Но неожиданно пулемёт замолчал. В следующую секунду его стволы рывком переменили направление, и зелёные вспышки трассеров ударили Тимуру по глазам.

Пригнуться он успел как раз вовремя.

Очередь прошла прямо над головой: с кошмарным скрежетом пули решетили стены коридора, перерубая пополам двери кабинетов, рикошетом выворачивая паркетные доски. Одна за другой падали и разваливались люстры.

— Ложись! — орал Тимур, но голос его тонул в окружающем грохоте.

Кого-то из стрелков — менее удачливого, чем он сам, попаданием в грудь отбросило далеко от окна; из сквозной раны фонтаном била кровь.

В тяжёлой взвеси из пыли со штукатуркой стало нечем дышать. А пулемёт грохотал и грохотал, прижимая выживших к полу.

Отвернувшись, Алекс закрыл уши, но хлопок всё равно отозвался болью в барабанных перепонках. Решётка, с которой, по ощущениям, провозились целую вечность, была повержена.

— Эй, кто тут вооружён? — голос, судя по тону, принадлежал шахтёрскому бригадиру — никак не меньше. С трудом перекрикивая стрёкот пулемётов, грузный мужчина одной рукой придерживал карабин, а другой размахивал в надежде обратить к себе внимание окружающих.

— У нас есть, — крикнули в ответ откуда-то из гущи тел, что беспорядочно метались вблизи Алекса.

— Мы идём туда, — бригадир указал на окно. — Вы — прикрываете!

Пока он и люди, которые, видимо, составляли его отрядик, подсаживали друг друга на окно и, переваливаясь через раму, исчезали внутри, Алекс и остальные открыли хаотичный огонь по комнате.

Там, в глубине, тоже стреляли, но на этот раз — не по ним.

Высадив больше половины своего боезапаса практически в никуда, Алекс чувствовал, что если не попадёт в здание прямо сейчас, то скоро вынужден будет идти туда безоружным. Он старался не думать, не просчитывать момент. И когда ответный огонь поутих, бросился грудью на подоконник, подтянулся и перемахнул на ту сторону.

Внутри было теплее, откуда-то несло гарью. Со свету, в небольшом задымлении, всё представлялось нечётким, размытым.

Шагах в десяти сцепились двое: заламывали друг другу руки, крушили зубы, пыхтя и бранясь нечленораздельными ругательствами. Не понимая, кто свой, а кто чужой, Алекс стиснул карабин словно копьё и ринулся на звук возни. Но не успел преодолеть и трёх метров, как с разгона наступил на что-то мягкое, чуть не распластался на паркетном полу.

Выскользнув из рук, карабин отлетел куда-то в сторону. Алекс бросился на четвереньки и пополз за ним, когда прямо на пути упало чьё-то тело — выпученные из орбит глаза, струйка крови из порезанного рта.

Алекс вскрикнул — думал, что кричит — но из глотки вырвался лишь сдавленный хрип.

Вот он снова на ногах, бежит, как ему казалось, к выходу из комнаты. И вдруг, различив в хаосе звуков тяжёлое, надрывное дыхание, заметил, что наперерез несётся тень.

От первого удара он кое-как ускользнул. Краем глаза увидел на полу, между трупами, чей-то карабин.

Схватил его, развернулся, надавил спусковой крючок; обойма оказалась пуста.

Новый удар обрушился в живот, от ещё одного болью вспыхнуло плечо. Алекс отпрянул, но карабина не выпустил, постарался им заслониться.

Видимо, это могло бы сойти за везение: у бледного мужчины в изорванном, лоскутами свисающем кителе, были только кулаки. Алекс получил болезненный пинок в колено, но ему удалось, орудуя прикладом, оттеснить противника на расстояние.

Он замахнулся, метя в голову. И увидел, как в шею под этой самой головой на треть вошло лезвие штыковой лопаты.

Сделавший это лишь на долю секунды встретился глазами с Алексом, выдернул свой инструмент из обмякшего тела и тут же исчез — как и не было.

Запах гари нарастал. Прикрывая рот рукавом, Алекс вбежал в одно из смежных помещений, откуда надеялся добраться до холла.

Здесь царила чудовищная разруха: массивный стол посередине комнаты валялся на боку, весь покрытый следами пуль, стулья разбросаны, под ногами — фрагменты цветочных горшков вперемешку с почвой и гильзами. Вся мебель, а её было много, стояла исполосованная сколами — от мелких зазубрин до сквозных пробоин размером с блюдце; такие же следы покрывали стены и потолок. Очевидно, снаряд зенитки разорвался прямо внутри помещения.

Лишнее тому подтверждение обнаружилось поблизости: привалившись к шкафам, почти в одинаковых позах лежали трое мертвых приспешников Энцеля, один — с раскуроченной челюстью. Рядом, в уголке, была аккуратно приставлена двуствольная винтовка.

Оружие оказалось удивительно лёгким; отшвырнув бесполезный карабин, Алекс поспешил прочь от мертвецов.

В коридоре ни на секунду не умолкали раскаты перестрелки. Пули распевали свою визгливую арию, что была отчётливо слышна даже отсюда, из отделённых стеной комнат.

Алекс быстро добрался до прохода туда — в самое пекло — и ненадолго задержался. Но лишь для того, чтобы разобраться в незнакомом оружии, проверить обойму. После всего не могло быть и речи о страхе за свою жизнь. Коридор вёл к холлу, холл — к Энцелю.

А если в чём-то Алекс и оставался уверен, то только в одном: для прекращения этого безумия добраться до Энцеля нужно было любой ценой.

На улице быстро темнело, и вскоре полная луна склонилась над площадью. С крыши управы без устали строчил пулемёт: подобно искрам сварочного аппарата, выстрелы рассеивали повсюду резкий, мерцающий свет, что дезориентировал, давил на рассудок даже похлеще постоянного треска.

За грузовиком, на платформе которого стояла бесполезная теперь зенитка, скопилась группа — человек тридцать. Оставаясь под прикрытием кабины, они то и дело с тревогой поглядывали на пулемёт; но тот, кто управлял им, специально или по воле обстоятельств не замечал их. Где-то вне поля зрения была некая более важная цель: зелёные трассеры, надвое расчерчивая небо, мчались к ней непрерывной линией.

Агата прошла через толпу и остановилась подле мужчины — когда-то, как и она, бригадира — который исполнял здесь обязанности старшего. Вид у него был мрачным.

— Мне пора, — коротко сказала Агата. — Давай сумку.

— Я могу сделать это сам, — ответил тот.

— Вот только без самодеятельности! — рявкнула Агата так, что мужчина даже поёжился. — Мы обо всём договорились!

— Но мы не рассчитывали… — Не имеет значения! Давай сюда! — Агата чуть ли не вырвала у него их рук сумку — одну из тех, в которых взрывотехники обычно носили свой груз — и набросила ремень на плечо. — Поверь, долго возиться я не намерена. Так что будьте наготове. Вы слышите? — перекрикивая канонаду, она обратилась к стоящим поблизости. В толпе закивали.

— Ладно, — уступил тот. — Ну-ка встаём, ребята! Дадим Агате минуту времени и вперёд. Люди распрямились, задвигались, стали подбирать с земли ручные инструменты, что заменяли оружие: весь имевшийся огнестрел давно был пущен в дело другими группами.

— Твой выход, — добавил он, глядя на Агату. Он и раньше не преуменьшал её заслуг и частенько ставил в пример своим шахтёрам, но никогда ещё не читалось в его глазах такого почтения, как в эту минуту.

Задержав дыхание, Агата бегом преодолела всю ширину окружной дороги: несколько десятков метров наискосок от стены здания экстренных служб до ворот в двух шагах от флигеля управы. Высотой в два человеческих роста, плотно запертые створки из толстых прутьев заслоняли единственный путь во двор — к чёрному входу.

Напоминая о том, как быстро ускользает время, трещал пулемёт — теперь уже над самой головой. Напоминаний, однако, Агате не требовалось. Заранее изготовленный заряд повышенной мощности, которого по расчётам Филиппа должно было хватить с лихвой, она закрепила поверх засова.

С той стороны решётки по неясным очертаниям угадывался длинный склад, таяла в темноте цепь вагонов во главе с локомотивом, чьи грубые плоскости были припорошены снегом.

Агата вогнала в плотную массу сперва один, потом второй взрыватель — запасной, для надёжности. И начала спешно отступать от ворот: задом наперёд, разматывая провод. Тот тянулся неохотно, рывками, то и дело застревал.