Когда я пришла в себя, он держал меня на руках. И куда-то нес. Вы знаете, мой муж раньше тоже носил такой цилиндр. И воспоминания так нахлынули на меня.
Я провела с ним ночь. Отомстила мужу и вернулась домой.
А потом мне захотелось наказать мужа еще сильнее.
В тишине слышится звук открывающейся двери. Служанка приносит чай, ставит поднос прямо на пол и разливает напиток по кружкам. Даже молоко всем добавляет. Как Брюнель их муштрует, чтобы оставались такими невозмутимыми? Его служанки с Костиком в одну школу ходили?
Платье Элизабет подчеркивает её грудь и талию. Глаза обворожительно стреляют то в мою сторону, то в сторону Костика, то в тело мужа. К концу истории, она приходит в себя и больше не напоминают осатаневшую извращенку.
Я на автомате мешаю чай с молоком, который не собираюсь пить. Сглатываю и прочищаю горло:
– Вы сможете узнать этого человека при встрече или на фотографии?
– Зачем же? Я знаю, кто это и где он живет, – шипение остаётся при красавице, но меняется на соблазнительно-сексуальное. Хочу, чтобы Элизабет каждый день читала мне перед сном. Сказки для взрослых. – Но скажу только, если вы поклянетесь ничего не делать со мной.
– Вы больны. И кидаетесь на людей. Вам нужна помощь. И наша обязанность, как представителей церкви, спасти вашу душу, – подаёт голос Святоша. Твердые, заученные фразы похожи на лай и на крики одного Тутанхамона из часовни. Как неприятно.
Изамбард Брюнель краснеет до лысой макушки и потрясенно молчит. Жалеть, что к тебе не пристает твоя мёртвая жена до смешного стыдно. Мы затащили его в каморку, чтоб на пороге не валялся. И монолог Элизабет он слушал, открыв рот.
Константин готовится к новой проповеди, но я опережаю его:
– Где гарантия, что мы отпустим вас, а вы завтра не пойдете в отрыв?
– Я провела взаперти семь дней. Это было недоразумение. Приношу свои извинения, – она само раскаяние и печаль. С небольшим дефектом дикции.
Я наклоняюсь к напарнику и шепчу:
– Она выглядит адекватной. Если тебе нужен этот разносчик похоти, можно и не дергать девочку.
– Не думаю, что все так просто. Если в ней, действительно, демон…
– Да какой демон! Она нормальная совсем. Ну, злится немного! И почему мужику можно налево походить, а ей нельзя?!
– Сестра Литиция, вы меняете мнение, как флюгер во время урагана, и не представляете, насколько непредсказуемы потусторонние сущности.
Как же бесит это надменное выражение лица! Тебя мама с папой не учили чужое мнение уважать? Про «прислушиваться» вообще молчу.
Молчу красноречиво очень.
Гибкость моих суждений наглядно иллюстрирует согласие носить монашескую робу и ружьё за спиной.
А вот тебе, уважаемый, стоит быть немного проще.
Святоша смотрит на мое красноречие и думает. А потом кивает:
– Мы проведем с вами в комнате одни сутки. В случае вашего корректного поведения, проводить изгнание не станем. Но вы должны будете посетить доктора под присмотром сестры… – еще один странный взгляд в мою сторону. – Без присмотра. И исполнять обязанности жены рода Брюнель. Или покинуть этот дом.
Белокурая женщина и её муж кивают:
– Мы согласны.
– И я бы не стал это пить, – указывает Богомол на чашки. – Все-таки, ваша любовница знаток ядов.
Ох, нехорошее это предложение, провести целый день с красивой молодой женщиной. Одержимой идеей насолить мужу, прохаживающейся по спальне виляющей походкой.
О чем ты только думал, молитвенник в юбке?!
Элизабет подходит ко мне и принюхивается:
– Ты вкусно пахнешь, монашка.
– Это не похоже на адекватное поведение, – пытаюсь возразить, но женщина не слушает, она прижимается вплотную, бьёт меня кулачками и агрессивно дёргает за рукава:
– Он привел её обратно! После того, как я выгнала! Он знал, что меня отравили! Почему вы не позволили ему выпить яд?!
Ну, предположим, травануться клиенту не дал Константин. А я даже не понял, что чай попахивает чесноком. Эта дура отравила все чашки и убежала. Святоша и глава семейства Брюнель потащились её искать. И писать заявление в полицию. Так что сейчас с Элизабет мы ждём констебля.
Одни, ля.
Даже без слуг, ля.
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля.
Да как можно сдержаться, когда тебя всего облапали уже, ля!?
Святая Лукреция, любовь моя, помоги!
Вызовите санитаров! И как язык поворачивается отказаться:
– Прошу простить меня. Я вроде и не против. Но занят уже. К сожалению, моему огромному, – черт побери, всех этих девчонок! И откуда только силы берутся, скинуть с себя мягкие ручки Элизабет?
Промыли мозги, все-таки.
Раньше меня не волновали чувства влюбленной девушки.
Но Лукреция ждет меня…
А Элизонька так расстроена…
Черт!
– Я вся пылаю от гнева! – раздаётся над ухом. Да так близко, что волосы на загривке шевелятся. Её дыхание щекочет шею. А кадык у меня место эрогенное. Чувствую шевельнувшееся возбуждение между ног. Учитывая, что шевелиться там нечему, это пугает.
Прости, Лукреция…
Прекрасные изгибы Элизабет ложатся под ладони, и девушка очень быстро избавляется от платья. С моей помощью, естественно.
И надо заявиться Главному Богомолу Великобритании в самый неподходящий момент! Еще бы пару минут!
Начальник легко отцепляет женщину от моего тела, переносит на кровать и поправляет на ней почти отсутствующее платье.
– Вы накажите меня, падре? – спрашивает она с надеждой, и слегка шепелявя. Глазами, не отрываясь, следит за Преподобным.
Меня спроси, красавица! Я в наказаниях – мастер!
Голос Богомола строгий, надменный и обличающий:
– Тина Смит – любовница вашего мужа под арестом. Её поймали и будут судить за покушение на служителя церкви. А теперь вопрос: хотите ли вы вернуться к вашей прошлой жизни? Или покинете мужа? – он раскладывает по комнате книги, елей и кресты. И выжидающе смотрит на меня.
А у меня вейл под локтями валяется, да юбка задралась. Быстренько привожу себя в порядок. Сетую на то, что жмотяра денег на штаны так и не выделил. Оглядываюсь. Под нудение Преподобного выношу два канделябра и три статуэтки с острыми выпуклостями. Мне Элизабет нравится такой, какая есть, но интонация Богомола не терпит возражений:
– Вы не выдержали проверки. Нам придется провести изгнание.
– Конечно, падре! – Элизабет обвивает руками святого отца. И тянется к его губам.
– Если не будете сопротивляться и поможете нам, церковь вновь благословит ваш брак и простит прегрешения.
– Конечно, падре! – тонкие пальцы ползут под рясу. И с шипением отдергиваются. Святошу окутывает тусклым сиянием. Женщина кричит и отползает в угол кровати.
Мой Богомол – радиоактивен?! Или где-то втихую прокачался до паладина?!
– Решайтесь. Нам нужен адрес этого человека. А у вас дети, – будто не замечая своей крутизны, продолжает Святоша.
Женщина шипит, скалится. В таком бешеном состоянии она даже привлекательней.
Свят, свят, свят.
– Сестра Литиция, читайте псалом 128.
– Ты сам-то его помнишь?!
Роюсь в памяти, но кроме счетчика Гейгера на ум ничего не приходит. Сначала надо проверить Преподобного на излучение, и уже потом…
– Ускорьтесь, или она меня растерзает! Блажен всякий… – подсказывает люминесцирующий Святоша.
И я тут же подхватываю звучание:
Блажен всякий боящийся Господа, ходящий путями Его!
Параллельно омываю женщине руки, ступни и лоб. Она сопротивляется. Но Константин уже умудрился привязать ее. У него определенно потенциал для БДСМ игр. Он все еще светится, и это оглушительно круто. Так круто, что глаз один у меня уже болит косить в сторону напарника.
Ты будешь есть от трудов рук твоих: блажен ты, и благо тебе!
Фурия шипит и плюётся, изо рта ее течёт жуткая черная жижа.