся над капищем тело. — Святые праотцы… Этого не может быть!..

Я не мог ошибиться ни при каких обстоятельствах, поскольку не узнать брата- близнеца, все равно, что не узнать собственного отражения в зеркале. Пуст он и выглядел пугающе исхудавшим, с наполовину обезображенным жутким шрамом лицом и отросшими до плеч полуседыми прядями волос. В остальном это был все тот же Роард, потеря которого для нас с сестрой была когда-то не менее тяжелой, чем смерть обоих родителей.