Самое смешное, что как старательно мы искали людей еще недавно, так сильно неохота спалиться сейчас. Вошли в бухточку, которая показалась необитаемой и сутки перестраивались, в любой момент ожидая нападения каннибалов. По словам барона он слышал, что конкретно на этом острове их почти полностью вывели. Но почти — это не окончательно, так что бдели, выставив усиленную вахту. К счастью, нас никто не побеспокоил, пока мы два дня строили, пилили, колотили и долбили. Да, за один день не управились — смоление и промазка заняли еще один день. Был соблазн вообще положить корабль на кренгование, но на это требуется еще минимум пару суток и усилия всего экипажа, то есть полноразмерного коллектива или нанятой бригады.
Это не я такой умный, это мне соратники объяснили. Сейчас корабли по морю без запаса материалов для среднего ремонта не ходят, а экипаж, если хочет в конце концов оказаться в родной гавани, умеет всё. Корабельщики — народ рукастый и грамотный в плане ухода за своим транспортным средством. Как владелец автомобиля в советскую эпоху. Кстати, раз уж речь зашла про кренгование — то это такой забавный процесс, что я аж за голову схватился, когда мне его описали. Прикиньте — корабль подводят к берегу вплотную, практически ставят килем на песок на высокой воде. А во время отлива он ложился на бок. Тут же набегает команда и до прилива фигачит по налипшим ракушкам специальными долотами и молотками. А после начала прилива неочищенный борт подпирают, чтоб корпус снова не лег ракушками вниз. И да, говорят, что если не чистить борта от ракушек, то в теплых водах шуба может нарасти такая, что ход замедлится раза в два.
Мой обновленный корабль в конце концов нашел обитаемую бухту. Всезнайка ван Шелл оказался не таким уж сведущим, его сведения об этом острове были приблизительны и основывались на рассказах других людей. Так что бухту, предназначенную для связи острова с Большой землей, пришлось поискать. Радость была не всеобъемлющей, и радовались не все, вернее сначала всё было здорово, а потом народ узнал, что я запретил сходить на берег. Такой подлянки от меня не ждали, зато тут же вспомнили моё прозвище, а заодно и название корабля. Угнетатель соответствовал своему названию. И снова я не сказал: «Нельзя и точка!» Я опять вещал с мостика, какие опасности нас поджидают как со стороны возможных набегов дикарей, так и раскрытия информации о нас. Трое недобитков уже прочно влились в экипаж, тем более что они признали меня своим господином, а здесь это не шутка. Это даже не знаю, с чем сравнить. Типа как ипотека, когда ты после многих лет скитаний по съемным углам становишься вроде как собственником жилья, но кредитор крепко держит тебя за ранимые места. С той разницей, что умный господин даёт дышать своему слуге или вассалу, потому как ему нужны здоровые и довольные жизнью слуги. А не те, кто мечтает тебе перо в бок сунуть.
Поныли, поспрашивали, а потом я закончил сеанс демократии и распределил обязанности по контролю пропускного режима. Сам же вместе с бароном сошел на берег. А вдруг прямо тут получится добрать команду и расторговаться. Без барона я вряд ли смогу качественно провести собеседование с кандидатами на должность матроса моего кораблика.
Да и вести разговоры с простолюдинами графу — это уж совсем не в какие ворота. Со своей челядью — нормально, где-то в пути или на постоялом дворе спросить что-то крестьянина или трактирщика — так себе история, но по необходимости можно, если все слуги в разбеге. И то скажут, что граф мог бы и большей свитой озаботиться, чтоб такого конфуза не случалось. Мои два слуги и матрос барона — вот и все сопровождающие лица. Даже удивляюсь, как я мог когда-то путешествовать совсем один? То есть я и сейчас могу без всех этих понтов, но… получается, что не могу. Ущемление и урон дворянской чести не только мне самому, но и всей аристократический братии. Это как если бы браток из девяностых во дворе принялся бы играть на скрипочке. И не по пьяной лавочке, в бреду всякое может случиться, а на трезвую голову и с прилежанием. Ему товарищи тут же бы сделали замечание, типа не позорь братву, пацан.
В как-бы портовый кабак, про который нам рассказали на пристани, пошли пешком — морякам такое дозволяется, хотя я тот еще моряк. А еще до кабака прямо на берегу поимели разговор с кем-то, представившимся как-бы портовым чиновником. Я почему всё время добавляю это «как-бы», потому что никакого порта в наличии не углядывалось. Пристань была, около неё швартовалась как раз наша каравелла в единственном числе. Портовые склады, грузовые стрелы, охрана или еще какие-то признаки чего-то, тянущего на солидный кластер с названием порт, всё это отсутствовало.
И тут этот хмырь в поношенном платье, небритый и мутноглазый, встаёт как-бы грудью (с внушительностью и богатырской грудью там тоже проблемы) и начинает рассказывать про пошлину в королевскую казну, портовый сбор и возможность договориться, чтоб нас не осматривали. Мне стало так смешно, что его даже бить не стали. А когда ему была вручена монетка на опохмел, он пробормотал что-то вроде: «Ну не пролезло, но попробовать стоило». А потом на добровольных началах сей как-бы благородный и точно когда-то образованный типчик начал изливать на нас расклады по географии острова, наличию и расположению храма культуры, сиречь кабака и прочих делах. Даже не жалко было серебрушку неизвестной чеканки такому хорошему человеку.
Так почему я нарек этот трактир портовым? Он был недалеко от пристани и назывался… а никак не назывался. Видать, перепутать его было попросту не с чем, так что ни вывески, ни названия. А еще в нем тусили существа человеческого вида мужского пола, коих можно было принять за моряков. Вообще, в эти времена и в этой цивилизации отличить моряка от любого другого человека простого сословия не так и легко. Нет какой-то особой одежды и уж точно ни о каком единообразии речи нет. Что добыл, в том и остыл — правило тех, кто не сильно заморачивается условностями. То есть у людей, перебивающихся случайными заработками. Даже если они моряки. Сегодня на одной посудине, завтра на другой, если ты не в слаженной команде судовладельца или купца. Вот как раз таких людей мы искали, таких нашли.
Что может заставить благородного сесть за стол в такого рода кабаке? Может быть голод? Или желание вкусить известной доли комфорта, недоступного в тесной каюте корабля, даже если она капитанская? Да банального хлеба, а не сухарей, обычного пшеничного свежеиспеченного хлеба! И жаркого хочется не из несчастного худого цыпленка, уставшего от качки и не блюющего только по причине физиологической неспособности блевать, а из поросёнка, выросшего на твердой земле, познавшего радость материнского хрюка. Короче говоря, замызганный портовый кабак с нулем звезд в категории обслуживания всё равно выигрывает перед корабельным бытом. На моем «Угнетателе» как минимум. Если или когда я возьмусь ходить по морю всерьёз, приложу усилия, чтоб превратить свою каюту в нечто иное, более подходящее для графа.
Четыре тела из шести, имевшихся по нашу сторону трактирной стойки были готовы к общению. Одно тело общаться или даже издать модулированные звуки не могло, а шестое было сильно занято чем-то. Увидев нас, оно быстро дожевало свою порцию еды и побежало куда-то. Скорее всего докладывать, что приплыли какие-то чужие.
Вот с этими четырьмя и начал общаться Карл как самое доверенное и одновременно морское существо в моей свите. Вопросы задавались на предмет квалификации и причин зависания в этой дыре. Периодически барон подправлял ход беседы, при этом его вопросы и указания шли в исключительно в адрес нашего моряка. А уже он их преобразовывал и транслировал далее. Выглядело это примерно так:
— Спроси эту срань, почему прошлая команда их бросила здесь, — командовал барон моему слуге.
— Уважаемые, как так вышло, что корабль ушел в море без вас? — Переводил Карл вопрос морячкам, и уважаемые совсем не обижались, что их только что назвали сранью. Тут найм корячится, можно будет свалить, да еще и деньгой разжиться, так что не до обид.
