Бени, небольшой поселок с бельгийским, французским, греческим и индийским населением, расположен в самом сердце Экваториальной Африки на краю девственного леса Итури. Последний бастион цивилизации, выдвинутый далеко вперед на территорию, куда еще не проникло европейское влияние.

Сотни тысяч квадратных километров к западу и к северу от Бени заняты девственным первобытным лесом и саваннами. Крупные стада слонов бродят по этим местам. Здесь до сих пор еще много львов, леопардов и других хищников из семейства кошачьих. Это также край антилоп и обезьян. В горах южнее Бени живут самые крупные в мире обезьяны — гориллы.

А в нескольких километрах к северу от Бени рассеяны первые деревни самых маленьких из живущих на свете людей — пигмеев племени бамбутти.

В конце прошлого столетия о них почти ничего не было известно. Общее мнение склонялось к тому, что это выродившиеся негритянские племена. Только исследования последних лет доказали, что пигмеи составляют особое племя, отличающееся от прочего черного населения Африки. Подобное карликовое племя обитает также в Юго-Восточной Азии, и только несколько обособленных и смешанных племен живет в Африке южнее и юго-восточнее первобытного леса Итури. Однако пигмеи бамбутти — самые маленькие из всех карликовых племен в мире. Рост взрослых пигмеев колеблется между 120 и 150 сантиметрами.

На всей территории первобытного леса Итури, площадь которого равна территории Чехословакии, живут 20–25 тысяч кочующих охотников пигмеев, разделяющихся на три языковые группы. Племя ака на северо-западе говорит на языке южносуданских негров. Племя басуа на юге сохранило архаический язык банту. Северо-восточные пигмеи эфе говорят на языках тех негритянских племен, которым они подчинены.

Исследователь и один из лучших знатоков всех карликовых племен Павел Шебеста 20 лет назад собрал много интереснейших сведений о племенном устройстве и образе жизни пигмеев бамбутти. Прежде всего Шебеста установил, что пигмеи вовсе не вымирают, как это считалось ранее. На каждую женщину приходится от двух до трех живых детей и один умерший. Пигмеи любят детей, и если бы не крайне неблагоприятные условия существования, их численность, несомненно, увеличилась бы. Между тем почти все окружающие их негритянские племена вымирают.

Много детей, ослабленных малярией и болезнями печени, умирает от простудных заболеваний. Взрослые пигмеи также часто гибнут от пневмонии. В растущем на значительной высоте лесу Итури наблюдается резкая разница между дневной и ночной температурами. Влажная жара экваториального первобытного леса сменяется после захода солнца холодом, а пигмеи, не знающие одежды, обычно проводят ночь, скорчившись вокруг огня.

Опасная жизнь охотников также влечет за собой ежегодно большое количество жертв. Нет почти ни одной семьи пигмеев, обитающей в лесу Игури, которая не потеряла бы на охоте за слонами, по крайней мере, одного мужчину. Жестокая борьба с природой и климатом является как бы ситом, через которое просеиваются все слабые и нежизнеспособные индивидуумы. Грозный, действенный естественный отбор приводит к тому, что в карликовых племенах выживают только самые сильные люди.

Шебеста установил, что у большинства племен пигмеев численно преобладают женщины. Несмотря на это, пигмеи строго придерживаются моногамии в отличие от подавляющего большинства африканского населения. Однако женщины пигмеи не обязательно выходят замуж только за своих соплеменников. Негры из деревень, расположенных на краю леса Итури, стараются привлечь их в свои семьи, потому что большая часть женщин негритянских племен этого района страдает бесплодием, что приводит к быстрому вымиранию банту.

Мы готовимся к трудной экспедиции в первобытный лес Итури, к пигмеям. Дорога предстоит нелегкая. Только у границ леса проходит дорога, а ближайшие деревни пигмеев удалены от нее на много километров. Лишь лесные тропки соединяют их с дорогой. К тому же, кроме планов, надо ещенемножко рассчитывать и на везение, потому что у пигмеев нет постоянного местожительства. Время от времени они переносят свои деревни в другое место.

Остается еще разрешить последний вопрос: как мы будем договариваться с пигмеями и как с ними подружиться? Простое вторжение в их деревню для европейца опасно. Мы попросили совета у старой бельгийки, хозяйки небольшого пансиона в Бени.

— В таком случае, друзья мои, у вас есть только одна возможность. Я вам помогу отыскать негра из племени, которому подчинены ближайшие пигмейские деревни. Он работает здесь на постройке дороги и мог бы вам помочь. Кроме суахили, он говорит еще на языке пигмеев и знает самые необходимые французские выражения.

— Когда он сможет прийти?

— Может быть, завтра перед рассветом. Вам придется встать пораньше.

— А какие подарки захватить для пигмеев? Ведь надо же хозяевам что-нибудь принести… Деньги они возьмут?

— Особого удовольствия вы им этим не доставите. Монет они на шее не носят, а банкноту повесили бы на стенку в хижине, как картину. На что им деньги в первобытном лесу? Возьмите с собой побольше кристаллической соли и запас сигарет!

— Мирек, сигареты — это я еще понимаю, но соль килограммами, зачем?

— Что вы говорите, господа?

— Простите, но зачем нам брать с собой соль?

— Возьмите, возьмите, прошу вас. Вот эту полную миску. Увидите, как она вам пригодится!

На рассвете мы едем по дороге, ведущей на север, к суданской границе. На задних сиденьях вместо горы чемоданов поместился местный переводчик, обложенный запасом розовых кристаллов соли и пачками сигарет.

Над всем краем величественно царят покрытые снегом вершины Рувензори, на миг открывшиеся нашим взорам на востоке среди крон гигантских деревьев девственного леса. Далеко позади остались последние плантации чудесных масличных пальм с порозовевшими на утренней заре листьями.

И прежде чем солнце взошло над сверкающими вершинами Рувензори, на нас повеяло влажным дыханием первобытного леса, едва тронутого рукой человека. В листве деревьев, увешанных тысячами цветов паразитических растений и лиан, просыпаются стаи пестрых птиц. Предостерегающий крик, поднятый попугаями, вспугнул стадо обезьян, повисших на сети лиан.

Боязливые полунагие негры разбегаются с дороги, едва завидя вдалеке нашу машину.

Наконец мы остановились на краю дороги и покинули «татру» в тени гигантского дерева. С обеих сторон дорогу окаймляет непроходимая на вид стена девственной растительности. Проводник минуту стоит в нерешительности, оглядываясь, и вдруг откидывает рукой сплетение ветвей у дороги. Под ним обнаружилась узенькая тропинка. Мы не могли отделаться от странного волнения, когда нас охватил сумрак первобытного леса.

Долго, долго мы идем, спотыкаясь о корни и гниющие стволы, уклоняясь от низко свисающих ветвей и стараясь уберечь камеры от повреждения. В сплетении растений можно продвигаться лишь шаг за шагом. Только изредка удается разглядеть кроны старых лесных великанов, увешанных клочьями мха. Короткий отдых на маленькой поляне, куда проникает немного свежего воздуха. Хоть на миг можно выпрямить согнутую, усталую спину. На глянцевитых листьях бананов еще сверкает утренняя роса. Откуда-то из лесной чащи послышались человеческие голоса, но только на один миг. И опять — только шорох утреннего ветерка высоко в кронах, к которому примешиваются тысячи птичьих голосов да отдаленные звуки барабана.

Еще полчаса трудного пути по лесной тропинке. Проводник сразу останавливается.

— Бамбутти близко, бвана. Я вперед. Отдам соль. Сказать вождю, пришли люди из далекой земли.

— Мы пойдем потихоньку вперед. Позови нас, когда о нас доложишь!

— Ндио, бвана.[56] Парень исчез в зарослях.

Шаг за шагом пробираемся мы вперед. Через четверть часа недалеко впереди послышался голос нашего проводника. Мы пошли быстрей. Вскоре сквозь зелень засиял яркий солнечный свет и перед нами открылась просека. Столб синеватого дыма поднимался над очагом к верхушкам деревьев. По краю поляны раскинулись шесть хижин, сплетенных из прутьев и сухих банановых листьев.