— Каждый из вас был избран, чтобы сражаться в Испытаниях Крови за честь посвящения в орден Кровавых Воронов, — продолжил Арамус. — Однако обстоятельства таковы, что мы не можем провести Испытания, а вы все также ожидаете возможности проявить себя достойными для становления Астартес.

Он указал рукой на восток.

— Там, во тьме, находятся огромные орды тиранидов, отпрысков Великого Пожирателя, которые стремятся захватить этот мир и уничтожить все живое на его поверхности. Итак, пусть

это

станет вашим Испытанием Крови. Вместо того, чтобы сражаться друг с другом, вы будете противостоять тиранидам.

Юноши обменялись тяжелыми взглядами, когда Арамус повернулся, чтобы взглянуть на стоящего позади сержанта Сайруса.

— Вы будете служить в качестве резервного отделения под непосредственным командованием капеллана Пальмариуса. В идеале ваши задачи будут чисто оборонительными, но есть также достаточно большая вероятность того, что вам придется вступить в ближний бой с противником.

Сайрус нахмурился, но промолчал.

— Имя той угрозе, с которой вы столкнетесь — легион, — снова продолжал Арамус. — Нет смысла бежать от этого. Но знайте вот что! Каждый, кто выживет в ближайшие дни, проявит себя более чем достойным, чтобы присоединиться к Кровавым Воронам, и если вы доживете до возвращения на корабль, орден будет с распростертыми объятиями приветствовать вас в качестве неофитов.

Если, конечно, кто-то из них действительно

сможет

выжить — будь то из претендентов, скаутов или космических десантников. Могут пройти недели, прежде чем боевая группа капитана Анджелоса появится в небесах над Меридианом. Вопрос в том, останется ли к тому времени на поверхности хоть кто-то, нуждающийся в подкреплении?

Глава восемнадцатая

Апотекарий Гордиан наблюдал за неподвижным, кажущимся безжизненным телом, лежащим на платформе в центре апотекариона. Если бы не слабые движения вздымающейся в нерегулярном, рваном ритме грудной клетки Тула, было бы несложно решить, что жизнь оставила капитана и на плите лежит лишь распростертый труп. И даже этот небольшой проблеск жизни был бы невозможен без помощи протянувшихся от синюшных кровоточащих ноздрей Тула к управляемому медицинскими сервиторами аппарату искусственной вентиляции легких трубок.

Несмотря на все усилия Гордиана, Тул все еще оставался на грани жизни и смерти. Созданный апотекарием антидот успешно нейтрализовал едва не убивший капитана на Кальдерисе яд, но урон, нанесенный организму Тула токсинами и физическими повреждениями от когтей тиранида, оказался слишком велик. Поврежденные искусственные органы Тула вышли из строя из-за токсического шока и травм, и, хотя Гордиан сделал все, что было в его силах, чтобы помочь им восстановиться и восстановить остальное тело, небольшой доли их изначальных функций, которую он сумел заставить их выполнять, было недостаточно. Клеток, производимых органом Ларрамана, было настолько мало, что лишь самые незначительные порезы и ссадины капитана начали, наконец, затягиваться и исчезать, в то время как большая часть крупных ран все так же оставались открытыми. Вдобавок, из-за того, что оолитовая почка все еще не работала из-за травм, а преомнор не функционировал в полную силу, занесенная в раны инфекция смогла развиться и раневая поверхность начала гноиться. Запах разложения и гнили разносился по апотекариону, раздражая обоняние Гордиана. Апотекарий знал, что, благодаря медицинским сервиторам, дыхательным трубкам, аппарату искусственного сердца и многочисленным катетерам в венах Тула, капитан сможет оставаться в живых почти неопределенно долго. Но он также понимал, что с таким количеством уже отказавших имплантатов и тех, что вот-вот откажут, Тул уже никогда не сможет восстановиться достаточно, чтобы вновь в полной мере использовать свое тело. На самом деле, под большим вопросом было уже даже то, сможет ли он вернуться в сознание из своего нынешнего состояния — или же останется лежать в своем бессонном забытье, зависнув на грани между сном и бодрствованием, между жизнью и смертью.

Гордиан не мог не вспомнить давно оттиснутые на сердце слова Кредо Апотекария. Обычно он произносил слова Кредо в качестве литании, с тем, чтобы знакомые фразы помогли собраться с мыслями, но — и это не укрылось от его собственного внимания — с тех пор как в небе над Тифон Примарис апотекарий начал работу над извлеченным из саркофага телом капитана Тула, он ни разу не обратился к ним, даже мысленно. Гордиан произнес их сейчас, начав вполголоса и закончив едва слышным шепотом.

-

Того, кто может сражаться — исцели.

Апотекарий оглядел покрытое порезами и синяками тело Тула, прошелся взглядом по гноящимся ранам и обширным кровоподтекам ярко-фиолетового цвета, которые никогда не станут болезненно-желтыми и зелеными, чтобы затем исчезнуть.

-

Тому, кто не сможет сражаться более — даруй милосердие.

Как бы то ни было, Гордиан не видел никакого способа исцелить капитана Тула, а тем более вернуть его в строй. Даже если это возможно, он никогда уже не сможет полностью вернуть себе контроль над разбитым телом, его исцеленная душа окажется узницей изувеченной телесной оболочки.

-

От того, кто мертв — возьми, что причитается ордену.

Апотекарий посмотрел на нартециум в противоположном конце апотекариона и лежащий на нем редуктор, проверенный и готовый к использованию. Достиг ли он момента, когда уже не осталось других альтернатив, кроме как даровать капитану Милосердие Императора и взять в руки редуктор?

Повернувшись, Гордиан подошел к нартециуму. Извлечь геносемя капитана было делом нескольких минут, и апотекарий уже несколько раз за последние часы проделал эту процедуру над телами смертельно раненых и недавно погибших Кровавых Воронов, доставленных с поверхности планеты. Гордиан взял редуктор и стал в задумчивости крутить его в руках. Оставаясь рядом с Тулом все эти дни, он проявлял халатность по отношению к другим своим обязанностям, и он знал это. Он мог бы извлечь геносемя из всех павших на Меридиане, но не имел возможности заниматься этим. Он чувствовал, что предает свое Кредо. Что, если бы эти погибшие космические десантники — Войрэ, Зах, Айзек, Скандер, Марр -

не

были бы доставлены на «Армагеддон» вовремя, чтобы Гордиан извлек их прогеноиды? Стоила ли жизнь Тула того, чтобы рисковать таким количеством потенциальных Астартес, которые еще столетия могли бы служить ордену? Имел ли капитан роты большее стратегическое значение для ордена, чем рядовые космические десантники? И не было ли со стороны Гордиана высокомерием считать, что он сможет заставить смерть отступиться от него?

После стольких лет принесения Милосердия Императора и извлечения из тел собственности ордена, Гордиан, наконец, решил остаться верным себе и произнес:

-

Нет, только не он. Он будет жить…

Апотекарий перехватил редуктор поудобнее, и, повернувшись, прошел обратно к платформе, на которой лежало распростертое тело капитана Тула.

— Пока его геносемя возвращается ордену, — сказал Гордиан, цитируя Кредо Апотекария, — космический десантник не может умереть.

Он поднес редуктор к груди Тула.

— Без смерти, — продолжил он, — боль теряет свою актуальность.

Апотекарий начал опускать редуктор к синюшной и покрытой кровоподтеками коже, собираясь войти в грудную полость Тула и извлечь драгоценное геносемя.

— Стой! — неожиданно раздался голос из-за спины, остановив его руку.

Гордиан повернулся. Технодесантник Мартеллус стоял у открытого входа в апотекарион, сверкая в полутьме глазными линзами.

— Каково состояние капитана Тула? — спросил Мартеллус, входя внутрь.

— Капитан для нас потерян, — сказал Гордиан, указывая на платформу и поднимая руку с редуктором так, чтобы технодесантник мог видеть ее. — Я собираюсь извлечь принадлежащее ордену.

Технодесантник Мартеллус подошел и встал рядом с ним, глядя на тело капитана.