— Как раз успели.

Ритар обернулся ко мне, сияя широкой улыбкой. Не привычная ухмылка, а настоящая искренняя улыбка настолько преобразила его лицо, что я застыла каменным изваянием не в силах отвести взгляд. Вокруг глаз собрались морщинки, черные омуты словно засияли, а обычно недовольно сжатые в тонкую линию губы сейчас выглядели как никогда соблазнительно. Я даже не сразу сообразила, что айкар уже некоторое время протягивает мне руку. Пришлось тряхнуть головой, собирая в кучу мысли.

Мы обогнули каменную стену, бросавшую длинную тень на площадку и попали на выступ с другой стороны.

— Ну как?

Мужчина остановился позади меня, а я… не могла вымолвить ни слова, любуясь на первозданную красоту. Если вчера я не забиралась высоко и наслаждалась видом, то сейчас ощущала себя на вершине мира, и от этого захватывало дух.

— Невероятно… — прошептала, пытаясь охватить взглядом все это великолепие, и даже не стала возражать, когда Ритар, как и вчера, положил руки на талию, умостив подбородок на моем плече.

Там, где-то далеко внизу, утопая в вечернем тумане, расстилался лес. Кое-где вздымались вершины гор, но уже ниже, чем наша. Слева виднелись острые хребты, среди которых мы блуждали последние несколько дней. А впереди, между небом и землей, завис красный диск солнца, рыжие лучи которого золотили редкие облака и макушки деревьев.

Я не удержалась, раскинула в стороны руки, больше не стесняясь присутствия наемника, и прикрыла глаза. Чувство единения с миром, всепоглощающего восторга переполняло. Никакие мрачные мысли больше не тревожили.

Мужчина провел ладонями от талии вверх, вдоль моих рук к кистям и переплел наши пальцы. Почему-то сейчас это движение воспринималось абсолютно естественным, правильным. Спустя несколько глубоких вдохов опустила руки, сложила их на животе, но так и не выпустила его пальцы, тем самым позволив заключить себя в объятия, откинула голову Ритару на плечо, открыла глаза и продолжила наблюдать.

Солнце между тем вовсе не стояло на месте, а медленно, будто нехотя, опускалось за линию горизонта. И с каждой секундой мир менял краски: от золотистых до розовых и красно-оранжевых, а после — кроваво-багряных и малиновых. С востока покрывалом расстилался темно-синий, постепенно тускнея и принося с собой тихое умиротворение ночи.

— Спасибо, — в очередной раз за этот день поблагодарила Ритара.

— Пойдем?

Вздохнув, я кивнула. Как ни жаль было возвращаться, но мгновение ушло, ночь вступила в свои права, сменив на посту день. Больше здесь делать было нечего. Мы не спеша вернулись к оставленным сумкам, однако вместо того, чтобы уходить, мужчина начал доставать одеяла.

— Есть хочешь? — поинтересовался он.

— Разве мы не спускаемся?

— Нет, останемся здесь. Уже слишком темно, — пояснил тот, продолжая организовывать стоянку.

— А как же сауры? — на самом деле меня больше волновал мой левар, только спрашивать про него — верный способ нарваться на очередную насмешку.

Ритар оторвался от своего занятия, посмотрел мне в глаза и выгнул бровь. Ничего от этого человека не скроешь, просчитывает на раз.

— Они никуда не уйдут и за Котом присмотрят.

Уверенность мужчины меня успокоила. Если Ри осталась там за старшую, она точно не даст левару натворить дел, да и тот не столь глуп, чтобы ни с того ни с сего убегать от людей.

— Помоги-ка с костром, — попросил наемник, чем немало меня удивил.

В последнее время от него было больше просьб и вопросов, чем приказов, и это настораживало. Вернее, радикально расходилось с привычным поведением мужчины, и я все гадала, что же вдруг изменилось.

Вдвоем мы быстро насобирали веток для костра. Готовить не было нужды — остались запасы с обеда, просто с огнем теплее и приятней, чем без него.

После я лежала на животе, положив голову на сложенные руки, смотрела на костер и слушала потрескивание поленьев. В отличие от леса, здесь, на вершине, тишина оглушала: ни птиц, ни животных, а редкие хилые деревья почти не шелестели на ветру. Да и сам ветер словно отправился спать вслед за солнцем. Зато мне не спалось совсем. Айкар лежал рядом спиной ко мне, но я чувствовала, что тоже бодрствовал.

Я перевернулась на спину, заложила руки за голову, разглядывая теперь черное небо. На бархатном покрывале, словно россыпь драгоценных камней, сверкали звезды.

— Такие яркие в горах. И так близко…

Протянула руку, будто могла дотянуться до серебристой точки. Рядом повернулся Ритар и тоже посмотрел в небо.

— Не спится?

— Нет. Разве можно спать, когда они так громко шепчутся?

Мне вспомнилась легенда о флейрах. Эти полузвери-полуптицы с телом левара и головой птицы и крыльями обладали отменным дневным зрением, но совсем плохо видели ночью. Они могли спотыкаться, идя по земле, при этом никогда не сбивались с курса и не теряли ориентации в полете. Так и пошла молва о том, что на высоте крылатые слышали шепот звезд, которые указывали им дорогу.

— И правда, — усмехнулся воин и указал пальцем на созвездия над нами: — Левар как всегда рычит на пса.

— А там воин пытается сразить очередного змея, — подключилась я, выискивая знакомые созвездия.

— И дева потеряла на другом краю небес свой венец.

— Почему потеряла? Может, его украли, — возразила я.

— Если так, он не валялся бы один у самого горизонта. Но флейр ее выручит. Видишь, уже летит?

— Флейр? Разве это не дракон?

Всегда считала, что это мифический ящер стоит, расправив крылья. И называли его именно драконом.

— По мне он больше похож на флейра. Видишь, та крайняя звезда, — Ритар придвинулся ближе, и теперь мы соприкасались головами, — разве это похоже на драконий нос? Скорее на клюв. А если прислушаться, то можно услышать клекот, — едва слышно закончил мужчина, и между нами воцарилась тишина.

Но мне не нужно было воображать или прислушиваться — эти звуки всегда звучали в моей голове, они шли от сердца.

— Теперь понятно, почему флейры не терялись.

Вдруг накатила грусть. Я ясно представила, как мы с моей половинкой рассекаем черную гладь неба, и летим, слушая разговоры звезд. Сердце защемило от тоски. Я зажмурилась, прогоняя прочь ненужные мысли, задержала дыхание, чтобы выдохнуть в ночь свое отчаяние, а после вдохнуть капельку надежды, и не заметила, как надо мной навис воин.

— Дели, — позвал он.

Я открыла глаза и замерла под опалившим огненным взглядом. Рыжие всполохи плясали на дне черной бездны, будто и не отблески костра, а настоящее пламя, скрытое внутри воина. Жаркий взор блуждал по моему лицу, очертил овал, скулы, замер на губах. Почти осязаем. Во рту пересохло, дыхание участилось. Воздух внезапно стал густым, тягучим, в нем витало что-то знакомое: темное, запретное и… такое желанное. Оно давило тяжестью на грудь, оседало туманом в легких, проникало ядом в кровь, побуждая ту бежать быстрее, пульсировало в венах.

Я вырвалась из полыхающей бездны, чтобы остановить взор на чувственной линии рта. Четко очерченный, с отчетливыми трещинками на нижней губе, чуть более полной, чем верхняя. Я хорошо помнила, что они не такие мягкие, как кажутся. Нет, они могут жесткими, требовательными, властными, могут — осторожными и даже нежными, но никак не мягкими. И это мне нравилось.

Осторожное прикосновение ладони к щеке отозвалось мурашками по коже. Ритар прочертил большим пальцем линию вдоль скулы, вниз к подбородку, неотрывно следуя за ним глазами, после резко запрокинул мою голову, вырвав судорожный вздох, и обжег губами кожу шеи. Медленно, тягуче. Пощекотал языком бьющуюся жилку, втянул нежную плоть, намеренно оставляя след. Обозначил короткими поцелуями чувствительное местечко за ухом, прихватил губами мочку.

Тихий стон нарушил безмолвие горной вершины. Я покорно принимала ласку мужчины и не вспоминая о сопротивлении. Было так… приятно? Нет. Восхитительно? Тоже не то. Было… пронзительно, остро, невероятно. Словно скольжение по грани — жесткий захват, шершавые пальцы, не позволяющие увернуться, и жалящие поцелуи, перемежавшиеся с нежными касаниями языка. Мне почудилось, что я снова вишу на том дереве, неподвижная, беспомощная, а мой господин играет со мной. Пусть сейчас мои руки не связывали путы, я отчетливо понимала, что не смогу вырваться, пока наемник пирует над моим телом, смакует каждый крохотный участок кожи. Я понимала, что полностью в его власти, и это знание отзывалось томным трепетом где-то под ребрами.