Эй, народ, а чего так темно стало⁈ Как это поздно уже? Я не наигрался, требую продолжения банкета!

— Ваше сиятельство, так готово всё! Только веления вашего ждем. — Вот только что не было Дальки под ногами, а вот она уже рядом, и бокал вина в руке держит. Кубок, если точнее говорить.

— Ты про банкет? А и правда, велю банкет! — Кубок в моей руке после трех глотков изрядно облегчился. — Ух, хорошо как! Что это?

— Вашего батюшки новинка, игривое вино из подвалов Пристов. По душе ли, ваше сиятельство?

— А что, сами не пробовали?

— Как можно! Хранится под замками, на особом учете, самолично пересчитываю еженедельно. Пятьдесят бутылок всего. Вам одному, и то не хватит. Только на первое время разве что.

— Ну да, если одному пить, то на пару месяцев не хватит. Даже нет смысла начинать.

— Но вы начали.

— Но я начал. Теперь хрен остановишь. Наливай еще, если осталось. И вели накрывать, подавать горячее, я поднимаюсь в залу.

Да, в моём замке пиршественный зал, он же зал приёмов, он же переговорная — не чета тому, что в замке Пристов. Строил так, чтоб не тесниться. Стол на двадцать человек — для самых ближних, еще место для лавок прочих умных и полезных. Я очень надеюсь, что когда-нибудь все эти места будут заняты. Да уже сейчас чуть ли не все посадочные места возле стола будут в деле. Бароны со своими подручными, управляющий, оруженосец, начальник охраны, на днях Витор дер Прист приедет… Расту, однако.

Глава 25

Срединное море

Просыпаться в собственной постели здорово, особенно, если ты только вчера вернулся домой из долгого путешествия, если с вечера выпил бутылку шампанского, если под боком заботливая красивая женщина… Которой доверяешь, которая прикроет спину и при надобности воткнет нож в спину твоего врага, не спрашивая, что за это будет. Короче, быть графом здорово, а мной — тем более, но не всегда, а изредка. Когда я никуда не бегу, никого не преследую, не отбиваюсь от очередного нападения всяких бесчестных людей. Впрочем, от честных тоже отбиваться приходится изредка, и с ними воевать сложнее. Надо соответствовать статусу, следить, чтоб не пострадала репутация. Ага, шкура пускай страдает, жизнь не жалко, а репутацию подмочить — ни-ни! Вот и выкручивайся, пробуй играть по своим правилам на чужом поле. Это как победить на шахматном турнире: выиграть все партии с битой в руке легко, сложнее сделать это так, чтоб твою победу признали прочие гроссмейстеры.

Может, не плыть никуда, остаться в замке, получить удовольствие от жизни, а потом еще раз, а потом снова… Сам знаю, что нельзя, мой первый порыв, как, впрочем, и второй — покарать всех, кто хотя бы косвенно причастен к гнусности в отношении меня, он самый верный. Только так здесь можно реагировать на оскорбление, умаление прав, сомнение в твоей чести или честности. Любое деяние, которое по понятиям двора в далеком детстве, требовало удара кулаком по сопатке, здесь требует той же реакции.

Мир юный и наивный, по-простому честный, здесь интригуют, спрятавшись за портьеры, прикрывая рот ладошкой. И пока стыдятся своих же хитростей и интриг. Высшая знать стыдится. А торговое сословие юридически стоит на одной ступеньке с ремесленниками и крестьянами. Ему пока не разрешается в открытую прославлять власть денег, эта власть вообще еще не признана, как в моем первом мире.

Так что дождусь обоза, загружу «Угнетателя», перетасую абордажную команду и пойду карать и пресекать. Карать злодеев, пресекать несправедливость, как я её понимаю. Раз уж меня посвятили в рыцари, приходится соответствовать. Опять же моим людям приятно, что они вместе со своим сюзереном за всё хорошее против всего плохого. Как это понимает сюзерен, а значит и они.

Отец, он же Витор граф дер Прист Крушитель прибыл в мой замок в сопровождении моего сводного братца Марти барона дер Приста Крушителя. Крушитель был мелок, слегка соплив, в меру ползуч и уже чуточку побегунчик. Парень активно агукал, но разговаривать со мной нормальным человеческим языком отказался. Видимо, еще не выучил мерсальер. Я не понял, зачем отец его притащил с собой, разве что для закрепления моих родственных чувств к мальцу? Так я и сейчас ему вполне сочувствую, такая подстава от родной мамаши сама по себе повод пожалеть сиротку.

Главное, чтоб он однажды не решил по непонятной причине, что именно я всему виной. Из тех, кто в курсе истории моих сложных отношений с усопшей мачехой, сейчас в живых три человека — я сам, отец и Далька. Все прочие, как то наёмники, Снежка и сама дамочка уже не с нами. Может история когда-нибудь всплыть? Может. Буду я что-то делать в свете данной вероятности? Нет. До того времени еще столько лет пройдет, что совсем не обязательно всем нам дожить до него. Если он человек с головой, то правильно всё поймёт и будет винить во всём саму мать или отца. А если мозг юного барона откажется принимать реальность — выкрутимся как-нибудь. Одна героиня книжки про гражданскую войну в таких случаях говорила: «Не буду думать об этом сегодня».

Тем более, отец тоже не поднимал щекотливых вопросов. Вместо краткого описания событий моей жизни, о которых он знал из письма, я дал развернутое описание истории от первого лица. Мол, не сам я поперся во все тяжкие, судьба-злодейка кинула. Помолчали потом, как у мужчин водится. Да чего особо обсуждать, когда Витор в том бою участвовал как простой мечник. Мог не я в пучину кануть, а он. Огневикам тогда категорически было запрещено магией шарашить — нам корабли были нужны, а не героическая смерть в прибрежных водах.

Я покидал свой замок с лёгким сердцем — если вассалы не накосячат, то его безопасности ничто не грозит. Взять его силой хрен у кого получится, а хитростью… где эти хитрецы учились, там я преподавал. И да, я как мог преподавал своим бойцам, десятникам, командирам баталий, баронам и начальнику замковой стражи эту науку. Как взять замок врасплох, как не попасть на эту удочку. Как нужно скрытно входить в чужие земли, как этому противодействовать. Почему войско на марше в разы слабее себя же развернутого к бою, что делать, чтоб ты подловил врага, а он бы тебя не смог. Тактика вызова противника на бой в оговоренном месте в назначенный час — это не тактика вовсе. Обращайся с врагом как с медведем, уважай его, обкладывай и создавай преимущество, а не всё это, когда «ура, вперед!» Ура и вперед тоже можно, но только в том случае, когда ты точно знаешь — они сейчас побегут.

Не стал посылать проверяющих на новую пристань, не требовал докладов, просто двигался с обозом бочек с вином по дороге к точке перевалки. Если мои бароны идиоты, если они смогли внушить страх и уважение к своим поручениям своим старостам, то пусть обтекают. Буду макать их в коричневую субстанцию, объясняя, кто виноват, кого сечь, а кого уже можно вешать. Кстати, тут всё просто: нерадивых у меня в графстве порют, воров вешают. Перепутать сложно, надо только опросить ответственное лицо и его исполнителей. Поймать на нестыковках, найти спрятанное…

Ну да, не очень легко. Спасает только то, что в моём графстве еще не завелся такой вредный жучок как королевский судья. В Присте, как везде, вешать разрешено только по его приговору, а у меня пока привилегия прифронтовой полосы, я тут как бы военная администрация. Опомнится Якоб Третий, пошлет своего представителя, и сразу не станет у меня права казнить. Поймите меня верно, я не сатрап, но иногда без веревки никак.

Лагерь, сам собою появившийся на берегу Коши там, где её безрезультатно пыталась пересечь дорога, встретил наш караван одобрительным гулом. Я так подозреваю, что местное население обрадовалось не мне, а тому факту, что скоро их горячо любимый граф опять уплывёт далеко и надолго. И снова тишь и гладь. А то ишь, пристань строй, форпост строй, руки мой! Народу же плевать, что я их загоняю твердой рукой в счастливую сытую жизнь, им лишь бы покряхтеть, посетовать на Угнетателя.

В общем и целом, посмотреть было на что в плане постройки причала. Даже можно было начать погрузку, что мы и сделали. То есть я велел, они озаботились. Каравелла подсела, намекая, что без мага земли будет сложно. Мы вверх по реке шли, периодически заглубляя русло, а сейчас снова кое-кому показывать класс. Всё, братцы, не осталось на Коше бродов по всему её течению, после моих покатушек это судоходная река до самой нашей пристани. С названием надо что-то думать. Или пустить на самотёк, какое-то в народе да приживётся.