Оказалось, что Славка не помнит дорогу. Он запутался среди заросших улочек, тропинок, изгородей и пустырей.

Тим веселился:

— Всякие траектории запоминаешь, а улицу забыл! Ты как профессор, да?

Но Славке было не до веселья.

— Скажут: «Чего вчера убежал?..»

— Торопился, вот и убежал. Решил, что Любка портфель возьмет.

— Может, она в самом деле взяла?

— Вот и узнаем.

Наконец они выбрались на улицу Морских пехотинцев и увидели проходную.

Молоденький часовой в сурово надвинутом на брови берете долго не мог их понять. Потом взялся за телефон.

— Товарищ капитан! Тут пацаны… перемазанные, с якорями и нашивками. Спрашивают с меня какой-то портфель и какого-то зайца… Никак нет… Так точно… Есть! — Он обернулся: — Подождите за дверью.

Славка и Тим вышли на улицу. Почти сразу вышел и часовой. Строго сказал:

— Портфель вам будет завтра.

— Почему? — удивился Славка.

— Так приказано передать. Все. Свободны.

— «Свободны»… — передразнил Славка, когда отошли. — Новобранец какой-то, а командует, как адмирал… Завтра опять в такую даль тащиться… Хоть бы объяснил, когда приходить!

— Да ладно. После уроков съездим, — утешил Тим.

— Зажилят они Артемку, — мрачно сказал Славка. Он понимал, что не будут морские пехотинцы зажиливать чужого тряпичного зайца, но его грызла досада.

— Славка…

— Что?

— Славка, — сказал Тим, — все это пустяки…

И Славка понял: «Все это пустяки по сравнению с тем, что было вчера». И опять поднялась в нем радость: он здесь, он с Тимом! Навсегда!

А Тим вдруг встревожился:

— Слушай, я опять чего-то забоялся… Мама у тебя не передумает?

— Что ты! Она сама учебники мои расставила, одежду развесила. Ты же видел.

Тим улыбнулся, но как-то нерешительно:

— Ну смотри. А то цепь на базе осталась…

— Тим… А если бы вчера не оказалось цепи? Тогда что?

Очень серьезно Тим сказал:

— Все равно… Схватил бы тебя в охапку и утащил бы куда-нибудь. Или вцепился намертво…

К ним обоим словно придвинулась вчерашняя ночь. И чтобы прогнать ее. Славка торопливо предложил:

— Поехали к нам! Отмоемся как следует, у бабы Веры есть керосин.

Тим жалобно сказал, что не доедет, помрет с голоду.

— Пирожок бы купить…

— А деньги? — спросил Славка.

Тим сиротливо побрякал медяками:

— У меня только на катер. А у тебя?

Славка вывернул пустой правый карман. А левый, истертый ракушками, камешками, крабьими клешнями и другими береговыми находками, был дыряв. Славка пропустил сквозь него руку навылет. Растопыренная пятерня высунулась из короткой штанины. Славка торжественно показал ее Тиму.

— Миллионер, — сказал Тим. — Рокфеллер.

— Кто Рокфеллер? — спросил Славка. Взял Тима в охапку и аккуратно уложил в траву у забора.

Тим извернулся. Они с хохотом покатились, молотя землю перемазанными суриком ногами, пугая маленьких серых ящериц… Прогоняя остатки тревоги.

Славка сел Тиму на грудь. Коленками прижал к земле его локти.

— Возмездие неизбежно, — заявил он, — Ты меня обругал два раза: профессором и миллионером. Было?

— Было, — покаялся Тим.

— За профессора — раз, — сказал Славка и хлопнул Тима указательным пальцем по переносице.

— Раз, — согласился Тим и зажмурил один глаз.

— За миллионера — два!

Тим зажмурил второй глаз и сказал:

— Людоед.

— За людоеда — три.

— Сдаюсь, — сказал Тим, который никогда никому не сдавался всерьез.

Славка поднял его. Тим пожаловался:

— Теперь я совсем инвалид.

— Не дойдешь — донесу, — пообещал Славка.

У самой пристани Тим вдруг остановился. Сунул руки в карманы. Задумчиво посмотрел на Славку.

— От судьбы не уйдешь, — сокрушенно сказал он. — Ключи я все-таки потерял.

Мама была спокойной и ласковой. Она не стала упрекать Славку и Тима, что долго болтались где-то. Сразу их накормила, а потом помогла оттереть краску. И сказала:

— Теперь от вас разит за версту, как от старых примусов. Пошли купаться, смоете керосин!

Славка и Тим заорали «ура!».

Купались на городском пляже. Мама развеселилась. Она была похожа на девчонку в красном купальнике. Она гонялась за Славкой и Тимом, брызгала их, и на плечах у нее горели солнечные зайчики.

Потом все трое, взявшись за руки, ныряли с бетонных ступеней.

И лишь когда наплавались и напрыгались, мама села в сторонке и снова сделалась слишком спокойной. Непонятно как-то смотрела на Славку.

Славка осторожно подошел.

— Мама, ты чего?

— Ничего, Славик. Я, кажется, тебе очень завидую.

— Почему?

— У меня никогда не было такого друга, как твой Тим… Это же надо придумать: цепь…

— Ты правда на него не сердишься?

— Я его люблю, — сказал мама. И вскочила: — Не пойти ли нам, товарищи, в кино? Двухсерийный фильм «Четыре мушкетера»! Говорят, глупость ужасная, но очень смешно!

…В общем, это был прекрасный день. И прекрасный вечер. И Славка уснул счастливый.

Утро тоже было замечательное. Безоблачное. Мама проводила Славку до школы. На крыльце он, не стесняясь, чмокнул маму в щеку. А что? Многих провожали, и многие так делали. Мама потрогала его кисточку на макушке и сказала:

— Ни пуха ни пера…

А когда перешла площадь, помахала Славке с лестничной площадки…

Когда кончился третий урок, за окнами потемнело, и ударил дождик. Но это был теплый летний дождик. Он весело звенел по стеклам, плескался в листьях и лупил каплями по асфальту.

На перемене в коридорах стали появляться мокрые взрослые. Это родители, бабушки и дедушки несли ребятам плащи и зонтики. Славку отыскал Наездник. Он держал под мышкой желтый полиэтиленовый сверток. Значит, о Диньке тоже позаботились.

— Слава, тебя внизу какая-то тетя спрашивает, плащ принесла!

Славка побежал на первый этаж. Он был уверен, что увидит маму. Но у раздевалки стояла баба Вера.

— Вот, Славушка… — Она протянула голубую прозрачную накидку. — А то намокнешь, простудишься…

— Да что ты, баба Вера… Зачем? Маленький я, что ли? Говоришь, ходить трудно, а сама…

Баба Вера смотрела нерешительно и куда-то мимо Славки. Шевелила губами.

— Устала, да? — неловко сказал Славка.

— Тут еще… вот. Письмо тебе, Славушка.

Он удивился. И сразу почему-то встревожился. Взял белый, без надписи, конверт. Рванул. Развернул клетчатый листок…

«Странно, — подумал Славка. — Дождик идет. Динька стоит. Ребята бегают. Все как раньше…»

Мама уехала, все должно стать черным. А осталось прежним. И сам он, Славка… стоял и ничего не чувствовал. И тут он вспомнил: он читал где-то, что человек, получивший большую рану, не чувствует боли. В первую минуту не чувствует. А потом…

Но боль — что… Славка любую готов испытать, лишь бы не было этого письма. Однако письмо было. Славка зачем-то положил его на подоконник. Прочитал еще раз. Свернул, затолкал в конверт. Сунул конверт в левый карман, вспомнил, что там дыра, переложил в правый. Поковырял краску на подоконнике. Подоконник был гладкий, холодный и очень широкий. Наверно, в давние времена здесь на переменах сидели мальчишки в черных мундирчиках — морские юнкера — и лихорадочно учили такелажные узлы и названия частей рангоута… Надо же, какая чепуха лезет в голову… А Динька все стоит рядом… И баба Вера…