— Мама на каком поезде уехала? — тихо спросил Славка.

— На самолете, Славушка. Утром еще, как тебя проводила…

Самолет не догнать. А если и догонишь, то что дальше?

— Ладно, баба Вера, — сказал Славка. — Спасибо. Я пойду. Ты меня не теряй, я задержусь сегодня, потому что шесть уроков да еще собрание, я в школе пообедаю, ты не волнуйся, пойду я…

Он пошел, пошел по коридору, а накидка тащилась сзади и скребла жестким краем по паркету. И, словно убегая от шороха, Славка все ускорял шаги…

«Ну, тихо ты, — говорил он себе. — А ну, держись! Чего ж теперь? Не смей… Хоть еще полминуты…»

Через боковую дверь он выскочил во двор и бросился в закуток между гаражом и забором. И там под дождем он прижался лбом к мокрой стене. И рванулись слезы…

Кто-то надел ему на плечи накидку. Кто? Динька… Надел и отошел. Потом Славка услышал гневный Динькин голос:

— Куда лезете? Нельзя сюда! Уходите! Славка оглянулся. Наездник и несколько ребятишек из его класса шеренгой встали в проходе.

Славка глотнул. Еще глотнул, остановил слезы.

— Динь… — позвал он.

Динька повернулся. И его друзья разом повернулись, не сломав шеренги.

Они стояли, закутанные в разноцветные плащи и накидки с капюшонами. Будто большие целлофановые кульки на тонких, забрызганных дождем и грязью ногах. И это было не смешно, они были молчаливые и решительные. Готовые и дальше охранять Славку. Потому что первоклассники лучше всех понимают, что такое горькие слезы.

У них были отважные и сердитые лица.

— Какие-то девчонки с зонтиками сюда шли, — объяснил Динька. — Мы их прогнали.

— Спасибо, Динь, — проговорил Славка и не удержался, всхлипнул.

— Ты не стесняйся нас, — деловито сказал Динька, — это все свои люди.

— Хорошо, Динь, — сказал Славка. Ему стало чуточку легче. Динька посоветовал:

— Ты лицо поверни к дождику. Он все смоет, получится, будто от воды мокрое.

Славка послушался. Капли ударили по щекам, по лбу и подбородку. И почти сразу дождь перестал. Будто, умыв Славку, решил, что вся важная работа сделана.

— Звонок уже был… — осторожно заметил Динька. — Ты на урок опоздал.

— Ну и пусть, — сказал Славка.

Он не вернулся в школу. Начинался сдвоенный урок физкультуры, и тошно было думать, что придется полтора часа прыгать в спортзале.

Славка не хотел видеть людей. Даже Тима. Потом он расскажет Тиму про все, а сейчас никого не надо.

Он пошел к морю.

Дождя не было, сделалось совсем тепло. С листьев катились капли, от блестящего асфальта поднимался легкий пар. Но небо и море оставались пасмурными. На пляже было пусто. О бетонные ступени билась небольшая волна.

Славка бросил на мокрый топчан одежду. Прыгнул в воду.

Он думал, что волны теплые, но вода обожгла его неожиданным холодом. И это было хорошо. Славка плавал, уходил в глубину, выскакивал на гребни, бешено лупил по волнам ладонями.

Снова прошел короткий бурливый дождик. Славка лег на спину и стал ловить ртом тяжелые капли. Но волны перевернули его, и он наглотался соленой воды.

Совсем измотавшись. Славка поплыл к железной лесенке. Здесь опять не повезло. Сзади подкатила волна, и он, когда поднимался, ударился коленом о ступеньку с наростами красной морской ржавчины. Ну и пусть!

Хромая, он побрел к топчану. С колена бежала размытая соленой водой кровь. Пусть бежит!

Он натянул промокшую одежду. Ну и пусть мокрая!..

В школу идти было рано. Славка пошел домой. Бабы Веры дома не оказалось. Славка нашарил в тайничке у косяка ключ. В комнатах был знакомый запах сухой травы. И все было как раньше. Только в углу под вешалкой не стоял теперь большой чемодан. Славка поставил на это место свои мокрые кроссовки.

В своей комнате на столе он увидел мамины часы с кожаной браслеткой. Квадратные, крупные. Мама любила часы, похожие на мужские. Под часами лежал клочок бумаги. На нем было три слова:

Тоска опять зажала Славку. Он, как был в мокрых штанах и рубашке, сел на диван. Привалился к спинке. Подтянул к подбородку колени. Кровь из ссадины все сочилась. Славка плакал, вздрагивал и сердито облизывал колено. Оно было соленое — от морской воды, от упавших слез, от кровяных капель. Это был вкус беды.

Но… это был еще вкус моря. Если беда и если счастье — море всегда соленое. И когда все было хорошо. Славка со смехом и радостью глотал эту соль. В те счастливые дни, когда они с Тимом плавали наперегонки до пляжного буйка и обратно и когда носились вдвоем на верном «Маугли»…

Славка подумал о Тиме, и тот словно встал рядом.

«Не надо, Славка», — сказал Тим.

«Тебе хорошо говорить. Не твоя мама уехала…»

«Это нечестно, Славка, — сказал Тим. — Значит, я виноват? Если бы я не запер цепь, ты ехал бы сейчас с мамой».

Да, в самом деле. Он ехал бы сейчас. Он лежал бы, наверно, на полке и смотрел, как бегут назад голые деревья. И может быть, летели бы за стеклом серые полосы осеннего снега. И море было бы уже далеко. И Тим далеко. И Город…

«Тим, ты не виноват, — сказал Славка. — Я выбрал сам. Ты сделал все, как надо».

«Тогда перестань плакать».

«Я не могу… Ты бы тоже плакал…»

«Да, наверно…»

«Тогда подожди».

«Хорошо, Славка, я подожду… Ну, что?»

«Все», — сказал Славка.

Он высушил утюгом шорты, рубашку и галстук. Оделся, затянул ремень. Вместо мокрых кроссовок надел старенькие сандалии. Надо было идти в школу. Отсидеть урок математики, встретиться с Тимом, ехать выручать Артемку…

Вернулась баба Вера. Удивилась, увидев Славку. Он сказал:

— У нас перерыв был. Я плащ принес, чтобы потом не таскать лишнее.

— А как же, если опять дождик?

Славка посмотрел за окно.

— Наверно, не будет больше, — сказал он.

У тучи золотился косматый край.

В школу Славка успел к перемене. И сразу же его поймал во дворе Евгений Львович — молодой, похожий на д'Артаньяна учитель физкультуры.

— Сударь, какие врачи прописали вам прогулки вместо уроков?

Славка опустил голову.

— Молчание — не всегда золото, — напомнил Евгений Львович.

— Мама у меня уехала, — сипловато проговорил Славка. Не было у него сил выкручиваться. — Она срочно уехала, а я…

Евгений Львович взял его за плечо, сжал легонько. Тихо сказал:

— Не журысь, хлопче…

И ушел.

Все-таки легче жить на свете, когда кругом хорошие люди.

Вместо Евгения Львовича появился перед Славкой Наездник. Глаза у него были вопросительные и тревожные.

— Хочешь, прокачу? — сказал Славка.

Динька сразу заулыбался. Бросил к забору свой ранец с притороченным свернутым плащом. Вмиг залез на забор, а с него на Славку.

— Два круга, — сказал Славка.

— Ура!

Они двинулись неторопливой рысью.

— Ты почему тут крутишься, домой не пошел? — спросил Славка.

— Маму жду. Она за мной зайти обещала.

Славка перешел на шаг.

— Значит, приехала твоя мама?

— Конечно! Позавчера еще!

— А моя уехала… — сказал Славка. И пошел тише.

Динька негромко спросил:

— Ты из-за этого плакал?

— Да, — сказал Славка.

— Значит, надолго уехала?

— Может, насовсем…

— Ты что! — Динька негодующе дернулся на плечах у Славки. — Она приедет!

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, — убежденно произнес Динька. — Раз она мама… Они всегда приезжают.

«Спасибо, Динь», — подумал Славка. И спросил:

— Ты не видел Тима?

— Видел. Он тебя искал, а потом куда-то подевался… Вон Валька идет. Спросим.

— Валентина! — окликнул Славка. — Ты не знаешь, где Тим? Она остановилась.

— К сожалению, знаю. Его только что повели к директору два человека. Женщина-милиционер и какой-то моряк. Ума не приложу, что он опять натворил…

Ну, что это такое? Беда за бедой! Значит, не смог заступиться Игорь Борисович… Все теперь припомнят Тиму: не только ночное плавание, но и баркентину. «Это тот самый Сель. У него не первый раз…»