Новый смех слева.

Короткий скрежет справа.

Дверь в конце темного коридора открывается. Из–за нее доносится гиенье хихиканье.

– Да они издеваются! – возмущается Белл и несется в гостеприимную ловушку.

– Не торопись! – успеваю преградить ему путь. – Не забывай, мы имеем дело с демонами.

– Демонов не существует.

– И поэтому вы позвали нас? – голос Константина полон сарказма.

У меня желудок плещется в районе коленок, а Богомол над врачом издевается! Вот отброшу копыта в связи с непереносимостью антисанитарии, кто меня откачивать будет?

Но Белл отходит, пропуская моего напарника вперед.

Мы почти у двери, когда из–под нее начинает выползать туман. В темноте он кажется черным, но сырость Лондона серая, как жизнь без МакДака. Она тяготеет к отрицательным эмоциям, липнет к маньякам и психам, накрывает с макушкой оступившихся, топит отчаявшихся. Вслед за смогом появляются пальцы, они тянут дверь внутрь, открывая нараспашку.

И перед нами застывает фигура человека. Скорее подростка или нищего, которого не кормили очень долго. Локти острые, ноги длинные. Свет из разбитых окон слишком тусклый, но я знаю, что это точно не тот, кого мы ищем. Раймонду пять лет, и он еще ребенок. Хотя этого парнишку я вроде знаю. Но вспомнить не могу. Лет восемнадцать на вид. В руке нож. Чернокожий.

Человек кричит, и звук больше похож на скрип пенопласта о стену, чем на голос.

Не могу удержаться, закрываю уши руками и приседаю. Барабанные перепонки протыкает иглой звука, голова раскалывается на сотню черных точек.

Через силу оглядываюсь, но напарника и Белла рядом нет. Нас все–таки разделили.

И следы на полу только одни. Мои.

Куда делись остальные?

Крикуна тоже нет, и это немного успокаивает.

Есть еще возможность убежать. Но я делаю шаг вперед. Один, второй, третий. И за спиной с медленным скрипом, трущимся о кости, закрывается дверь.

Хоть бы петли смазали, демонята малолетние.

Комната большая, все предметы в ней застелены белой тканью. По очертаниям угадываю в монстрах диван, стол, шкаф и два креста. На улице день, но свет сюда не попадает. Еще одна загадка дома.

Дети любят играть в прятки. Даже если они мертвые.

Первым делом стягиваю покрывало с дивана. Сажусь на него и делаю десять глубоких вдохов. Пыль тут же забивает нос и горло. Кашляю. Делаю еще десяток расслабляющих упражнений. Успокоится не получается. Зато место страха занимают злость и раздражение.

Очень не хочется проверять другую мебель. Очередную волну пыли я просто не переживу.

Откидываюсь на спинку дивана, думая, как быть дальше.

И натыкаюсь на два черных глаза.

Реймонд запутан в паутине, будто личинка в коконе. Только лицо остается свободным. Он растерт по потолку и на вид опасней всех демонов вместе взятых.

– Здравствуйте, сестра, – говорят мне сверху. Из улыбающегося рта капают черные слюни. Будто нефтяной дождь в рамках закрытого помещения.

С трудом успеваю отпрыгнуть.

Упав на диван, капли превращаются в извивающихся червей.

Достаю Библию, распятье, разряжаю оружие. Я не буду стрелять в ребенка. Мы здесь, чтобы спасти его.

Уговоры даются нелегко, ногти прорвали перчатки и кровь сочится к манжетам.

Открываю книгу на любимом псалме номер 12.

– Молитва не поможет. Ваши спутники мертвы, – голос у мальчика подозрительно взрослый для пятилетки. – Может, вы и сами дышите только в своем воображении?

Он связан, а значит, не опасен.

Но не успеваю начать молитву, как слюни превращаются в веревки и тянутся ко мне. Реймонд отделяется от потолка и опускается вровень с моими глазами. Он плетет сеть, он и есть паутина. Поэтому нет следов на полу. Он ползает по стенам. Человек–паук, мать его мало шлепала по жопе. Может быть и выросло бы что-то путное.

Да, я могу декламировать молитвы независимо от хаоса, что творится в голове на данный момент. От рассуждений о воспитании отвлекают злые слова:

– Слышите? Вас уже похоронили.

Отчетливый хлопок двери. Почему-то не сомневаюсь, что входной. Почему-то не сомневаюсь, что меня заперли.

Но напарник никогда меня не бросит.

От стен отделяется тень. Адовый крикун даже нож не потерял. Встреча с ним меня абсолютно не радует.

А девочки с Потрошителем, видимо, отвлекают моих братьев по профессиональному попаданию в говно.

Выстою ли против двоих?

Легко. Мою крутость можно демонстрировать на лекциях героям Марвел. Пусть внимают и учатся. Того же человека – паука обскачу за один прыжок.

Иглы протыкают одежду, добираясь до мышц. Кто–бы не сидел у моих противников в мозгу, им никуда не деться от физиологии.

Да хрен с ними, забудем про паутину и их сверхпсихические способности. Они оба просто дети.

Тела их застывают манекенами, пальцы еще в движении, но плечи уже замерли. Реймонд забавно покачивается на своей паутине.

– Ты мертва. И они мертвы. Мы все мертвы, – фразы из него льются черной рекой, заполняют комнату и залезают в душу. Срочно нужно понавтыкать иголок ему в пасть. – Все здесь обман!

Моя молитва вьется вокруг парней, сбивая патину. Но сети обмана лезут изо рта Реймонда все быстрее и не думают останавливаться. Черных волокон становится все больше, они все толще.

Опять не тот псалом! Что ж за непруха такая в последнее время?! Глаза застилает пелена сомнений. Со всех сторон: слова. Они давят и душат, опутывая мозг.

– Сдохнешь здесь. С нами. Ты рада? Ради этого старалась? Как тебе?

Надо было один патрон оставить. Лучше застрелиться, чем такое слушать!

Комната черна от моих страхов, взбаламученных их ложью. Мне трудно стоять ровно. Иглы рассыпаются из рук, сверкающими осколками скачут по полу, поднимая вихри пыли.

– Мы должны умереть! Все должны умереть, чтобы родиться!

Рука чернокожего подростка целится ножом мне в сердце. Его не сдержать молитвой.

В нем нет демона.

Мои тренировки не прошли даром: уклонение, подсечка, перераспределение игл, и парень перестает дергаться.

Дом трясется и подумывает сложиться гармошкой. Доски пола встают вертикально, превращаясь в зубастый забор. Библия машет страницами, улетая вниз. Вместе с детьми балансирую на остатках ламината. Опора уходит из-под ног.

Константин с ноги вышибает дверь и стоит на пороге, как супермен по вызову. Потом приходит в себя, прилизывает рыжие кудри и тащится к нам. С ходу заряжает псалом номер пятьдесят один и кидает мне бутылку со святой водой.

– Чего прибежал? Я тут почти закончила! – машу рукой напарнику.

После того, как приходил Доик Идумеянин и донес Саулу и сказал ему, что Давид пришел в дом Ахимелеха.

Пол ложится на место, но мы перетаскиваем детей в угол комнаты. На случай повторного восстания поверхности. Наклоняюсь к застывшему подростку и рисую кривые кресты на черном лбу и руках. Остатки на всякий случай выливаю прямо ему на голову.

Что хвалишься злодейством, сильный? милость Божия всегда со мною;

гибель вымышляет язык твой; как изощренная бритва, он у тебя, коварный!

Константин показывает мне два пальца буквой V. Победа? Или выколет мне глаза после изгнания?! Стараюсь не думать об этом. Просто читаю молитву, параллельно связывая своих жертв. Реймонд, обмотанный веревками поверх своего паучьего кокона, обретает завидную округлость. Его можно катить по улицам вплоть до Тауэра.

Ошарашенные полицмейстеры зависают в коридоре. Видок у комнаты еще тот, будто беспощадные сволочи тут Капитошку растерзали.

ты любишь больше зло, нежели добро, больше ложь, нежели говорить правду;

ты любишь всякие гибельные речи, язык коварный: