– Люси, я просто нажала управляющую клавишу, чтобы вывести список адресов рассылки, а тут все вдруг исчезло.

– У-гу. – Экран монитора упрямо остается чистым, что они ни пробуют. – А ты твердо уверена, что нажала только управляющую клавишу?

– Мне так казалось, но, наверное, я сделала еще что-нибудь. – Лицо Лилиан искажено ужасом, но тут компьютер коротко гудит, чтобы привлечь к себе внимание, после чего на экране появляются яркие разноцветные диаграммы и цифры.

– Ой! – Они громко, облегченно смеются. – Как вы думаете, – спрашивает Лилиан, – это диск испорчен?

– Надеюсь. Иначе объяснение одно – в компьютер вселился злой дух.

– Может, попросить преподобного Стронга, чтобы он как бы вылечил его.

– Конечно. Пускай изгоняет дьявола.

Одним словом – одно удовольствие. Хорошая девушка, говорит себе Люси, когда за Лилиан закрывается дверь, – у нее это высшая похвала.

Канцелярия в полном порядке и заперта, теперь – домой, готовить обед. Люси болтает по телефону со своей подружкой Валери и одновременно режет картошку для запеканки. Сегодня попробуем новый способ, в микроволновке.

Неожиданно заходит Джим. Выглядит он жутко – усталый, неопрятный.

– Надеюсь, ты не собираешься давать урок в таком виде?

– В каком это таком? – обижается Джим.

– Какая у тебя одежда, Джим! Сейчас ты похож на пьянчужку из нижней Санта-Аны.

– У тебя, мама, слишком много предрассудков.

– У меня нет предрассудков. – Словно она какая-нибудь ханжа и затворница. Интересно, сам-то он бывает в нижней Санта-Ане? Просто возмутительно. И ведь ровно ничего не понимает, вон как снисходительно смотрит. Такой взгляд бывает и у Денниса, да и вообще они, Джим и Деннис, бывают иногда похожи до удивления. Почти всегда не вовремя. Люси пренебрежительно фыркает, берет себя в руки и возвращается к прерванной на секунду готовке. – Как бы там ни было, тебе стоило бы следить за своим внешним видом. Преподаватель обязан быть аккуратным.

– Какой я есть, такой у меня и вид.

– Ерунда, ты вполне способен позаботиться о своей внешности. Кроме того, одежда говорит, подает сигналы о том, что ты думаешь о людях, с которыми общаешься и, конечно же, что ты думаешь о себе самом.

– Семиотикой одежды увлекаешься, мамочка?

– Как ты сказал, семиотика? Не знаю такого слова.

– То самое, что ты тут говорила про сигналы.

– Тогда – да. А ты бы пошел, посмотрел на себя в зеркало.

– Сию секунду.

– Ты останешься обедать?

– Нет, я только забежал проверить, нет ли мне каких писем.

Вот это как у них делается.

– Нет, ничего не было.

Джим торопливо удаляется – не хочет, видимо, нарваться на Денниса. Вот это тревожит Люси больше всего, эта все расширяющаяся трещина между отцом и сыном. Не трудно понять, насколько тяжело это для обоих. Каждому из них нужно ощущать уважение другого, это в порядке вещей. А сейчас, когда и у Джима, и у Денниса великое множество неприятностей, эта потребность становится еще более настоятельной. Поддержка, взаимопомощь в трудную минуту… Люси берет телефон и звонит Джиму в машину.

– Слушай, Джим, а ты не зайдешь к нам завтра вечером? Последнее время мы почти тебя не видим. – Не почти, а совсем, с того самого времени как Джим и Деннис разругались; ведь прошло уже больше недели, и Люси отчетливо чувствует, как все больше и больше обижается Деннис – да и Джим, наверное, тоже.

– Даже и не знаю, мама.

Люси разрывается между желанием сказать сыночку пару ласковых слов и тревогой за него.

– И не заявляйся сюда, как сегодня, – посмотрел, нет ли писем, и до свидания, – резко говорит она. – У нас тут не почта. Ты просто обязан зайти к нам в ближайшее время и нормально, спокойно пообедать с отцом и матерью, ты это понимаешь?

– Хорошо. – Голос из трубки тоже звучит резко. – Только не завтра. Но ничего хорошего из этого не получится – он еще решит, что я опять хочу жить за его счет. – И Джим положил трубку.

Буквально через пару минут приходит Деннис, злой и недовольный. Желая отвлечь его мысли от работы, Люси начинает рассказывать про Анастасию и Лилиан – занятие довольно рискованное, можно нарваться на окрик: «Да отстань ты от меня!» Но Деннис ограничивается нечленораздельным хмыканьем. После обеда Люси решает использовать другую тактику. Пусть он выговорится, не нужно копить это все внутри.

– А что у тебя сегодня на работе?

– С Лемоном общался.

Ну, тогда понятно. Все-таки этот Лемон – очень неприятный тип, хотя Люси весьма трудно такое представить, на вечеринках ЛСР она видела совершенно обворожительного мужчину.

– И о чем?

Но Деннис не желает ничего рассказывать, он уходит в видеокомнату, вытаскивает из портфеля бумаги и погружается в работу. Люси прибирает со стола и садится. Хочется, чтобы ноги отдохнули. Завтра у нее урок на библейских курсах, нужно будет объяснять им Послание к Галатам, очень трудный текст. Павел вообще пишет весьма неоднозначно, в глаза это, может, и не бросается, но если читать повнимательнее… В нем чувствуется борьба различных желаний, полной самоотдачи и чего-то – эгоцентричного, что ли? В результате иногда получается нечто смутное, неопределенное. Люси перечитывает педагогическое пособие и задумывается о своих учениках. И начинает клевать носом. Пора ложиться, и чего это вечер всегда такой короткий? Деннис так там и сидит, наклонил голову чуть набок и смотрит куда-то в пустоту. Думает, наверное, об участке около Эврики, мечтает бросить все и уехать. Люси зябко ежится, ей совсем не по душе безлюдие и заброшенность этого побережья. И тем более – почти полный разрыв с друзьями, с работой, да со всем миром. Она даже задумывалась, несколько виновато, а не был ли пожар, который выжег там землю, чем-то вроде непрошеного ответа на ее молитвы. Не удовлетворил ли Господь самое недостойное из ее желаний, в порядке некоего урока или предостережения… Они ложатся. Вот и еще один день прожит. Сонные молитвы. Нужно притащить сюда Джима. Подумаем об этом завтра. Это важно. После урока. Или после Лилиан. Или…

В субботу утром все та же вечная тусовка начинается с развлечений в спортзале – и вдруг Сэнди чувствует, что его от всего этого тошнит. Снаружи – яркое солнце, и зал с его зеркалами, растениями, яркими стенами, громко клацающими тренажерами, спортивными шортами, трико и сладковатым запахом пота попросту тесен для такого великолепного дня.

– А-а-а-а-а-а! Ску-у-у-ушно! – Сэнди отпускает штангу тренажера, и грузы с грохотом валятся вниз; он пулей вылетает из зала, чтобы через несколько минут вернуться с купленным в молле мячом, битами и перчатками.

– Пошли, пошли! Поиграем в мячик! – Он быстренько выгоняет компанию на улицу.

Потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, где же здесь поблизости можно сыграть в софтбол[16], но в конце концов Эйб вспоминает, и они едут на юг, а потом – на восток, в Ортегу. Большая поросшая травой площадка, совершенно пустая и обсаженная по краям эвкалиптами, как раз то, что доктор прописал. Есть даже сетка вокруг, чтобы мяч не улетал. Они разбиваются на команды, далее все идет по порядку: сперва глазные пипетки, затем – игра.

Никто из компании не играл после окончания школы, а то и дольше, поэтому первые подачи проходят совершенно хаотически. Сэнди стоит шортстоппером и довольно хорошо берет низкие подачи, но потом неудачно отскочивший от земли мяч попадает ему прямо в голову. Сэнди все-таки ловит его и успевает выбить делающего перебежку Эйба. На лбу Сэнди появляется ярко-красное пятно, украшенное отчетливым рисунком шнуровки мяча. Услышав, что он теперь похож на франкенштейновского монстра, подвергнутого трепанации черепа, Сэнди входит в роль, что далеко не помогает его игре.

Таши, по всей видимости, запустил себе дозу «Восприятия прекрасного», он смотрит на все окружающее с оцепенелым восхищением четырехлетнего ребенка; когда бита попадает к нему в руки, он так же оцепенело смотрит на первые два мяча, поданные Артуром. Он забыл, что там делают с этой палкой, – восхищенно разинул рот и глазеет, как красиво летит мячик. Подбежавший Сэнди напоминает Таши, для чего он здесь стоит, взмахивает руками, изображая удар.