Удостоверившись, правильно ли в механизмах боепитания каждого из четырёх стволов вставлены ленты — как будто до него это не делали многократно — Алекс обратился к наводчику:

— Ещё раз, огонь сосредотачиваем на ближайшем флигеле: сначала первый, потом второй этаж.

Чтобы водрузить зенитные орудия на платформы грузовиков и добиться острого угла стрельбы, инженеры и литейщики немало потрудились над конструкцией: лафеты пришлось переваривать практически целиком. Но в итоге и Тимур, и Алекс, результатом остались довольны: хиленькие штатные бронещиты по бокам от стволов были заменены полноценными листами фламмия, а значит, экипаж зениток был укрыт от пуль и мог не опасаться лобового огня. В дополнение фламмиевую защиту предусмотрели и в уязвимых местах грузовиков вроде кабины, бензобака, колёсных арок.

— Надеюсь, они давно уже в курсе, что мы идём. Это их и погубит. Только это, — проговорил Алекс.

Стоило выехать из-за угла здания на широкую улицу, параллельную фасаду управы, как через площадь, на противоположном фланге, заговорила вторая зенитка. Глухие и частые раскаты напоминали лихорадочный кашель, но лишь издали. Вблизи же — как только их орудие присоединилось к обстрелу — залпы можно было не только услышать, но и прочувствовать.

С первым же выпущенным снарядом платформу грузовика встряхнуло, а от последовавшей канонады из всех стволов она задребезжала в такт хлопкам.

Воздух затянула пороховая гарь. К ногам Алекса, подскакивая, катились раскалённые гильзы.

Он приподнялся, силясь рассмотреть впереди хоть что-нибудь, но там, куда прямой наводкой била зенитка, лишь хаотично вспыхивали огненные пятна. Скрючившись у лафета, операторы словно вросли в металл своего орудия.

Так продолжалось секунд двадцать.

И вот жалобно щёлкнули, задымились все четыре затвора. Ленты иссякли — время пришло.

Бурным потоком огибая грузовик, толпа уже выплёскивалась на площадь. Алекс подобрал карабин, спрыгнул в самую её гущу и побежал тоже.

До флигеля управы было каких-нибудь сорок-пятьдесят метров. Сверху донизу по всему её фасаду зияли воронки от попаданий, с обнажённых кирпичей струилась штукатурка. На бегу люди гнулись к земле, вскидывали подбородки, вглядывались в чёрные провалы окон. Но напрасно: в глубине комнат за раскроенными рамами было пока тихо.

Намеренно или нет, враг не спешил открывать ответный огонь.

Добежав, Алекс прислонился к стене управы спиной, отщёлкнул на карабине предохранитель. Сзади напирали, теснясь под окнами, новые бойцы; чуть слышно переговаривались, озирались по сторонам.

С ближайшего Алексу окна двое пытались сорвать повреждённую снарядом решётку. Из соседней рамы уже выкорчевали несколько прутьев и теперь прикладами расчищали подоконник от битого стекла.

Безмолвие там, внутри здания, действовало угнетающе. Алекс поймал себя на поистине безумной мысли, что сейчас было бы даже спокойней попасть под огонь, чем вот так топтаться на пороге неизвестного.

— Тащите заряды! У кого-нибудь здесь есть заряды, спрашиваю?! — выкрикнул один из мужчин, что безуспешно расшатывали решётку.

— У меня! — отозвался кто-то. — Сейчас, секунду!

Алекс припустил за этим кем-то сквозь толпу: задержка под стеной уже казалась опасной, и нужно было во что бы то ни стало помочь расправиться с решёткой.

— Это крепление разбито, эти два целы — вешай на них, — объяснил подоспевшему незнакомцу мужчина с рыжими усами, которые ярким пятном выделялись на его лице.

Пока хлопотали со взрывчаткой, Алекс взглянул в окно поверх голов. На мгновение ему почудилось, будто внутри что-то мелькнуло, но присмотреться внимательнее он не успел.

Треск автоматных очередей саданул по ушам; инстинктивно Алекс пригнулся.

Всполохи озарили раму окна по соседству, а в следующую секунду оттуда вывалились, роняя карабины, два человека, которым только что помогали вскарабкаться на подоконник. Стрельба и вспышки не прекращались.

Рядом громко закричали. В суматохе Алекс не мог ровным счётом ничего разобрать.

Несколько карабинов взметнулись в направлении окна с решёткой. Выстрелы — их можно было различить по звону затворов — прозвучали одновременно. Повсюду люди, пытаясь найти укрытие возле стены, налетали друг на друга, сбивали с ног.

— Ты подорвёшь уже заряды или нет?! — крикнул усатый, выпуская пулю за пулей куда-то вглубь комнаты. — Нас тут сейчас как детей… — не договорив, он рухнул на снег с пробитым черепом.

Автоматы огрызались теперь и за их окном; всё новые — слева, справа — прибавляли треска в общую какофонию.

— Сейчас, сейчас! — мужчина, успевший уже поставить взрывчатку, торопливо шарил в своей сумке. Остальные, у кого было оружие, отстреливались, прячась за стеной ниже подоконника.

Алекс протиснулся ближе к ним, сильней вжался в кирпичную кладку левее окна; на месте, где буквально только что стоял мёртвый уже человек.

От непрерывного треска очередей горло сдавливала тошнота; пули скреблись о край подоконника, дробили остатки рамы. Пронзительным свистом пульсировал воздух.

— Берегись, они там! Второй этаж! — крикнули в толпе, и новые вспышки, сверху, осветили массу снующих, толкающихся спин…

Но Алексу было уже не до этого. Перехватив карабин поудобнее, он сделал глубокий вдох, высунулся из-за угла и выстрелил, не видя толком, куда.

Фигура в чёрной шинели покачнулась и медленно осела, исчезнув из виду. Окно второго этажа, откуда секундами ранее заливали огнём половину площади, вновь пустовало.

Тимур отдёрнул приклад от плеча, опустился на пол спиной к ледяным рёбрам радиатора. Вынул пустую обойму, потянулся за следующей. В запасе было всего три, хотя бой не длился и нескольких минут.

— Экономнее, говорят, экономнее! — крикнул он как будто самому себе, а на деле — стрелку у окна рядом, который только что сделал три выстрела подряд.

— Не получается! — отозвался тот. — Быстро они стали прятаться, целиться не успеваешь!

Звон затворов несмолкающим эхом прокатывался по школьному коридору, вторя гулу стрельбы на другом конце площади.

Тимур приподнялся на одно колено, и, развернувшись к подоконнику, выставил дуло вперёд.

Дважды он обвёл прицелом закреплённый за собой сектор управы. Чуть повременил, но новые цели так и не показывались; судя по всему, Энцель решил сосредоточить силы на обороне первого этажа. Если так, то решение было резонным: у стен управы всё кишело людьми, схватка с переменным успехом разгоралась за каждое окно. Где-то атакующие, скованные уязвимостью укрытий, лишь отстреливались, местами же рвались внутрь здания сквозь раскуроченные проёмы. По парадному входу — наглухо заблокированному — коротким залпом ударила зенитка, что стояла посреди площади; как раз на такой случай ей оставили больше лент, чем двум другим.

Что-то сверкнуло в тёмном окне, и Тимур рефлекторно дёрнул прицел туда, как вдруг дрожащая полоса зелёных огней перечеркнула всё поле зрения.

Неизбежное — то, чего больше всего опасались — в конце концов произошло.

Оба пулемёта на крыше управы ожили единовременно; веера трассирующих пуль посыпались на головы людей, застучали, с искрами рикошетя в разные стороны, по фламмиевому щиту зенитки.

Тимур тотчас же переключился на тот пулемёт, что строчил с крыши правого флигеля; лицо скривила гримаса изумления и ужаса.

— Там никого нет! — крикнул он, в отчаянии оседая на паркет. — Операторов нет!

Пулемёт стрелял сам по себе: на треноге сама собой поворачивалась, изрыгая струи голубоватого пламени, конструкция из нескольких стволов. Укрыться от свинцового града, что клочьями рвал асфальт площади, можно было лишь вне зоны досягаемости, у подножия стен управы. В слепой панике, которая началась там, люди давили друг друга; те, кто был близко к окнам, с ещё большим остервенением ломились внутрь.

Стрелять было не по кому, но Тимур выстрелил — в сам пулемёт, в треногу. Забыв собственные указания, стрелял снова и снова, пока не вышла вся обойма.