Мой наставник, мой командир, мой враг…

«Враг?» — глухо дернулось где-то внутри меня.

Враг.

Я медленно поднялась с пола и села, обхватив колени руками. Каждое движение давалось с большим трудом, как если бы мне пришлось собирать себя по частям и снова распадаться в пыль. Следы от наручников на запястьях горели огнем, но эта боль приносила мне странное удовольствие. Эта боль могла стать последним, что было мне отведено. И мне было этого достаточно — во мне уже и так накопилось столько боли, что хватило бы на весь Гарнизон. Его безупречная дисциплина и подчеркнутая справедливость треснула по швам, как и все вокруг меня. Он окружал меня со всех сторон и явно собирался потребовать чего-то большего. Я молча усмехнулась самой себе. Идеальный солдат отказался выполнять приказы? Кто знает. Кто знает, может, это и должно было стать моим новым началом. Мне оставалось только одно: осознание того, что я права. И за эту правду я собиралась цепляться до последнего, ведь никто из них не смог бы ее отобрать.

Не знаю, сколько я просидела в изоляторе — ощущение времени изменилось в корне. Это могли быть полчаса, а могли быть сутки. Вскоре я замерзла и перебралась на узенькую кушетку, стоявшую под стенкой. Сев, я обхватила голову руками и изо всех сил постаралась сосредоточиться. Крик и страсть должны были остаться в прошлом — для того, чтобы понять, что делать дальше, нужна была холодная и трезвая голова. Я сидела и прокручивала в мыслях все мелкие детали, казавшиеся до этого досадными недоразумениями. Моей задачей было не преувеличить их до вселенских масштабов, а здраво оценить и понять, как все это было связано между собой. Мысли все время возвращались к Трибуналу и кроссфайерам. Что они могли сделать такого, за что их отправили туда, если даже меня по приказу самого коммандера посадили в изолятор, а не в подвал? Я тряхнула головой, и слегка отросшая челка свесилась вниз и на секунду закрыла мне глаза. Затем мой взгляд упал на зеркало, висевшее в углу — вернее, на то, что от него осталось. Я подошла к нему и пристально вгляделась в свое отражение, изрезанное как будто паутиной трещин.

В следующую секунду мой слух уловил эхо шагов по коридору.

Этот звук никогда не сулил ничего хорошего, тем более — когда я сидела в изоляторе по обвинению в измене. Измена, конечно же… Еще бы секунда — и я бы рассмеялась в голос, хрипло, нервно, издевательски. Но глубоко внутри меня все еще скрывался страх — страх перед Трибуналом и его главой, в чью человечность я больше не верила. Какая-то часть меня все еще держалась за наше прошлое, но прошлое тоже больше не принадлежало никому из нас.

Я успела понадеяться, что идущий все-таки направляется не ко мне. Я успела поднять с пола один из осколков зеркала и засунуть его в задний карман брюк, не задумываясь о том, что могу порезаться. Да, у меня была склонность прижимать к сердцу нож, которым меня же и ранили, но на этот раз лезвие должно было быть направлено в другую сторону. А когда я вслушалась в эхо, то сомнений больше не осталось. Я сжала кулаки и подошла к решетке вплотную.

Зажегся тусклый свет, и я увидела его лицо. В эту секунду крик чуть было не прорвался из горла, но я заставила себя молчать. Мне было жизненно необходимо узнать, что ему нужно от меня — теперь, когда мы разорвали все цепи, сожгли мосты и утопили корабли. Корабли… В какую-то секунду мне показалось, что мне дали глоток свежего воздуха. Но для того, чтобы вырваться из этих темных вод, одного лишь моего усилия было недостаточно.

— Мисс Темпл?

— Это я, — сказала я спокойно. Шарп подошел к камере, оперся на трость и пристально посмотрел мне в глаза. — Зачем… вы пришли?

Прозвучало на удивление спокойно, и я порадовалась, что я могла контролировать хотя бы себя.

— Я не хочу доводить дело до Трибунала, — произнес коммандер внушительно, но это уже не работало: я больше не подчинялась его внушениям. — Ваша репутация в Гарнизоне слишком хороша, чтобы ее портить. Поэтому я решил дать вам шанс. Никто не узнает, мисс Темпл. Никто не узнает.

— Не узнает о чем? — переспросила я холодно.

— Вас выпустят из камеры и снимут все обвинения, — продолжил он. — Мы простим друг друга и все будет так же, как до этого. Мисс Темпл, все, что от вас требуется, — его глаза нацелились на меня, как два острия, — это признать свою вину.

— Вину?! — Я запрокинула голову и усмехнулась. — Вы ничего не путаете, коммандер? Вы хотите, чтобы я солгала и сделала вид, будто ничего не случилось? Наверное, вы не до конца понимаете, что вы сделали со мной! — Мой голос уже разносился по всему коридору. — Вы сделали из меня свое подобие, вы заставили меня забыть о милосердии и справедливости, вы заменили это своей «правдой» и научили меня верить в нее. С меня хватит, слышите? С меня хватит!

Шарп постоял несколько секунд, оглянулся по сторонам, протянул руку и коснулся моей ладони. Я не реагировала, только продолжала смотреть на него, как если бы хотела уничтожить его одним лишь взглядом.

— Послушайте, — начал он тихо. — То, что случилось, может подорвать и мою репутацию тоже. Посмотрите на себя — мы одинаковы. Мы оба перешли эту черту, не только я. И теперь я хочу вернуть вас. Я уйду, но я не собираюсь уходить в отставку со скандалом. А ваше поведение, мисс Темпл, вполне может к этому привести. Так что будьте умной девочкой и не устраивайте мне демаршей.

— Демаршей, говорите?..

Он молчал.

Я бросилась вперед.

И ударила его по лицу.

Шарп отшатнулся от меня, прижав ладонь к щеке, и я увидела испуг в его красивых, но жестоких глазах. Я стояла, тяжело дыша, как если бы в этот удар были вложены все мои силы. По кончикам пальцев как будто пустили ток, и я чувствовала, что могу расплакаться и все испортить.

— Вот так, значит? — спросил коммандер тихо, но серьезно. — Вот так вы теперь со мной поступаете?..

— Перестаньте давить на жалость! — заорала я. — Мы оба заигрались, не находите? Я вас любила! И это не я отреклась от вас, а вы швырнули меня на землю, назвав предательницей! Мне больше вас не жаль, слышите? Мне. Больше. Вас. Не. Жаль!

Занавес затрещал по швам. Шарп смотрел на меня, и что-то угасало в его лице и взгляде — в том взгляде, за которым я была готова пойти хоть на смерть. Я должна была сожалеть о своих словах, но я ничего не ощущала. Я с ужасом подумала, что если бы сейчас он свалился на пол без сознания, я ничего бы не почувствовала. Внутри меня была только пустота.

Контроль был установлен.

Я победила.

— Тара, я уйду, — начал он еще тише, отбросив чопорное «вы» и заставив меня на короткую секунду снова почувствовать себя маленькой девочкой, которая его любила. — Ничего не изменилось. Я уйду. Послушай, я ведь всего лишь предлагал тебе расстаться по-хорошему!

— Если ваше «по-хорошему» равносильно лжи, я не пойду на это, — отрезала я. — Я и так уже слишком глубоко увязла во всем этом. И если я закончу так же, как ваша жена… что ж, я все равно буду права.

Похоже, это был запрещенный прием: лицо Шарпа побелело, как от боли, и он крепче вцепился в трость. Я отогнала все воспоминания: воспоминания — это лишние сантименты, а мне необходимо было довести дело до конца. А концом могло стать что угодно — в конце должен был остаться только один из нас.

— Да что ты вообще знаешь обо мне? — спросил Шарп, как мне показалось, слегка раздраженно. — Что ты уже придумала в своей дурной голове? Чему ты веришь, глупая девчонка?!

— Достаточно, — сказала я. — Я знаю достаточно… для того, чтобы весь Гарнизон увидел ваше истинное лицо. И если вы сейчас уйдете, вы уйдете не из-за травмы. Вы уйдете, потому что я вас разгадала. Потому что вы трус и лжец.

— Может, ты скажешь еще, что я обманул тебя? — Он махнул тростью в мою сторону. — Что все с самого начала было ошибкой и фальсификацией? Скажи это, если это на самом деле так!

— Нет, не так, — Я отвернулась и прижала руку к губам, но затем снова взяла себя в руки. — Я и тогда была права, коммандер. Если бы я была такой жестокой и неверной, как вы говорите, я бы бросила вас там, под лестницей, и все бы прямо там и кончилось! Я проявила к вам милосердие, — сказала я уже спокойнее. — А вы не проявили его ко мне.