Неужели Пенни Роял рисковал собой, рвался сквозь ряды прадоров только затем, чтобы аннигилировать восемь тысяч и без того обреченных солдат?

Помещение, в котором находился маленький телепорт «Истока», представляло собой приплюснутый на концах ромб длиной тридцать метров, шириной – двадцать один. Сила тяжести тут отсутствовала, и Кроушер, как всегда, завис вдалеке от любых твердых поверхностей. Ничего не поделаешь, одна из мер безопасности. Остальные меры были рассредоточены по стенам помещения. Он окинул взглядом многочисленные фотоэлектрические головки и почувствовал, как тело обдало жаром: шло активное сканирование. Кроушер посмотрел на другие устройства, способные мгновенно разложить его на атомы, и, как всегда, с благодарностью встретил выросшее рядом силовое поле, мягко подтолкнувшее его к выходному туннелю. Столь серьезная система безопасности была, конечно, стандартной для подобных исследовательских станций, потому что именно такие места террористы-сепаратисты с их луддитской ненавистью ко всяким продвинутым технологиям очень любят разносить вдребезги.

Плавно приземлившись у края туннеля, он ощутил наконец притяжение гравипластин. На ходу хайман снова запустил форсы, обнаружил запрос Сыча на связь и дал разрешение. Тут же начали поступать новые данные по станции, причем выяснилось, что в его отсутствие был засечен очередной информационный импульс, исходивший из черной дыры Лейденской воронки. Опять-таки в основном какие-то технические сведения.

– Что любопытно, – заметил Сыч, – данные касаются вероятностей взаимодействия У-пространства и силового поля.

– Любопытно, – согласился Кроушер.

Конечно, он интересовался сигналами из черной дыры, но его второе увлечение, история, постепенно вытесняло первый. И не без причины – ведь, в конце концов, загадка источника данных дыры скрывалась не в техническом содержании, а в событиях. Многое могло бы быть и случайным, если бы не фраза, на которую он тогда наткнулся среди потока: «Твой главный страх – открытая комната». Черная дыра. Черный ИИ. Цех 101. Кроушера преследовало ощущение, что всё это связано друг с другом, но он никак не мог понять…

– Как насчет странных фраз, попадались? – спросил хайман.

– Конечно. – Сыч тут же переслал ему файл.

В своей комнате, раздевшись, чтобы открыть тянувшиеся вдоль позвоночника и рук порты передачи данных, Кроушер ломал голову над предложением «Опасайся скорпионов», но решил, что фраза слишком уж туманна и может иметь миллион толкований – как предсказание дельфийского оракула, смысл которого становится ясным только после того, как событие произошло.

Он принял необходимый дезинфекционный душ, чтобы избавиться от любых внешних микробов, пока внутренние системы разбирались со всем остальным, что он мог ненароком подхватить, потом прошел по короткой трубе через асептический шлюз к контактной сфере. Устроившись в своей «люльке», он расслабился и отправил запрос на сетевое подключение, тут же почувствовав, как соединительные штифты воткнулись ему в спину, а оптические кабели – в опущенные руки. Мир хаймана расширился, включив в себя все датчики и технологические комплексы станции. Взглянув на аккреционный диск, Кроушер, сознание которого переполняли изученные исторические сведения, отметил недавний взрыв на горизонте событий, приостановивший втягивание обломков и даже отбросивший их прочь. Уже пять часов Лейденская воронка была чиста и будет чиста еще часа два. Он всматривался во тьму. Довольно скучное зрелище, хотя, конечно, то, что заключала в себе эта пустота, скуку отнюдь не вызывало. Потом он поискал Сыча и обнаружил дрона перед станцией, возле проекторов силового поля.

– Испытываешь? – спросил Кроушер.

– Если немного повозиться, это можно использовать, – ответил дрон.

Сыч говорил о последних данных; даже пока хайман устраивался и изучал обстановку, его продвинутый разум уже впитывал информацию. Он сразу понял, что эти сведения в себе заключали, но идея их применения на практике ему не слишком нравилась. Получается, можно протянуть связь между силовыми полями и станционным телепортом. Для этого потребовалось бы всегда держать телепорт в состоянии готовности, зато энергия любого удара о силовое поле уходила бы через врата в У-пространство. А там? Что произойдет с энергией там? Устроившись в своей контактной сфере, Кроушер поднял руку, за которой потянулись оптические кабели – сторонний наблюдатель решил бы, что это птица взмахнула крылом, – и почесал затылок.

Его всегда раздражало, когда Сыч начинал халтурить, но и когда дрон оказывался впереди, тоже было досадно. Хайман занялся информацией, обрабатывая ее на разных уровнях разными способами, переправляя всё, что касалось «реального мира», в «сверхсознание». На то чтобы понять подоплеку, ушли часы: энергия создаст устойчивое контролируемое искажение, как если бы несуществующую ткань У-пространства с силой растянули. Следовательно, возможно и обратное; а значит, искажение можно превратить в энергию.

Кроушер вздрогнул, осознав выводы. Процесс практически бесконечен… нет, нет… как только искажение… нет, как только виток пересечет определенную грань – допустим, скрутится больше, чем на триста шестьдесят градусов, – всё полетит обратно, как при взрыве запорного нагнетательного клапана. И тогда что? Тогда уже поднимается вопрос о геометрии силовых полей; получается, что они не двухмерны…

– Есть, – сказал Сыч.

Дрон был очень занят. Телепорт ворчал и постукивал, по мениску бежала мелкая рябь, ремонтные роботы в носу станции возились с одним из запасных проекторов – кое-какие детали добавляли, кое-какие убирали. Когда проектор включился, в ста метрах от станции возник лимб силового поля.

– Что – есть? – переспросил Кроушер. – На вид – стандартное поле.

– Смотри, – велел Сыч.

С силовым полем начало происходить что-то странное. Обычно поля преломляли свет – как простое стекло. Однако сейчас Кроушер увидел, что вид на аккреционный диск за плоскостью поля начал искажаться, как при линзовом эффекте. Кроушер еще не занялся расчетами, а Сыч уже направил ему новые данные. Силовое поле изогнулось, формой повторяя гигантскую контактную линзу.

– А теперь проверим его на прочность, – сказал Сыч.

Секундой позже сенсорный зонд из тех, что они время от времени посылали к горизонту событий Лейденской воронки, оторвался от «Истока» и, управляемый дистанционно, пошел по широкой дуге, которая возвращала его обратно к ним. Вот именно эта несерьезность и не нравилась Кроушеру в Сыче. Пожалуйста, проверяй теории, проводи эксперименты, но будь добр, постарайся не прикончить в процессе своего товарища-наблюдателя.

Ракета превратилась в далекую, окруженную ярким ореолом точку. Кроушер отлично представлял, насколько прочны подобные зонды. Их делали на гравитационном прессе, совсем как некоторые компоненты У-пространственного двигателя. Несмотря на броню и системы защиты «Истока», такой снаряд, если только его не перехватит силовое поле, пробьет станцию насквозь, как пуля ананас. И сейчас, выходит, вся надежда на кое-как сляпанное Сычом поле.

– Может, поставить еще одно, стандартное, дублирующее? – предложил Кроушер.

– Не потребуется, – уверенно ответил Сыч.

Через несколько секунд ракета врезалась в выгнутое поле – и взорвалась, превратившись в облако плазмы, растянувшееся на полтора километра. Оценивая последствия, Кроушер наблюдал за силовым полем, которое стало полностью непрозрачным, с черной точкой вроде зрачка в эпицентре взрыва. А проектор тем временем не накапливал энергию, но испускал У-характеристики.

Всё работало…

В следующую микросекунду температура проектора подскочила на тысячу градусов. А еще микросекундой позже включился автомат безопасности, открылось выпускное отверстие, У-характеристики как отрезало, и запоздалая кинетическая энергия, дополненная тепловой, вышвырнула расплавленный радиоактивный проектор в вакуум.

– Могло бы быть и получше, – заметил Сыч.