Байкальская баллада

Их напрасно весь день искали.
Вдалеке
          от привычных дорог
катерок посадило на камни.
Уходил на дно
катерок.
Экипаж катерочка —
                            четверо,
да еще пассажирка одна…
Видно, так судьбою начертано,
что вода
чересчур холодна.
Знали все
(зачем утешаться
и надеяться на чудеса?) —
в этом климате можно держаться
на поверхности
полчаса,
а потом…
Да ну его к черту!
Все равно не спасется никто…
Капитан
            взглянул на девчонку:
– Парни,
ей-то это
за что?!
Мы
     пожили не так уж мало,
а она
всего ничего…
Но ведь есть на катере
                              мачта!
Это ж —
лодка на одного!..
И не надо, сестренка, плакать…
Мы немножко
                   обманем смерть…
А она:
– Не умею плавать… —
Он:
– Тебе и не надо уметь!..
Мы привяжем тебя,
                          спеленаем —
не утонешь во веки веков…
Только ты постарайся, родная,
доплыви за нас,
мужиков.
Может, холод взять не успеет…
В общем,
            кончим этот базар!
Передашь наши письма на берег.
Приготовься.
Я все сказал…
…Первый написал коротко:
«Извини за почерк —
холодно.
Извини за кляксы —
мокро.
Так и потонуть
                    можно.
Если не придет к нам
                             спасенье,
выйди замуж.
Твой Сеня…»
А второй
            на лоб сдвинул шапку.
Передал письмо.
Ножкой шаркнул.
А в письме:
«Натаха!
           Рыдать погоди!
Слезы
неполезны для красавицы…
Мы еще поплаваем!
Все впереди!
Все впереди,
                 кроме задницы…»
Третий
          к рубке вздыбленной
                                      плечом привалился,
шевелил губами —
широк да невезуч.
То ли – матерился,
                          то ли – молился,
то ли – что-то важное
                               учил наизусть.
«Бывшая жена моя,
                         кончай свою дележку —
простыни-подушки,
чашки-сапоги…
Сбереги Алешку!
                       Алешку.
                                 Алешку.
Сбереги мне
                сына.
Алешку сбереги…
Знаю, что меня ты
                         любила
                                   понарошку.
Но теперь —
хоть мертвому! —
перечить не моги:
сбереги Алешку.
                     Алешку.
                               Алешку.
Я тебя прощаю.
                     Алешку сбереги!..»
А четвертый
                 буркнул нехотя:
– Некому писать!..
Да и – некогда…
…Письма спрятаны в целлофане.
(Лица мокрые,
                   будто в крови.)
Помолчали.
Поцеловали.
И сказали глухо:
                      – Живи… —
Подступившие слезы вытерши,
привязали,
сказали:
           – Выдержи… —
оттолкнули,
сказали:
           – Выплыви… —
И смотрели вслед,
пока видели…
И плыла она по Байкалу.
И кричала,
              сходя с ума!
То ль —
           от гибели убегала,
то ли —
           к гибели
                      шла сама.
Паутинка ее дыханья
обрывалась у самого
                           рта.
И накатывалась,
                     громыхая,
фиолетовая темнота!
И давили
             чужие письма.
И волна как ожог была…
Почтальонша,
самоубийца —
все плыла она,
все плыла.
Все качалась
                 под ветром
                                отчаянным,
ослепительным,
низовым…
И была она
                Чрезвычайным
Полномочным Послом
к живым!
Долгим эхом,
                 посмертным жестом,
вдовьим стоном
на много дней…
…А потом
вертолетный прожектор,
чуть качаясь,
                 повис
                        над ней.

«Охота! Настала охота!..»

Охота!
         Настала охота!..
Раздолье
            неравной игры.
Забава.
Мужская работа
еще с допещерной поры,
В душе,
оглушенной азартом,
почти что звериный инстинкт!..
Как лихо
            над озером завтра
веселая дробь засвистит!
Какая потеха начнется!
Какая удача придет!..
И лес
        от удара качнется.
И лось
         на колени падет.
И будут
          кровавые перья
беспомощно плыть по реке…
И станет
           сплошным нетерпеньем
двустволка
в счастливой руке!..
Эгей, сапоги-скороходы!
Догнать!
           обнаружить!
                            добыть!..
Как все-таки людям охота
однажды
кого-то убить.