…И снова солнце. Весна. И первая подростковая любовь. Глупая. Легкая. И неизменно болезненная. Первое разочарование, которое заедается пирогом с вишней. Его прислала мать. Тогда она ничегошеньки не знала. Ни о чувствах. Ни о боли. Тринадцатилетнему уже стыдно делиться секретами. Хочется поскорее стать взрослым. Независимым. Сильным. Доказать всем, что он лучший. Но пирог остается пирогом и в пять, и в десять, и даже в семнадцать. И приносит странное утешение. Будто кто-то гладит по голове и украдкой понимающе улыбается…

…Окончание интерната. Он уже давно не мальчишка. И не подросток. Он возвышается над матерью на полторы головы. И может поднять ее одной рукой. Что и проделывает под возмущенные и радостные окрики. Он молод. И впереди целая длинная жизнь. Огромный мир, который хочется попробовать на вкус. И она снова все понимает. Отпускает на волю, позволяя найти свое место…

…А пока он выбирает путь, немолодая волшебница подыскивает себе новый дом. И перебирается сюда. В глухую тишину леса. В уединение и покой. Она всегда ждет его и рада встрече. Она не любит новые изобретения и отказывается ими пользоваться. Но внимательно слушает, когда он рассказывает о мире…

…Им всегда было, о чем поговорить. Его мать прожила долгую жизнь. Многое знала, но редко говорила, где и как получила эти знания. Лишь улыбалась и отвечала уклончиво. Умело отвлекала его и переводила тему. Но это он понял уже годы спустя, когда во время обучения на боевого мага изучал тонкости ведения допроса. Откуда тихая волшебница, предпочитающая вести свое хозяйство, могла их знать?

Вопросы так и остались без ответов. Он так увлекся собственной жизнью, что перестал спрашивать, удовлетворившись намеками и обтекаемыми фразами. И кажется, ее это устраивало. Почему? И почему ему так мучительно вспоминать все, что связано с Елеаной Дреер? Кто постарался сделать так, что бы она исчезла из его сознания?

Ему с трудом удалось припомнить тихий голос, выводящий старинный мотив. Она всегда пела, когда готовила. Или работала. И многое любила делать руками. Тогда это казалось естественным. Правильным. Но сейчас он знал, что многие волшебницы и волшебники постоянно используют магию в быту. Но не его мать. Почему?

Ее лицо терялось в тенях. А фигура тонула в просторных одеждах. Она предпочитала длинные юбки и свободные блузы. Вязанные свитера и широкие штаны для походов в лес. Удобные ботинки на толстой подошве. Острые садовые ножницы для сбора трав, аромат которых пропитал весь дом. Детали всплывали легко. И неожиданно вспомнились руки. Загрубевшая кожа. Тонкие запястья. Длинные пальцы. Ловкие и сильные. Она карабкалась по склонам не хуже него, точно также цепляясь за траву. И подтягивалась в особенно сложных местах.

Новое воспоминание стегануло острой болью…

…Входная дверь открывается от легкого толчка его ладони. Женщина выходит из кухни, вытирая руки полотенцем. Поднимает глаза. Они у нее удивительно зеленые. С темным ободом и тонкими прожилками. Похожи на малахит. Тонкие губы растягиваются в улыбке. В уголках рта и глаз проступают морщинки. Кожа загорелая и немного обветренная. Лицо треугольное с острым подбородком и тонким носом. Темно-русые волосы едва достигают плеч…

…Пожалуй, она чем-то походила на юную Афистелию, которую он смутно помнил. И, если верить ее словам, привозил сюда. В этот дом. К своей матери. Наверняка чтобы познакомить. И вряд ли представил ее как друга. А значит, есть несколько вопросов, на которые княгиня сможет ответить.

К дому Олеж возвращался в темноте. Ночь давно вступила в свои права. Но холод он не чувствовал. Только боль от утерянного прошлого. Злость на себя, что даже не попытался вспомнить раньше. Не задался вопросом, почему не помнит свое детство? Так повлиял на него тот, кто стер воспоминания? Или само Посвящение стирает связи с миром? Убивает интерес к нему?

Княгиню он нашел на кухне. Она сидела на подоконнике, подтянув колени к груди и смотрела в окно. Или же только делала вид. Если он обо всем догадался верно, для нее это место должно быть наполнено воспоминаниями. Маг подошел ближе и остановился в шаге от окна. В голове крутился вопрос. Он рвался с языка. Но почему-то светлый спросил о другом, не менее важном:

— Ты знаешь, почему я ее не помнил?

— Могу предположить, — она ответила спокойно и ровно, но плечи заметно расслабились. Будто ведьма знала, что он хотел спросить другое.

— Готов слушать…

Олеж подошел чуть ближе. Сейчас его неудержимо тянуло к женщине, сидящей на подоконнике. Хотелось прикоснуться. Понять, что хотя бы она реальна. Но он не доверял себе.

— Брасиян не хотел, чтобы у тебя были слабости. Одной из них он считал меня. Возможно, твоя мать являлась второй.

— Возможно… — выдохнул он.

Ее ответ почти подтвердил его догадки. Но все же нужна уверенность. А княгиня заговорила о другом, пытаясь перевести тему:

— Я видела твою коллекцию фигурок. У тебя хорошо получается…

— Мы были не просто любовниками, ведь так?

Она мгновенно напряглась и застыла. Натянутая струна. Тронешь и порвется.

— Да. Мы любили друг друга, — несмотря на напряженность голос прозвучал ровно.

— А потом?

— Ты погиб. Я вышла замуж за князя Тьмы. И больше трех лет не знала о том, что ты жив.

Сердце снова пропустило удар. Второй раз за сегодняшний вечер. И где-то за грудиной болезненно заныло. От того, как легко отвечала его союзница, смысл слов отнюдь не смягчался. Становилось лишь тяжелее.

— Я помню Деметрия. Марикетту. Отрывки учебы. Полученные навыки. Наставников. Помню, как тонул… Но ничего о тебе. Только смутные ощущения и образы. Мать… Я смог вспомнить лицо. Голос. Руки. Какие-то смазанные картины из детства. Все остальное как в тумане.

— Мне жаль… — в ее словах слышна искренность. — Я представляю, каково это.

— Я думал, что найду в тебе ответы. В чем-то так и есть. Только с тобой я чувствую себя целым. Собой. А не ходячим воплощением Абсолюта.

Признание далось легко. И сейчас казалось, что именно ее он знал всю жизнь. И только с ней мог действительно жить, а не существовать.

— Что мы будем делать?

Его не оттолкнули, но дали понять, что время для разговора еще не настало. Что ж… Он подождет. Ведь время не властно над истинными. А продлить жизнь ведьмы несложно. Она выздоровеет. И будет жить долго. Он постарается…

— Я приготовил несколько вопросов о темных. Кажется, мы хотели их обсудить.

По реакции Афистелии светлый понял, что ответил верно. Она заметно расслабилась и воодушевилась:

— Что интересуется тебя в первую очередь?..

Сначала дело. А чувства пока подождут…

Утром Олеж перенес княгиню в квартиру и вернулся в дом. Теперь он казался чужим. Пустым. Мертвым. Словно из него вынули душу, оставив лишь оболочку. Маг замер в прихожей и прикрыл глаза, стараясь прикоснуться к памяти и собирая ощущения. Тонкие. Едва уловимые. Несколько шагов, чтобы запустить отсчет и заставить тело работать. Моторика тоже бывает полезна…

…Вот он входит в дом и поворачивает налево. Там кухня. Пахнет выпечкой. Травами. На плите всегда что-то стоит, искушая поднять крышку и снять пробу. Обычно он поддается желанию…

…Вот гостиная. Небольшая квадратная комната со светлой мебелью и тонкими шторами на окнах. Вдоль дальней стены — полки с книгами и мелкими безделушками. Чучело колибри. Хрустальная чаша, наполненная речными камешками. Статуэтки. Иногда он спрашивал, откуда взялась та или иная. И слушал истории. Тогда ему казалось, что волшебница их придумывала. Сейчас закрались некоторые сомнения…

…Светлый открыл глаза и прошел прямо. Толкнул дверь. Сейчас об уютной гостиной здесь ничего не напоминало. Она превратилась в его мастерскую. На полках вместо книг стояли поделки. Лежали деревянные заготовки. Пол устилали опилки. Отдельный столик занимали инструменты. На боковой стене висела гитара.