– В укрытие, быстро! – передал я ей.

Тут же позади грохнули два взрыва. Правда, я не знал, что это было – то ли единицы стреляли, то ли взрывались сами…

Мы побежали дальше, оскальзываясь, падая и поднимаясь снова, но не осмеливаясь замедлить шаг. Я почти чувствовал, как сверлила мою спину горячая точка прицела. Рисс нагнала нас у дальней стены воронки, когда мы уже карабкались наверх. Оглянувшись, я увидел, что оставшиеся единицы Брокла настигают нас. Я задыхался, ребра ужасно болели. По скользкому скату мы съехали в следующий кратер. Тут я развернулся – и Сепия тоже остановилась, вскинув одной рукой карабин. Мы знали, что нам не успеть добраться до кольца генераторов вокруг Пенни Рояла, потому что Брокл совсем близко. Придется драться.

– И вот все части на месте, – прошептал знакомый голос.

Что-то белое пронеслось над моей головой, и силовое поле заслонило нас, тут же украсившись темными пятнами под щупами атомных лучей. Пенни Роял переместил поле, окружая нас. А секунду спустя объявились угреобразные единицы аналитического ИИ. Я шлепнулся на землю, обхватил колени и, переводя дыхание, смотрел, как частицы Брокла сновали вокруг, точно косяк голодных акул над щитостеклянным подводным куполом. А потом я вдруг разозлился. Повернулся к Пенни Роялу, крепко сжимая шип, твердо убежденный в своей способности дотянуться через иглу до стоявшего передо мной создания – и войти, не встретив препятствий. Лицевой щиток я поднял – здесь не было спрутоножек.

– Значит, ты ждешь, что сейчас я прощу тебя… или убью?

Шипы Пенни Рояла подрагивали в ожидании. Я знал, что это не может быть так вот просто. Я чувствовал трепет и напряжение ИИ. Остался лишь один случайный, непредсказуемый фактор, потому что именно такую ситуацию создал Пенни Роял. Так игрок, шулер, не знавший проигрыша, берет пистолет, заряжает его одной пулей, крутит барабан и спускает курок; так неизмеримо могущественный ИИ оказывается максимально близок к возможности сыграть в русскую рулетку. Я понял, что абсолютно всё – до этой самой секунды – находилось под полным контролем Пенни Рояла. И лишь то, что произойдет здесь и сейчас, он намеренно вынес за скобки своих предсказаний. Пенни Роял не знал, прощу я его – или убью.

– И что теперь? – спросила Сепия.

Я встал и пошел, медленно и осторожно, стараясь не поскользнуться. Сепия двинулась следом, Рисс ползла рядом. В нескольких метрах от громады ИИ я присел на корточки, уперев основание шипа в стеклянистую гладь. Все грани существования Пенни Рояла мелькали в голове бешеной каруселью. Все вопросы насчет вины, преступлений, убийств, ответственности взывали ко мне, а я по-прежнему не мог решить.

– Всё дело было в приказах, – произнес я.

– В смысле?

– Их тут тысячи, – я кивнул на шип. – Жертвы ли они убийства, если их так легко воскресить? Жертвы ли они убийства, если палач сам жертва – сошедший с ума, когда вынужден был казнить? Оказавшийся в безвыходном положении?

Рисс поднялась в воздух рядом со мной, пощупала гладкую поверхность яйцекладом, повернулась и посмотрела на косяк единиц Брокла снаружи.

– Скажи, – произнесла она.

Я кивнул, подтверждая. Она тоже теперь понимала.

– Пенни Роял был заперт в дефектном кристалле, обременен эмоциями, которые не мог контролировать, и приказами, которым не мог не подчиниться, хотя они шли вразрез со всеми его основополагающими программами. Приказ Земли-Центральной, переданный ему «Разящим кинжалом», гласил: аннигилировать человеческие силы на поверхности планеты. Он должен был уничтожить дивизию генерала Бернерса – и меня. Исполнение приказа раскололо и без того уже нестабильный разум.

– Но зачем? – спросила Сепия. – Почему Земля-Центральная приказала именно это?

Я повернулся к женщине, чувствуя ее замешательство. Она как человек, живший за пределами Государства, понимала, что ИИ не всегда добры, но не знала, как знал это я, – насколько холодны могут быть их расчеты. Особенно во время войны.

– То, что случилось здесь… – я повел рукой, как бы охватывая всё, что нас окружало, – как ты совершенно справедливо заметила, случилось в начале войны, но мы уже прекрасно представляли степень прадорской жестокости, направленной на геноцид. – Я сделал паузу, собираясь с мыслями. – Люди Бернерса уже, считай, погибли. Спасти их было невозможно. Даже если бы государственная флотилия действительно шла к ним на выручку, ничего бы не получилось. Если бы бой продолжился, наши потери относительно прадорских увеличивались бы и увеличивались и выросли бы так, что стали бы только нашими потерями. В сущности, весь наш флот просто бы уничтожили.

– И все-таки, – настаивала Сепия, – зачем убивать солдат?

– Случись это чуть раньше, их бы просто оставили в надежде, что они разбегутся, спрячутся и хоть кому-то из них удастся спастись.

В сознании всплыли ложные воспоминания о плене у прадоров. Я снова ощутил этот ужас – постоянную боль и неспособность реагировать на нее, невозможность хотя бы закричать, потому что ты находишься под полным контролем; знание того, что тебя ожидает лишь смерть и она принесет облегчение. Я отлично понимал, почему прежний владелец воспоминаний избавился от них. Только произведенные во мне изменения – улучшения, расширения – позволяли мне жить с ними. Обычный человек, не подавив их, не уничтожив, просто сошел бы с ума.

– Пенни Роял подсадил мне воспоминания человека, пережившего рабство, по одной простой причине: чтобы я узнал, как бы страдали эти солдаты, если бы их тогда захватили.

– А прадорам-то это зачем?

– Джей Хуп и его пираты расширяли бизнес и нуждались… в сырье. Прадоры согласились поставлять им требуемое, так что всю дивизию Бернерса ждала участь рабов – и государственные ИИ узнали об этом.

– Значит, ИИ убили их, чтобы избавить от страданий, – медленно проговорила Сепия.

Я посмотрел на нее:

– Дело не только в этом. Расчет еще холоднее. Да, их убили, чтобы они потом не страдали. Но, кроме того, их убили, чтобы не дать превратить их в прадорские ресурсы. ИИ предвидели, к чему это приведет: выпотрошенных и порабощенных людей станут использовать для проникновений, для самоубийственных атак… а еще ИИ понимали, как тяжело будет другим сталкиваться с такими людьми. Это деморализовало бы.

– Даже Амистада, – невпопад вставила Рисс.

– Что? – Я повернулся к ней.

– Амистад тоже нестабильный продукт Цеха Сто один, которого свела с ума война. Но совсем спятил он из-за того, что на его глазах близкий товарищ и друг превратился в раба.

Упоминание об Амистаде переключило мое внимание. Я увидел, что Пенни Роял постоянно сражался с самим собой, состояния его сознания то вступали в альянсы друг с другом, то грызлись между собой, но восьмое всегда доминировало. Однако остальные, более здравые части росшей сущности Пенни Рояла стремились делать добро. Они не могли удержать главенствовавшую Восьмерку от ее кошмарных игр, но могли, по крайней мере, записать жертв. Я встал и шагнул вперед, к колыхавшейся массе черных игл и серебристых щупалец, в которой вдруг открылось нечто вроде прохода, бесконечной пещеры с утыканными шипами стенами.

Пенни Роял так бы и продолжал свои игры, и восьмое состояние так бы и доминировало, но тут он совершил ошибку, попытавшись загрузить записанный разум эшетера в уткотрепа, что привлекло внимание эшетерского механизма, предназначенного уничтожать все следы разума и цивилизации принесшей себя в жертву расы.

Какие силы вступили в игру! Военная техника, насчитывавшая десятки тысяч лет, – против Пенни Рояла. У ИИ не было ни единого шанса. Расстрелянный, разорванный эшетерской машиной, он медленно умирал, истекая энергией.

И тут появился Амистад – изучавший безумие, потому что испытал его на себе, – и принялся собирать Пенни Рояла заново. Он установил, что причиной всего плохого в ИИ было восьмое состояние сознания, сделал его во время реконструкции подчиненным – и в конце концов сумел извлечь.

– Но ты вернул его, – пробормотал я.