Поэтому сигнал вызова они встречают дружным стоном, после чего несколько секунд сидят совершенно неподвижно, готовые, кажется, разбить проклятую рацию. Опять влипли. В конце концов Ксавьер протягивает руку и медленно, очень медленно нажимает кнопку передачи.

– Что там еще?

Их направляют в Гарден-Гроув, в какой-то проулок между Гарден-Гроув-авеню и Брукхерст-авеню.

– Странно, – удивляется Ксавьер, – в тех местах не больно-то разгонишься, каким же это образом можно там хотя бы бампер погнуть?

– Говорят, звонок был какой-то странный, – произносит из рации голос диспетчера. – Что там случилось – абсолютно непонятно, мы не знаем ни кода, ни чего-либо еще. Есть какой-то адрес, который имеет вроде к этому какое-то отношение, – Эмерсон, тысяча двести сорок шесть.

– Ты точно знаешь, что нужны мы, а не полиция?

– Сказали – спасательную команду. Ксавьер отключает рацию.

– Ну, эта поездка нас особенно не вымотает. Чушь скорее всего какая-то.

Так что Эйб проезжает сперва по Брукхерст, затем по Гарден-Гроув и не находит ни малейших признаков аварии. Они видят только:

«Прикид со скидкой», магазин уцененной одежды.

«Сиди-слушай», где торгуют компакт-дисками, и видеопрокат «Погляди-ка».

«Розово-голубой видеосалон для взрослых», хозяин – полковник из Кентукки.

Твой замызганный квартал. Ты в нем живешь.

Склад, торгующий мебелью.

Дешевая мастерская, принимающая в ремонт камеры и всякую автоматику.

Два магазина подержанных машин. Пиццерия.

И все же монада, она существует, что бы там ни говорили теоретики.

Ведь вот она, верно?

Продуктовый магазинчик-автомат. Танцевальный зал.

Напротив всех этих заведений – автостоянка. Автомобили.

Вывески, дорожные знаки, уличные фонари, светофоры.

Телефонные провода, полосующие прокисшее молоко неба.

И так далее, и так далее – до той самой точки, к которой сходятся магнитные дорожки и две стороны длинного, совершенно прямого бульвара. Одним словом – обычная для ОкО улица, каких здесь многие сотни. И никаких тебе аварий.

– Ну и что же дальше? – спрашивает Эйб.

– Давай попробуем этот адрес.

– Но ведь… – они выезжают на Эмерсон-стрит, идущую параллельно Гарден-Гроув-авеню. – Ведь это пристройка мебельного склада.

– Да, но там наверху могут быть и жилые квартиры. Смотри, по виду – вполне похоже. Эйб пребывает в сомнении.

– Нет, – качает он головой, – не мы здесь нужны, а скорее уж полиция.

Они выбираются из фургона и поднимаются по бетонным ступеням наружной лестницы. Проулок, в котором стоит дом, заполнен серыми металлическими баками для мусора, завален сплющенными, огромного размера картонными коробками. Лестница приводит их к деревянной двери, которую бесчисленное число раз открывали ногой и однажды красили оранжевой краской, давным-давно уже поблекшей до пыльно-желтого колера. Ксавьер поднимает руку, чтобы постучать, но в тот же самый момент из-за двери раздается дикий – словно кто-то на кусочки режет собаку – вопль. Ксавьер и Эйб молча смотрят друг на друга. Затем Ксавьер стучит.

– Не лезь сюда! Ой, Господи… мотай отсюда к долбаной матери!

Голос несомненно женский, только хриплый и какой-то дикий.

– Хм-м, – негромко говорит Ксавьер. А затем кричит: – Спасательный отряд, мэм!

– А! Так это вы! Помогите! Помогите! Ксавьер пожимает плечами и пробует открыть дверь. Дверь заперта.

– У вас дверь заперта!

– Только не надо ее ломать! А то он выгонит меня из квартиры! А-а-а! А-а-а! Помогите!

– Ну тогда откройте ее сами!

– Не могу-у!

– Ну, не знаю.

Ксавьер осматривает дверь, крутит ручку. Никакого результата.

– Да помогите же мне, черт побери!

– Мы пытаемся! Не закройся вы на замок, было бы гораздо легче. – Ксав осматривается. – Слушай, Эйб, кухонное окно совсем близко к перилам, и оно открыто. Узковато, конечно, но ты, пожалуй, протиснешься.

Эйб глядит на крошечное оконце, на его лице – крайнее сомнение.

– Да куда там, оно же совсем маленькое. И свалиться тут недолго.

– Пролезешь, еще как пролезешь. Попробуй, а я буду тебя держать.

Эйб забирается на хлипкие железные перила, сует в окошко руки и голову, ищет за что бы ухватиться. Единственная зацепка – торчащий над кухонной раковиной кран. И окошко действительно чересчур узкое… Ладно, попробуем. Он начинает втискиваться внутрь. Жуткая вонь, по всей видимости – от давно не выносившегося мусорного ведра. Плечи кое-как пролезают, дальше уже все проще, нужно только проползти над раковиной и втянуть ноги. В конечном итоге, после мощного завершающего толчка Ксавьера Эйб оказывается на грязном полу.

– Эй, кто тут?

– Помогите! О-о-о помогите!

Эйб вскакивает и бежит; на полу крохотной комнатки, примыкающей к кухне, лежит черноволосая женщина в длинной, мокрой от пота мужской рубахе. Судя по горой вздымающемуся животу, она либо чудовищно толстая… да нет, какое там толстая – эта женщина корчится в родовых схватках. Так вот и рожает – прямо на полу.

– Эй! – кричит женщина. – Я здесь!

– Вижу, вижу.

Эйб отпирает наружную дверь и впускает Ксава. Женщина отдергивается, прижимается боком к старой, зеленого винила кушетке.

– Это еще кто?

– Спасательный отряд. – Ксавьер опускается на колени, берет женщину за запястье, отодвигает ее ладонь, которой та вцепилась в свой живот. – Вам нужно расслабиться…

– Расслабиться! Да ты что, шутки пришел шутить? И почему вы так долго? А-а-а! А-а-а! – По лицу женщины текут струи пота, она непрерывно перекатывает голову то в одну, то в другую сторону. – Я просила «скорую помощь»!

– Вот мы и есть «скорая помощь». Попробуйте, пожалуйста, расслабиться. – Ксавьер быстро ее обследует. – Послушайте, и давно у вас начались схватки?

– Часа, наверное, два.

– Надо же, как у вас все быстро.

– Ты это мне рассказываешь? И вообще, кто вы такие?

– Спасательный отряд.

– Я не хочу, чтобы какой-то черножопый лапал меня в этом месте, да еще в такое время, когда я пытаюсь… а-а-а!.. родить ребенка.

Ксавьер смотрит на нее, наморщив лоб.

– Я попытаюсь воздержаться от грубых приставаний, во всяком случае – пока вы не разрешитесь, договорились? Сейчас там как-то тесновато для изнасилования.

Женщина пытается его ударить, но все ограничивается бессильным взмахом руки.

– Убирайтесь отсюда! Оставьте меня в покое! Ох, Господи!

– Вы никак не поймете, мэм, что мы – спасательный отряд, – пытается объяснить Эйб.

– Да отстань ты от меня со всеми своими «мэм». Мне просто нужна «скорая помощь».

– Ради Бога, – охотно соглашается Ксавьер. – Эйб, сбегай за носилками. Думаю, мы еще успеем отвезти ее в больницу святого Иосифа.

Эйб кубарем скатывается с лестницы, хватает свернутые носилки, бежит с ними наверх. Ксавьер и роженица громко спорят.

– Послушайте, женщина, никто там не станет удерживать вашего ребенка в заложниках. Не сможете заплатить – ну, значит, не сможете заплатить! А сейчас у вас все это идет слишком быстро, почти обязательно будут разрывы. В больнице вам будет гораздо лучше.

Женщина не отвечает, у нее очередная схватка. Однако Эйб видит, что ей хочется ответить, она не сводит с Ксавьера сверкающих ненавистью глаз, трясет головой, наконец, выдавливает:

– Не хочу – никуда – ехать!

– Ничего не поделаешь. Если мы оставим вас здесь, вы умрете от потери крови. Мы не имеем на это права.

Эйб развернул носилки и поставил их на ножки. Когда они с Ксавом начинают поднимать женщину с пола, та выгибается дугой, ни на секунду не переставая стонать от невыносимой, видимо, боли.

– А вы не пробовали тужиться ритмично? – спрашивает Ксавьер. – Вы имеете хоть какое-нибудь представление, как это делается?

– Да иди ты!.. – Женщина снова пытается его ударить. – Долбаные насильники! Да я же даже не знала – а-а-а! Я и про беременность-то свою узнала только два месяца назад.