Автомобилисты Южно-Африканского Союза, особенно те, которые привыкли к 60 километрам первоклассного асфальтированного шоссе, проложеного между крупнейшими городами Южной Африки Преторией и Иоганнесбургом, громко возмущались этими двойными полосами. Нам, однако, после 10 тысяч километров разбитых и похожих на жалюзи дорог они казались чудесными. Мы только боялись, как бы они не затерялись в песке, не превратились снова в вспаханное поле. Однако двойные полосы сопровождали нас до самых границ Южно-Африканского Союза.

Южная Родезия — печальная страна, пустынная, выжженная.

Между Ливинтстоном и главным городом Южной Родезии Булавайо на протяжении почти 600 километров можно встретить лишь один маленький промышленный центр Ванкие, а потом уже только несколько домиков Хафуэй-Хауса, разбросанных вокруг бензиновой колонки с четырьмя сортами бензина. Представьте себе, что вы едете из Кошице[84] в Прагу и где-то на дороге, проехав одну шестую пути, встретили миниатюрную Остраву с дымящимися заводскими трубами, красными отблесками доменных печей и отвалами пустой породы. А потом до самого конца пути ничего, кроме десятка европейцев в небольшой гостинице с четырьмя пестрыми бензоколонками и надписями: «Шелл», «Атлантик», «Пегассус», «Калтекс».

60 лет назад здесь жили сотни тысяч людей в тысячах селений, деревень и кочевий. Здесь жили племена свободных пастухов и воинов племени матабеле. Тут обитали и подчиненные им племена земледельцев банту. Однако и властители и подданные были вытеснены и разбиты в кровавых боях отрядами Сесиля Родса, вооруженными самым современным оружием.

На протяжении сотен километров пути мы снова и снова убеждаемся в том, что белым эта земля не нужна. Цель ее захвата была другой. Нужно было поставить негритянские племена на колени; белые вырвали у них из-под ног их главную опору: землю, стада и самобытный общественный строй. Сесиль Родс превратил их в бессильную массу подданных Британской империи. Каждую попытку сопротивления он подавлял, как это делают теперь его последователи, жесточайшим террором, а также интригами с помощью продажных вождей племен и «черных интеллигентов».

Можно проехать сотни километров пути к югу по Южной Родезии и не увидеть живого человека. Время от времени под колесами машины промелькнет узкий бетонный мостик, широкое ложе реки с узенькой струйкой мутной воды посередине, и снова бегут надоевшие до тошноты сухие стволы деревьев, кустарник, сухой травостой и буш. Поднимешься на 50 метров, и после длинного ряда километров стрелка высотомера снова лениво опустится вниз на те же 50 метров. Шоссе, как натянутый канат, бежит перед глазами, как будто играя в салочки с машиной. Стараешься развлечься в пути, подсчитывая показания спидометра. После 12 километров езды незначительный поворот налево, и снова ровная полоса, которой как будто и конца нет.

Стайка птиц вылетает из крон деревьев и парит в раскаленном воздухе над шоссе. Смотрим на спидометр: 60 километров в час. Птицы парят прямо над машиной минут 10, как будто подвешенные на резинке. Но в конце концов мы проигрываем соревнование, потому что его крылатые участники не удовлетворяются 60 километрами в час, а нам не хочется в первый же день с перегруженной машиной балансировать на двух полосах асфальта на большой скорости.

Водители автомашин, с которыми встречаешься в Южной Родезии, — это совсем особая каста. Их особенности объясняются одиночеством на бесконечных дорогах, утомлением и вялостью, вызванными тропиками, тем, что психиатры называют замедленной реакцией, а автомобилисты — «поздним зажиганием», и, кроме того, также свойствами, присущими всем автомобилистам в мире: гордостью за свою машину и плохо скрытой завистью по отношению к тем, чьи «л. с.» помоложе и поэнергичней.

Наша «татра» уже второй день глотала километры двойных полос, и мотор довольно гудел на стабильной скорости, достигшей уже 80 километров. Вдруг мы увидели вдалеке встречную машину. Нам впервые представилась возможность использовать совет таможенника. Мы съехали левым боком машины в песок и освободили правую полосу. Встречная машина приближалась, но даже не собиралась посторониться. Когда расстояние между нами сократилось до 200 метров, мы дали сигнал и притормозили. Встречная машина, однако, продолжала мчаться по обеим полосам. Вот осталось уж только 100 метров, теперь только 80. Мы засигналили, как по тревоге, и почти совсем остановились.

Водитель встречной машины, по-видимому, внезапно очнулся от своей дремоты. Он резко повернул руль в нашу сторону, прямо у самого капота «татры». Мы съехали и со второй полосы; заторможенные колеса остановились прямо с ходу, проехав не более метра. В последнюю минуту встречная машина сумела свернуть на свою сторону чуть ли не на двух колесах. Она прошла впритирку к нам. И только тогда у нас задрожали коленки.

Кто хочет видеть все пороки автомобилистов, собранные воедино, найдет их у индийских торговцев Южной Родезии. Их нельзя не узнать, когда встречаешься с ними на полосах дороги. Они величественно восседают за рулем своих старых развалин, которым уже лет 20 назад пора было почить на лаврах после их успехов в период первой мировой войны. Бородатый индиец, однако, гордится своей машиной еще и сегодня и с трудом переносит, когда его обгоняет последняя модель «бьюика» с мотором в 140 лошадиных сил, или такая вот блестящая низенькая игрушечка, о которой нельзя даже толком сказать, что считать ее родной стихией — наземную дорогу, воздух или воду. Черт ее знает, откуда она привезла значки, которые красуются у нее на буфере, флажки на флагштоках и к тому же эту экзотическую марку CS.[85] Ведь не поймешь даже, как это читается, такое С со значком наверху «Such а С with something above».

Оказавшись поневоле на «прицепе» у шедшей впереди машины, мы на первом километре сигналили деликатно, из уважения к сединам индийца, на втором — нетерпеливо, на третьем — яростно, почти беспрерывно. На пятом километре мы уже отказались от мысли обогнать индийца и сигналили только изредка, скорее из принципа. На десятом километре мы снова вышли из себя. Под могучий рев сигналов мы дали полный газ и через несколько секунд очутились прямо за ковчегом индийца. Он испугался, видимо, как бы мы не оцарапали его красу и гордость или не наехали на нее, и свернул к обочине так резко, что высокий кузов весь затрясся. На наши головы обрушился такой град ругательств, что ни одна собака не приняла бы от нас и куска хлеба, если бы она понимала язык хинди…

Булавайо, главный город Южной Родезии, мало чем отличается от крупных городов Британской Восточной Африки. Возможно, что в его облике менее отчетливо выражены индийские черты. Разделенный на правильные прямоугольники нумерованными улицами, город производит на приезжего впечатление своей чистотой. Когда едешь по его асфальтированным улицам, вдруг начинает казаться, что катишься с горы на санках. Ливневые воды отводятся здесь глубокими канавами, вырытыми вдоль тротуаров. Эти открытые рвы тянутся и через перекрестки, и на каждом из них машине приходится дважды нырнуть в углубление, подскочить и вынырнуть. Перед следующим перекрестком водитель уже снова сбавляет газ, чтобы не поломать рессор при быстрой езде. Это, правда, выгодно для полиции, регулирующей уличное движение, так как вынуждает водителей спокойно осмотреться по сторонам перед каждым перекрестком.

По-видимому, американский инженер, который недавно додумался до «гениальной идеи» — обеспечить безопасность движения на пересечениях автострад при помощи системы поперечных желобов, расстояния между которыми должны сокращаться по мере приближения к перекрестку, — ходил за своим открытием достаточно далеко, до южной оконечности Африки.