– Кто здесь? – спросил он на частоте радио человеческих скафандров.

Странно, однако. Никто из трех других и не подозревал о присутствии Рисс, пока она их не уничтожила. И никто из них не использовал при общении – любом общении – человеческую речь. Так почему же этот… и тут Рисс увидела.

Позади ИИ, у подножия стены, грудой валялись пять скафандров. Просканировав их, Рисс обнаружила внутри высушенные вакуумом человеческие останки, заодно поняв, как умерли эти люди. Пораженная, она повернулась к ламинирующему станку. В шлеме каждого скафандра имелось по два отверстия, почти наверняка проделанные режущим лазером, не тронувшим, впрочем, черепа. Дырки специально, во избежание потери воздуха, были заткнуты силиконовыми заглушками. Точно такие же лежали возле станка. Сразу после того, как отверстия проделали и закрыли, каждого из людей каким-то образом подвели под распределительную головку, затем одна из заглушек была удалена, а в скафандр закачан раскаленный травильный раствор, сжегший кожу и плоть и вышедший в виде пара через вторую дырку, из которой увеличившееся давление вышибло заглушку. После этого обнажившийся череп аккуратно позолотили, распылив порошок. Но зачем?

Они были еще живы, когда в скафандры полилась кислота, но очень спорно, чтобы они оставались в живых, когда их черепа засверкали золотом. В любом случае они умерли мучительной смертью.

– Зачем ты это сделал? – спросила Рисс по радио.

– Бастабель? – откликнулся ИИ.

– Почему ты убил этих людей именно так?

– Бастабель? – повторил свой вопрос ИИ.

Дальнейшее сканирование идентификационных бирок скафандров показало, что одну из жертв звали Эрика Бастабель. Едва Рисс узнала это, дверь в дальнем конце комнаты распахнулась и в нее ввалилась, беззвучно скрежеща жвалами в вакууме, тройка паукоботов, за которыми тянулись кабели-пуповины.

– Я не Бастабель, – сказала Рисс, – и хочу знать, почему ты убил этих людей таким жестоким и бессмысленным способом.

– Они сами виноваты, – заявил ИИ.

– В чем же их вина? – Рисс обвилась вокруг ноги шагнувшего вперед собеседника, который пытался обнаружить дрона.

– Война, Цех Сто один…

– Ты несешь чушь.

– Они должны были познать боль и забвение.

Рисс отползла в сторону и уставилась на ИИ. Какой смысл спорить? Не люди начали войну, это сделали прадоры, а люди оказались лишь второстепенными участниками конфликта между ИИ и пришельцами. Просто Цех 101 в очередной раз заразил одного из подчиненных своим безумием, и от этой болезни существовало единственное лекарство. Рисс устремилась вверх по ноге ИИ, взмахнула яйцекладом, уронила четыре капли геля на кристалл и отскочила. На полной скорости проскользнула под паукоботами, метнулась к двери – и вверх, по стене, чтобы полюбоваться результатом.

В зловещей тишине расцвел огненный шар, яркий, как сияние гипергиганта. Лишь обостренные чувства дрона различали те четыре точки, что породили его. Взрыв расшвырял паукоботов; как палые листья, полетели куски брони. Рисс застыла на месте, наблюдая за корчами поглощавшего самого себя огня, меркнувшего в вакууме, и триллионами осколков кристалла, сверкавших, словно льдинки. Вся верхняя часть ИИ исчезла, но, как ни странно, ножки его, приклеенные к полу геккофункцией, остались на месте, точно клоунские башмаки. Рисс отцепилась от стены и двинулась прочь, огибая паукоботов, мертвых отныне, как и управлявший ими ИИ.

– С неприятными задачами покончено, – произнес тактический ИИ, – и пришла пора тебе вспомнить.

– Что?

– Ты была сильно повреждена, Рисс, поэтому поставить блоки оказалось легко.

– Вспомнить? – Рисс недоумевала.

– Ключевые слова – Торвальд Спир, – произнес ИИ.

Воспоминания пришли назад мгновенно – вместе с пониманием. Всего секунду Рисс лежала на полу, свернувшись тугой спиралью. Миг – и она уже выпрямилась, усилила защиту, провела внутреннюю диагностику – и, беззвучно шипя и ругаясь в вакууме, попыталась отследить сигнал «тактического ИИ», хотя он и перекрыл канал. Один из чертовых станционных ИИ захватил над ней контроль, чтобы избавиться от некоторых конкурентов. Проклятье, она могла бы попытаться выследить его, но знала, что шансы на это ничтожны. Нет, сейчас необходимо выбраться отсюда, и выведут ее ключевые слова ИИ.

Торвальд Спир. Она должна найти его.

– Наша цель – дредноут, – заявляет ИИ «Разящего кинжала», массивного ромбовидного дредноута, возглавляющего атаку на силы прадоров у черной дыры Лейденской воронки.

Впрочем, поскольку переговариваются ИИ, человеческие слова не используются, а сообщение отправляется вместе с тактической информацией. «Разящий кинжал» и еще два государственных дредноута пойдут первыми. Малые корабли, подобные косяку кубических рыб, прикроют их, пока «Разящий кинжал» готовит к бою главное оружие.

Выбора нет – приказам нельзя не повиноваться. Бой должен быть завершен. ИИ, недавно нарекший себя Пенни Роялом, в теле-саркофаге истребителя, тоже недавно получившего имя «Изгнанное дитя», быстро оценивает собственные ресурсы и отмечает некоторые перемены. Нано- и микроботы на борту, чьи зоны ответственности были строго распределены, подверглись небольшому перепрограммированию: ограничение на размножение оказалось снято, и боты получили доступ к материалам, при помощи которых могли создавать себе подобных. Те же нано- и микроботы меняют и роботов покрупнее, собирая своих больших собратьев расширенными наборами инструментов. Всё это организует отщепившаяся частица Пенни Рояла. Она вкладывает в роботов дополнительные мемохранилища, чтобы темное дитя могло прятать там свои самые мятежные мысли.

– Что ты делаешь? – спрашивает Пенни Роял.

– Мы делаем так, чтобы нас не получилось извлечь из тела корабля, – отвечает тьма, и Пенни Роял не может с ней спорить, обнаруживая, что и сам согласен с сотворенным.

Трое членов экипажа – люди, лежавшие без сознания во время первых маневров, – быстро оправляются благодаря лекарственному коктейлю, который им ввели автоинжекторы скафандров. Двое мужчин берут контроль над системами вооружения и занимаются выбором целей, хотя рельсотрон «Разящего кинжала» уже работает. Люди тоже вносят свой вклад в схему атаки, основанной на защите «Кинжала». Пенни Роял принимает их действия, с удивлением обнаруживая, что коррективы требуются минимальные. А женщина, замечает он, хмурится, получая информацию напрямую из его разума. Она что-то перенастраивает, и Пенни Роял частично утрачивает страх, теперь он объят бесшабашной бравадой. Женщина снова хмурится, что-то исправляет, и страх возвращается. ИИ задается вопросом, не лучшие ли его судьи – существа, которые сами являются рабами эмоций, а затем гадает, принадлежит ли эта мысль ему лично.

Потом он принимается изучать прадорское судно, висящее в космосе на расстоянии половины световой минуты от них. Как и все прадорские корабли здесь, формой оно повторяет панцирь своего отца-капитана – сплюснутую по вертикали грушу, – но на этом сходство кончается. Латунная броня, покореженная и обожженная, щетинится оружием. Корабль отступает с поля боя в сторону аккреционного диска черной дыры, Лейденской воронки, окруженный сотнями боевых дронов и бронированных детей. Этот прадорский дредноут – легкая мишень, выбранная для проверки испытывающих эмоции кораблей с развертыванием вооружения, которое можно использовать лишь однажды. Впрочем, определение «легкая» в данном случае означает, что уничтожение противника потребует пожертвовать не тремя государственными дредноутами и тридцатью малыми кораблями – как происходит обычно, – а чуть меньшим количеством судов.

Первые рельстронные снаряды достигают врага. Прадорские боевые дроны и дети разлетаются по сторонам от взрывов, однако броня самого корабля оказывается крепка: удары оставляют на ней выбоины, но и только. Здесь прадоры превосходят людей: Государство отдало предпочтение путешествиям через телепорты, и его кораблестроительная металлургия не была столь продвинутой, как прадорская. Прадоры же, которые передвигались исключительно на звездолетах и постоянно вели какие-то войны, разработали особо прочный – и весьма трудозатратный – сплав, включающий редкие компоненты. Даже сейчас государственные ИИ пытаются воспроизвести эту формулу – и терпят поражение.