Ох, какой тут отзывчивый и приятный персонал.
– Средненько. Больше не буду столько пить. А как вас зовут, милая? – она мне нравится все больше.
– Сестра Пионика. Не помните меня?! – теперь на меня смотрят с ужасом. А я закапываюсь в извилины, проверяя, не крутил ли с ней раньше. Имя слишком необычное, но хоть убей, не помню. – У вас стресс. Доктор сказал, что возможен бред. Отдыхайте. Преподобный Константин скоро посетит вас.
– Постой-ка, – тяну к ней руку. Тонкую и белую. – Я ведь еще сплю?
Пионика берет мои пальцы и нежно сжимает обеими ладонями:
– Все будет хорошо, сестра Литиция. Вы поправитесь.
Еще немного и пущу скупую мужскую слезу. Да она же монашка! И крест на груди и накидка на голове. Что за порнографические фантазии? Она сейчас начнет раздеваться?
– Не начнет. Даже если вы очень попросите, сестра, – новое лицо кордебалета абсурда является в виде высокого священника в воротнике стойке и красном балахоне. Он высокий, прилизанный, кривоносый и бреет височки, что меня лично в мужиках подбешивает. На его груди сияет огромный крест. – Вы помните, что с вами произошло?
– Конечно, доктор. Мы выпили шесть литров коньяка, три литра водки и завершили абсентом. И все бы ничего, если бы не кальян и травка, – не считаю нужным что–либо скрывать.
– Вы опять бредите, – теплая ладонь священника ложится на мой лоб. Вот лежу и думаю: вырываться уже пора? Или это доктор такой? Из той же оперы, что и сестра. Порнографической… – Сестра Пионика, принесите ей поесть.
Что-то мне не нравится это «ей». Это же не мне?!
– Вы должны были изгнать демона, а не убить девушку. Почему отец Джонатан мертв?
Притормози, мужик. Слишком много информации. А я не «ОКЕЙ, Гугл», доступ к сетке не имею. По морде твоей озабоченной вижу, намечается представление в несколько актов. И петь мне в этой опере фальцетом, если быстро алиби себе не обеспечу.
– Понятия не имею, о чем вы говорите, – выдаю самое гениальное, что приходит в мой обезжиренный мозг.
Проснусь, обязательно схожу в церковь и свечку поставлю.
– Вы оторвали бедной девушке голову. Вырвали, – добивает мужик, прикидывающийся Папой Римским.
Ну, извини. Бывает. Что тут еще сказать?
И насчет «бедной» я бы поспорил, но о мертвых либо хорошо, либо никак.
Поэтому…
– Не помню такого.
Три поставлю. Нет, много поставлю! Честно.
– Это убийство, сестра. Констебль допросит вас позже. По какой причине вы проявили такую сильную агрессию?
Черт, может ему просто крови предложить? Выпей, брат, хватить мозги насиловать! Присасывайся, не стесняйся!
Пенальти мне в подмышки, меня же сейчас вывернет. Словно в детство вернулся: куча незнакомых личностей и кругом загадочность вперемешку со вкусом помоев во рту. Алиса в стране чудес, просто! Она вроде тоже употребляла все без разбора.
Посетитель ждет, смотрит на меня умными синими глазами. Усталыми и слегка прищуренными. Очень похожими на глаза моего деда, который умер несколько лет назад. Вот только деду моему было девяносто три года. Он Ленина видел и войну прошел.
– Ничего не знаю. Я защищался.
– Что произошло? Сестра Литиция, демон был слишком силен? – священник наклоняется ко мне вплотную, и становится очень неуютно. Особенно, когда понимаю, что моя грудь касается его руки.
МОЯ.
ГРУДЬ.
– Да, силен слишком, – вырывается писк из горла. Как-то сам по себе оказываюсь на спинке кровати. Как можно дальше от этого индивидуума, вызывающего у меня непроизвольный рост ненужных округлостей.
А мужик хватает за руку. И не дает вырваться. Захват у него стальной. А я, между прочим, заслуженный спортсмен России. У меня тренировки восемь раз в неделю, 24 на 7.
– Сердцебиение ускорено. Зрачки расширены. Вы остаетесь под наблюдением. Мне страшно за вас.
Так он пульс проверяет! Страшно ему. Знаешь, ли ты, упырь, как мне-то не по себе?
– Может быть коньячку? – старательно не думаю о том, что у меня под одеждой. И почему я в платье. Не думаю.
Вообще не думаю.
Я – дерево. Стремительно тянусь к солнцу, в позитив…
– Вы же не пьёте.
Как тяжело достигнуть позитива в неравной схватке с упырем!
– Не видишь, плохо мне! Значит, пью!
А как замечательно победу в Кубке Европы отметили. Вспомнить приятно! Лучший клуб, лучшие девочки. Огаров, черт!!! Вернусь, пить брошу! Совсем! А ты – на скамейке запасных сидеть будешь. Всю жизнь!
–Но обед, постриг…
Желудок что-то голодно отвечает за меня, и я соглашаюсь:
– Неси.
– Что? – тоном дотошного официанта уточняет Преподобный упырь. Кажется, я знаю, почему у него нос сросся криво.
– Обед, говорю, неси. Не напьюсь, хоть нажрусь. Говорила мне мать: «Косяк через коньяк верный тупняк!» Или трупняк? – само собой, моя мамка так никогда б не сострила. Просто бабкину любимую фразочку позаимствовала.
– Сестра, вам совсем плохо.
– А я тебе о чем толкую?! ПЛОХО, батюшка, ПЛОХО! – дошло, наконец! Два тайма по сорок пять минут, плюс добавочное по пятнадцать, и только на пенальти мы доезжаем! Аллилуйя. Танцуй, Святоша. Праздник у нас.
– Сестра Литиция, вы монахиня Ордена Святого Павла. Такое поведение не подобает…
– Выпить дай, ирод окаянный!
Монахиня. Сестра. Литиция. Что за имечко такое?! Спасибо, что не Снежанна!
И в какую сторону теперь из этой паранойи выползать?!
– А вы сейчас точно по-английски говорили?
Офсайд на мою седую голову, да мы ж с ним не на русском разговариваем! И у него произношение хромает. Кто так окончания растягивает?! Будто древний Оскар Уайльд вытанцовывает.
– Отец Константин, я могу вас побеспокоить? – девочка–монашка возвращается с тарелкой дымящейся каши.
В животе ворочается. Ненавижу овсянку, но личико Пионики делает ситуацию немного светлее.
– Я буду за вас молить Бога, сестра Литиция, – священник встает, крестит меня и уступает место девушке.
– Можно вилку мне? – улыбаюсь вошедшей. Почему во сне поедать овес так же мерзко, как в реальности?
– Конечно! – Пионика ненадолго исчезает. Все десять секунд этого времени мы смотрим со святым упырём друг на друга. В моей голове свистит ветер, потому что мне думать никак нельзя. Передо мной ложится маленькая десертная вилочка.
Не очень острая, не очень большая. Но мне и такая подойдет.
Бью вилкой в бедро. Со всей силы. С размаху. Даже юбку потрудился задрать.
– А– А– А– А– А– А– А!!! М*ть, Я*ть, Б*дь, Ж*ть!!!
Как же больно! Что за сны такие натуральные?! Это новый вид присутствия!? +100800D?!
Ко мне тут же подскакивает упырь, отбирает оружие и засыпает приказаниями:
– В монастырь её. И полный запрет на практику вне Ордена. Под наблюдение!
Я его уже ненавижу.
Плохой из него все-таки врач.
Нетактичный.
Нет чтобы отвернуться, пока я прощупываю у себя присутствующие округлости, отсутствующее между ног и черепушку!
Но мне уже параллельно, меня накрывает истерика.
Дикий смех сотрясает палату.
ОКЕЙ, Алиса, как я оказался в теле женщины?! Почему не могу проснуться?!
Если это розыгрыш, я ноги вырву озарившемуся этой идеей! Новаторы, чтоб вас!
Это же шутка? Опять Огаров чудит?
Мужики, я уже наигрался! Еще с паучихой!
Где камера?
Ну, пожалуйста!!!!!
3. Каждый сходит с ума в меру своей испорченности
Мне снится Маринка. Странно, свою первую жену я вспоминаю не часто. Её и двух сыновей я оставил еще десять лет назад. Как только познакомился со своей второй женой – Кристиной. Модель, рост 180 см, талия 49 см, ноги от ушей. Она полностью затмила первую. С её полнотой и скандалами. Я уплыл в какое-то царство райского наслаждения. И не возвращался несколько лет. Пока не получил развод, судебный иск на алименты и полные карманы ненависти. От детей и бывшей. Но за возможность больше не зависеть от их нытья, цена была невысока. Я и раньше редко отказывал себе в маленьких радостях, а после развода радости стали высокими, ухоженными и щедро оплачиваемыми. Как-никак в средствах я никогда не нуждался. Тренер сборной родной страны по футболу получает ой как достаточно. Потом была третья жена – Злата, после которой официальные жены кончились. И начались спутницы жизни: Мила, Таисия… И это не считая неофициальных. Я люблю женщин. Всегда любил. Больших, маленьких, толстых, худых, глупых, умных. Азиаток не очень люблю, они странные.