Песни войны отдавались от стен часовни. Слуги пели о желании увидеть своих господ живыми и невредимыми, вернувшимися с победой. Одон и два других капеллана стояли на пресвитерии часовни — священном месте у алтаря, закрепленном за десантниками их звания. К платформе, на которой они находились, вели три широких ступени, вырезанные полукругом. За спинами капелланов возвышался алтарь. На вершине крутого лестничного пролета был установлен Мемориал Корвона — точная копия саркофага из Великой гробницы в крепости Новум. Его венчала статуя Корвона, облаченного в каменные доспехи и сжимающего меч двумя руками, держа его острием к ногам. Одон и остальные были одеты в черное, их татуировки в виде черепа жутко смотрелись в тени капюшонов. В руках Одон держал Чашу братства, перед ним на горизонтальной поверхности лежал крозиус. По правую сторону стоял капеллан Корнак, а по левую — Ардион. Крозиусы были зажаты в их руках. По бокам от них стояли также облаченные в черное молельные сервиторы и слуги.
Одон по очереди благословлял каждого из братьев. Они шагали вперед и получали возможность отхлебнуть из Чаши братства, в которую была налита вода с Гонорума, смешанная с водой Макрагга. Этот ритуал был одним из первых, которые проходили только что посвященные Новадесантники. Он оставался важнейшим для их веры в течение всей жизни. Смешанный вкус двух домов — легиона, который оставили их предки, и территории, которую их основатель поклялся вечно защищать. Братьев было много, а чаша — маленькой. Деревянная посудина, обшарпанная и невзрачная, обладала таинственными свойствами. Вода в чаше не заканчивалась, пока из нее не отхлебнет последний брат и на его лице не будет начертан знак благословения Корвона. Воды всегда было одинаковое количество, независимо от того, благословляли одно отделение или целый орден, хотя такого собрания не проводили уже двадцать веков. Первая рота обычно охраняла чашу. Она была одной из самых почитаемых реликвий ордена. К ней прикасались губы каждого Новадесантника со времен Корвона и до настоящего времени.
Ритуал проводили неспешно. Братья молча подходили к Одону с поднятыми капюшонами и руками, спрятанными в рукавах. Они отпивали из чаши, получали произнесенное шепотом благословение капеллана и, не говоря ни слова, возвращались на свои скамьи. Как только последний занял свое место, песни слуг снова стали приглушенными, похожими на тихий шелест, как звук ветра Гонорума, переплетенный с клятвами верности Лукреция Корвона, которые он дал многие тысячелетия назад.
Вперед вызвали ветеранов Первой роты. Большинство собрались в одном месте впервые на памяти ныне живущих. Восемьдесят семь лучших космодесантников, которые сражались с врагами Императора уже целые поколения, по меркам обычных людей. На коже этих воинов было изображено такое количество символов и победных сцен, что их тела стали сине-черными. Они несли на себе все виды почетных знаков, известных ордену. Железный нимб здесь, аквила там, еще дальше — Лавры сопротивления и многое другое.
Ветераны встали на колени перед Одоном широким полукругом, все еще храня молчание. В центре был самый старший и почитаемый из десантников — сержант Волдон. Слева от него расположился флагоносец ордена, а справа — чемпион. Перед ним, на второй ступени из трех, ведущих к Мемориалу Корвона, свои места заняли капитаны Гальт, Арести и Мастрик и эпистолярий Рани- аль. За их спинами, но перед Волдоном, на первой ступеньке, колено преклонили другие офицеры ордена — библиарии не такого высокого ранга, четыре апотекария и технодесантники, которые не были заняты в арсенале. Всего их было четырнадцать.
Одон спустился с площадки мемориала и передал чашу Корнаку, который последовал за ним. Первым капеллан подошел к Волдону и поцеловал его в обе щеки.
— Да будет твоим могущество Корвона, — сказал он и окунул палец в чашу, которую держал Корнак. Одон нарисовал круг на лбу сержанта.
— Этот круг символизирует вспышку звезды, в честь которой мы названы, — тихо произнес он лишь для Волдона. — Этот круг символизирует территории, которые мы поклялись уважать, этот круг символизирует вечную клятву Корвона.
Одон и Корнак перешли от Волдона к следующему десантнику, затем к следующему, одинаково благословляя каждого. Пока капеллан переходил от одного Нова- десантника к другому, песня слуг и сервиторов снова становилась громче, к ней присоединялись братья Третьей и Пятой рот. Звучал сложный хорал, посвященный верности, чести и славной смерти во имя высшей цели и человечества.
К тому времени как Одон вернулся к офицерам, прошло сорок минут. Он благословил их таким же образом — два поцелуя, дарение могущества, начертание круга, описание его значения.
Капеллан Ардион подошел к основанию ступеней, которые вели к мемориалу. Он выразил свое почтение внизу, затем поднялся. Наверху он выполнил несколько замысловатых жестов над каменным лицом владыки-воина. Из камня выдвинулся ящик, выложенный синим вельветом. Капеллан наклонился и достал из него реликвию Корвона.
Всего существовало пятнадцать священных реликвий. Многие из них хранились дома, на Гоноруме, а остальные были доверены самым большим боевым группам Нова- десанта. «Новум ин Гонорум» досталась великая честь принять у себя рукоять сломанного меча героя. Выше чтились лишь эполеты Корвона, врученные ему лично Робаутом Жиллиманом и навсегда помещенные в часовню крепости Новум.
Ардион спустился по ступеням с подобающей столь ценной ноше торжественностью. Первая рота присоединилась к песне своих братьев. Эхо от пения хора раскатывалось по Великой часовне. Песня изменяла саму суть места, превращая его в нечто большее, чем просто зал на борту космического корабля. Единство поющих стирало преграды между воинами, сливая вместе их разумы и души.
Одон принял от Ардиона рукоять меча Корвона. Она была очень древней, почти настолько же древней, как и сам Империум. Украшения рукояти стерлись, металл блестел от прикосновений сотни поколений капелланов. Сияющая поверхность была покрыта пятнами, металлические части разъедала темная ржавчина. Часть лезвия, торчащая из рукояти, была тупой, компоненты механизма, который когда-то наполнял клинок яростной силой расщепляющего поля, коррозия превратила в неразличимую массу.
Но оружие все еще оставалось мечом Корвона.
Песня достигла пика и опала. После завершившего ее низкого звука стены часовни завибрировали.
Постепенно голоса затихли, но единство осталось.
Одон высоко поднял рукоять.
— Это меч Лукреция Корвона! — выкрикнул он. — Это оружие, которым он сражался рядом с самим Робаутом Жиллиманом! Меч, который он поднял, когда повторил свою клятву верности Императору! Именно этот меч был с ним на Астагаре, где он уничтожил ужасного титана Феллгаста! Тот самый меч, который он держал двумя руками, когда поклялся защищать сегментум Ультима во имя Владыки Макрагга и Императора!
— Мы даем клятву, мы повторяем ее, — произнесли нараспев Корнак и Ардион.
— Мы повторяем клятву! — прокричали Новадесантники, сотрясая помещение.
— Корвон сказал, — начал Одон, повторяя клятву их основателя, — в последний раз покидая Макрагг: «Я клянусь тебе, владыка Робаут Жиллиман, примарх Императора и мой сеньор, что я и мои наследники будем защищать сегментум Ультима, пока сама вечность не завершится. И пусть ни смерть, ни бесчестье, ни нерешительность не отвратят нас от исполнения этой задачи. Хотя смерть заберет меня, хотя душа моя будет расколота, ничто не помешает мне исполнить свой долг, и будет так до самого конца времен. В этом я клянусь, такова моя клятва».
— В этом мы клянемся! Такова наша клятва! — прокричали Новадесантники.
— Единство! Честь! Одна цель! — сказал Одон.
— Единство! Честь! Одна цель! — взревели в ответ братья ордена.
Когда разумы были очищены водой родного мира, а клятва дана вновь, Одон возглавил Новадесантников в молитве. Братья из Третьей и Пятой рот в тишине покидали Великую часовню и возвращались сначала в оружейные покои, а затем в свои кельи. В простых тесных комнатах они всю ночь постились и проверяли свое вооружение, готовясь к грядущему дню. На уединенных жилых палубах слышались щелчки собираемых и разбираемых болтеров и шепот молитв.
