— Клянусь, — не раздумывая, произнес Алваро и, чуть подумав, прибавил: — И завещаю сыновьям.
Так уже сделал Рамиро. Алваро ничего не менял этой клятвой: все Алва давно и прочно были связаны с Олларами.
К тому моменту, когда они попрощались, сумерки окутали Олларию синим плащом. Как же было тяжело уходить, отворачиваться от того, кто более никогда не скажет ему ни единого слова, но время было слишком дорого, и его уже оставалось в обрез.
Отрава обладала странным побочным эффектом: к тому моменту, когда он доехал до особняка, Алваро начал чувствовать себя как после бутылки выдержанной «Змеиной Крови». Сознание оставалось чистым, но опьянение разливалось по жилам, награждая легкостью и жаждой деятельности.
Всего за час он успел принять почти бесполезное уже противоядие, написать с десяток писем, предупредить Савиньяка, послать гонца к Ноймаринену и сделать так, чтобы в караул назначили только тех королевских гвардейцев, которым можно было доверять. Часть своего личного эскорта он отрядил Его Высокопреосвященству. Антонио были даны указания, что и как рассказывать Долорес. Алваро был уверен: супруга непременно выведает все, но лучше не сразу, и уж точно не узнает, как именно он умирал.
Самой Долорес он написал невозможно сентиментальное письмо. Даже если бы гонца перехватили, никто из ныне живущих не поверил бы, будто Железный Ворон способен складывать слова именно так. Еще он отписал сыновьям. Конечно, Рубен и Карлос были еще слишком малы, но Рамиро Предателю в свое время не повезло гораздо сильнее.
Надо отдать должное Диомиду, приехал он не сразу: ровно тогда, когда все основные распоряжения он сделал, а браться за менее важные дела уже не мог себе позволить. Алваро начинало лихорадить. Именно поэтому в кабинете столь ярко горел камин, а сам он сидел, закутавшись в одеяло.
Впрочем, приветствовать давнего союзника это не мешало:
— Добрый вечер, Ваше Высокопреосвященство. Времени у нас немного. Как раз, чтобы проститься.
Диомид выглядел неважно. Казалось, он постарел разом на двадцать лет, и Алваро это не нравилось. Если он все же не переживет эту ночь, Талиг не должен остаться еще и без кардинала. С захватившей абсолютную власть дриксенки станется камня на камне не оставить от страны к возмужанию Фердинанда. Не говоря уже о том, что Рубену и Карлосу будет некуда возвращаться.
— Я прочел ваше письмо, Алваро, — голос звучал устало настолько, что в нем даже начала слышаться старческая хрипотца.
Это уже ни в какие ворота не лезло! Почему на пороге Лабиринта он должен кого-то приободрять и утешать? Алваро усмехнулся и поднес ко рту бокал. Несведущий наблюдатель мог бы спутать темную до черноты жидкость с обычной «Черной кровью», но это не соответствовало истине. Если бы лекарь задался целью перечислить все ингредиенты, входящие в рецепт этого снадобья, ему не хватило бы остатка вечера.
— Если вы прочли мое послание, то я не понимаю, зачем посетили и мое жилище? — заметил Алваро, подпустив в голос как можно больше яда. Он, в конце концов, не праведник, чтобы отходить в мир иной с благочестивой улыбкой на губах и пребывая в любви ко всему сущему. Он мужчина. Воин, коему нет равных, отравленный белокурой тварью с внешностью святой. Он не в силах успокаивать и призывать союзников собраться, зато прекрасно умеет злить. Тем и займется прямо сейчас. — Неужели, Ваше Высокопреосвященство, вы рассчитывали на мою исповедь?
Диомид нахмурился. Насмешников он не любил в принципе, но еще меньше он терпел подобное поведение от Алваро. Впрочем, он был далеко не глупым человеком, более того, прекрасно умел читать между строк и понимать намеки.
— Оставьте это, — кардинал выпрямился и даже расправил плечи. — Я здесь точно не ради страшных тайн кэналлийского соберано и вовсе не за утешением собственной совести. Скажите мне, друг мой, вы полностью уверены насчет короля?
— Я могу ответить вам со всей возможной уверенностью. В этот самый момент, когда мы с вами предаемся светской беседе, Его Величество бьется в агонии и испускает дух. — Алваро вновь поднес напиток к губам. Пить. Ему необходимо пить как можно больше. От этого напрямую зависит, сможет ли он пережить эту ночь. Вот только, он, похоже, уже не в силах впихнуть в себя и капли. — Ваше Высокопреосвященство, вам придется подумать, как лучше использовать смерть короля. Кроме меня, вас и отравительницы об этом не знает еще никто.
— Не слишком сильное преимущество. Я предпочел бы знать о том, что Алисе Дриксенской не известно.
— Королева не будет в точности уверена, действительно ли я умер этой ночью.
— Алваро…
— Талигойцы считают меня не иначе как отпрыском Леворукого.
— Алваро…
— На этом можно очень неплохо сыграть. У меня поистине чудовищная репутация. Скажите Алисе Дриксенской, что я жив, это даст вам больше места для маневра, — он снова поднес к губам бокал. — Я прикажу не приспускать на башне флага с вороном, а мои люди не станут распускать языки до последнего.
— Неужели ничего нельзя сделать?! — отблеск свечи как-то странно отразился от глаз Диомида, и Алваро усилием воли отогнал от себя мысль о том, что и всесильные кардиналы умеют плакать.
— Как слишком часто любят говорить ваши оппоненты из серых: «Все в руках Создателя», — он усмехнулся и отсалютовал союзнику бокалом. — Более всего меня беспокоит, что без моей поддержки вы действительно допустите регентство королевы-матери. Мне этого искренне не хотелось бы. Более того, сделайте все возможное, чтобы оградить Фердинанда от ее влияния.
— Иначе мы получим еще одного короля, пляшущего под дриксенскую свирель, — Диомид прищурился.
— Вы думаете, будет лучше, чтобы мальчик подчинялся кому-то другому? — Алваро вскинул бровь. — Мне не нравится сама мысль о марионетке на троне.
— Но лучше уж наша марионетка, чем чья-то чужая.
Спорить с этим Алваро не стал:
— Делайте что хотите, но Фердинанд не должен пострадать в любом случае.
— Страна не переживет междоусобицы, — согласно кивнул Диомид. — Тем паче, наследниками в случае прерывания рода Олларов становятся Алва.
— Что неприемлемо, — твердо заявил Алваро. Не говоря о том, что Рамиро Вешитель перед лицом Франциска Завоевателя отказался от трона Талига за себя и за потомков, подобной судьбы сыновьям не желал и он сам.
Алваро допил снадобье, но не успел он подергать за витой шнур для вызова слуги, как дверь открылась сама. Иниго вошел, стараясь не тратить времени соберано на дозволения и распоряжения, вновь наполнил бокал и незамедлительно вышел. Диомид ничего не сказал и даже не удостоил слугу взглядом.
— К тому же я не уверен, что Алиса, придя к власти, станет следовать кодексу Франциска. Вряд ли ее удовлетворят Алва или Ноймаринены в качестве потенциальных наследников, — напомнил кардинал, когда дверь закрылась. — Скорее она назовет Окделлов, Эпинэ, Приддов…
— Потому берегите Фердинанда, — повторил Алваро, — если хотите, такова моя предсмертная воля.
— Отравительница пожалеет обо всем, когда ее голова покатится с деревянной колоды в Занхе, — выплюнул сквозь зубы Диомид. Обычно, подобная жестокость наравне с ненавистью и смакованием способа умерщвления неугодного врага была ему не свойственна. К тому же Его Высокопреосвященство, видимо, забыл, что в Талиге не воюют с женщинами, какими бы змеями те ни являлись.
Алваро покачал головой:
— Меня, скорее всего, и объявят виновным в убийстве Франциска Второго. Если… вернее, когда это произойдет, то меньшее, что вас должно беспокоить, это сохранение моего доброго имени.
По мере того как ночь вступала в свои права, ему становилось все холоднее, и пора было бы уже заканчивать этот затянувшийся прощальный разговор. Меньше всего на свете Алваро хотел бы, чтобы союзник увидел его совершенно беспомощным. В конце концов, если он завтра все же не превратится в хладный труп, то уже не сможет простить Диомиду этого унижения.
Алваро посмотрел за окно. Небо было очень чистым. Оллария — расцвечена огнями, много ярче звезд, но даже отдаленно не настолько прекрасными, как холодные искры небосклона. Как жаль, что последний в его жизни закат давно отгорел. Зато оставалось каминное пламя. В него тоже можно смотреть, пока взор окончательно не застит тьма.