— Демон знает меня, брат-юстикар. Знает очень хорошо.

«Лучше, чем ты думаешь», — заверил его шепот. — «Лучше, чем ты можешь себе представить. Даже лучше, чем ты сам, невежественная марионетка».

— А теперь мы в варпе, с пробитым полем Геллера, — подытожил Стайер, и поднес свою перчатку к кнопке, открывающей двери посадочного отсека. Пение с другой стороны становилось громче. — Как ты планируешь отразить атаку?

— Он не может контролировать мою волю, — ответил Гаред, твердый в своей вере и решимости. — Я буду игнорировать его нашептывания…

«Ты так думаешь?» — насмешливо произнес его искаженный голос.

— Сперва мы должны, — произнес Гаред, невзирая на поднимающийся в его голове шум, — очистить наше судно от мерзостей, посмевших запятнать его своим присутствием.

— Хорошо сказано, брат-эпистолярий.

Стайер ударил по кнопке. Дверь с грохотом поднялась. Серые Рыцари ворвались внутрь, и она захлопнулась за ними, изолируя отсек от остальной части корабля. Через обширное помещение к ним навстречу ринулись демоны. Повсюду были разбросаны останки человеческой бригады, приписанной к отсеку. Некоторые тела моментально обратились в жидкую кашицу, когда закипели и вспенились от болезни. Остальные стали телесной глиной, с помощью которой демоны воплотились на «Тиндарисе». Челюсти чумоносцев зияли слюнявым весельем. Их обвисшие тела раскачивались из стороны в сторону, пока они приближались, тяжелые лапы оставляли за собой следы из блестящих язв. Увидев Гареда, они подняли тяжелые изъеденные клинки, словно приветствуя его. Их песнопения приняли доброжелательный тон.

Некоторые твари даже произнесли его имя.

Гаред прорычал им свое отвращение и вырвался вперед Стайера, его осторожность испарилась.

— Нечисть! — выкрикнул он. — Ты не смеешь произносить моё имя.

Он выбросил вперед левую руку. С каждого пальца сорвался разряд варп-молнии. Психическая энергия обожгла демонов. Чумоносца, находившегося прямо перед Гаредом, окутало пеленой сверхъестественного пламени. Он рухнул на палубу. Нечистивая плоть твари потеряла связность и загорелась.

Боевые братья Гареда ворвались в бой по обе стороны от него, их оружие Немезиды сверкало святой энергией. Мечи и алебарды рассекали демоническую плоть. Стайер обрушил свой молот на голову одного из чумоносцев с такой силой, что его единственный рог разлетелся в прах, а череп взорвался. Палуба стала скользкой от ихора и шипящей распадающейся слизи павших демонов.

Гаред снова выпустил молнии. Соблазн прорубить разлом в реальности и одним ударом изгнать всё нечистое воинство был велик как никогда. Но в глубине своего гнева он сохранил достаточно благоразумия, чтобы не проводить столь опасную атаку, пока «Тиндарис» плыл в имматериуме. Его защита и так была ненадежной, а создание дополнительного протока для варпа может иметь неприятные последствия. Например, высвобождение гораздо большей орды. Так что Гаред нанес удар энергетическими разрядами, от которых воздух запылал его гневом. Он глубоко погрузился в варп. Мощь и безграничный потенциал имматериума были в его руках. Как Ку’Гат использовал частицу Гареда против него, так и он обратил сущность демонов против них.

Молнии на его пальцах сверкали ослепительной яростью. Он нанес удар пяти демонам сразу, чумоносцы корчились от боли, пока очищающая энергия иссушивала их в пепел. Тем временем его братья разрывали демонов на куски. Сверкающие молнии продолжали слетать с рук Гареда, связывая его с дымящимися останками врага.

Ты думаешь, что знаешь себя, — раздался насмешливый шепот.

Воспоминания каскадом пронеслись в его голове, яркие, четкие и настоящие. Незваные, нежелательные, вызываемые чужой волей и движущиеся назад во времени. Гаред увидел себя в рыцаре-дредноуте, шагающего через разрушенные боем залы «Света Очищения». Затем он оказался один в склепе на Покое Оруженосца, вскрывая гробницу генерал-майора Лютера Менерта и обнаруживая признаки разрушающей кости чумы. Затем Гаред оказался на Ангрифф Примус, в момент убийства демонами его брата Морхольта, когда он был связан ближним боем и не смог помочь ему. Один за другим, моменты времени возникали во всех деталях, каждый из них существовал меньше мгновения, после чего появлялся следующий. Его погребло под лавиной собственного прошлого. Воспоминания уходили всё дальше и дальше. В них он уже был послушником на Титане, выполнявшим Ритуалы Отвращения. То, что Чумной Отец имел доступ к этому воспоминанию, к обрядам, защищавшим душу Серых Рыцарей от демонического, ужаснуло его.

Его хватка на варпе начала ослабевать.

Воспоминания продолжали приходить. Ещё более древние, по-прежнему четкие, но всё более и более чужие. Пейзаж с четырьмя лунами снова предстал перед его мысленным взором, и сейчас он понял его смысл. Ку’Гат раскопал его глубокое прошлое. Демон обнаружил его потерянные воспоминания, о временах до превращения в Серого Рыцаря.

Чумной Отец говорил правду. Ему было известно забытое. Он смог украсть воспоминания, о которых Гаред и понятия не имел.

В шептаниях демона, в голосе, принадлежавшем и не принадлежавшем ему, голосе, который был ложью, созданной из глубинных истин, почувствовалось ликование:

Узри, насколько хорошо я тебя знаю. Твое прошлое — моё настоящее. Моё настоящее — твоя чума. Я сотворю болезнь твоей души.

Его накрывали все новые и новые воспоминания, об охоте на этом враждебном мире, о людях, которых он более не знал, о событиях, которые что-то значили для смертного, ставшего эпистолярием Гаредом из Серых Рыцарей. Воспоминания, совершенно определенных на вид и на слух, и в то же время абсолютно чуждые, словно они принадлежали другому существу.

И, в определенно ужасном смысле, они стали настоящим.

Его средоточие запнулось, а хватка на варпе соскользнула ещё немного. Мгновения слабости оказалось достаточно. Мощь имматериума обратилась против него, сворачиваясь обратно словно змея. Энергетические разряды продолжали срываться с его руки, соединяя его с испепеляемыми демонами. Мстительная воля пронеслась обратно вверх по этой связи. Когда Гаред попытался избавиться от воспоминаний, он увидел приближающуюся к нему опасность.

Между его последним молниевым ударом и ответной атакой Ку’Гата прошло меньше секунды реального времени. Гареду, с его уже и так переплетенным с варпом сознанием, где время скользило, дробилось и скручивалось вокруг самого себя, казалось, что прошла вечность, прежде чем он понял, как попал в ловушку.

Посадочный отсек «Тиндариса» исчез. Психическая сущность Гареда провалилась в варп. Ощущение было абсолютным; ни одно из его чувств не отметило какого-либо ощущения реального мира. Он продвигался через варп, воплотившись в нем словно демон в материуме, но при этом сохранив свои броню и оружие. Его я было абсолютным и связным.

Чего нельзя было сказать об окружающей реальности.

Он летел, а в следующее мгновение уже шел. Под его ногами была земля, а через секунду — извивающаяся пустота. Вихри и бури окружили его. Он видел вещи, прикидывающиеся красками. Звуки царапали его глаза, а образы скользили по языку. Сначала он не воспринимал ничего, кроме хаотичного мельтешения вокруг себя. Затем начала заявлять о себе отвратительная пародия порядка. Земля стала более плотной, хотя была мягкой и засасывающей, словно болото. Гаред посмотрел вверх, и там оказалось небо. Над ним проносились огромные черные тучи. Они сменили направление движения с внезапным подергиванием, сталкиваясь и сливаясь друг с другом. Теперь Гаред увидел — это были не облака, а рои миллионов и миллионов насекомых.

Пространство вокруг приобрело четкость и сущность. Оно стало садом — садом, страдающим от болезни. Кругом было обилие цветов. Опухоли оказались жилистыми камнями, и они впивались в существо с обилием грехов, лишь чтобы сгнить в пузырящейся пене. Они были изъедены ещё большим числом наростов, а тех, в самый разгар их пиршества, пожирали другие болезни. Ноги Гареда почти по колено утопали в болоте гниющего мяса и подергивающихся паразитов. Бледные корни, не бывшие ни корнями, ни червями, опутали его ботинки. Гаред вздохнул, и воздух оказался наполнен свернувшейся кровью. Ноги насекомых стремительно скребли вниз по его горлу, а крылья визжали в легких. Их жала кололи его в задней части глаз. Сад шипел, клокотал и гудел. Он был буйством изобилия, котлом бесконечного размножения.