— А, ну да, так и есть, — шучу я. Отламываю кусочек от булочки, опираюсь бёдрами на стойку, съедаю кусочек под пристальным взглядом Платона. Прищуривается, осматривая меня. Мой кофе готов, муж берет чашку, идет ко мне, ставит кофе на столешницу, но слишком далеко от меня. По телу прокатывается волна мурашек, его взгляд темнеет, дыхание сбивается. Отодвигает тарелку с булочками к чашке с кофе. Хватает меня за талию и под мой вскрик резко сажает на столешницу, с силой разводит ноги и встаёт между них, сжимая бедра.

— И что, много мальчиков? — последнее слово произносит с легким пренебрежением. Его ревность заводит. Сердце колотится как сумасшедшее, кожа горит от его прикосновений.

— А много — это сколько? — невинно хлопаю глазами, а сама царапаю его плечи. Я вдруг понимаю, что такое страсть и дикое желание. Дышать уже трудно.

— Отшлепаю! — угрожающе рычит.

— Ах, — с моих губ срывается стон, когда Платон всё-таки шлепает меня по бедру.

— Так что там с мальчиками?

— Какие к черту мальчики! — выгибаюсь, когда он начинает расстёгивать пуговицы рубашки и кусает меня за губу. — Когда у меня есть такой мужчина! — окончательно теряюсь, когда его руки грубо ласкают, но это не больно, это очень-очень…

Ох… А-а-а-а-а…

Дома мы появляемся к обеду. Наш завтрак несколько затянулся…

Сначала мы задержались на кухонной стойке, потом — в душе, а потом просто валялись на диване, вымотанные активным утром. Мне кажется, я свечусь, как новогодняя ёлка, и постоянно улыбаюсь, как городская сумасшедшая. Волнительно. Семья не знает, что мы поженились. Но больше я боюсь не гнева Миланы, а того, что обидится Лерка. Она была в восторге от предстоящей свадьбы.

Раздеваемся в прихожей. Тишина. Мирон и Арон, видимо, на работе. Идем искать остальных.

— Я боюсь, — шепчу Платону, нервно посмеиваясь в его плечо.

— Тебе станет легче, если я скажу, что тоже боюсь?

— Ты не боишься, ты стебешься!

— Есть немного, — усмехается. — Я все скажу сам. Ты просто стой рядом и кивай, — уверенно говорит он.

Из кухни выходит Милана со стаканом томатного сока. Она у нас пьёт его литрами — вот такой беременный закидон. Ее тошнит от мяса, зато томатный сок заходит на ура.

— Привет, — пищу я.

— Привет. Вы что-то загулялись.

Идём вместе в гостиную. Садимся на диван. Я не отлипаю от Платона.

— Мы квартиру смотрели.

— Класс, — улыбается Милана. — И одновременно жаль. Я привыкла, когда в доме много народу.

— Милана, — начинает Платон, — давайте сегодня всей семьей поужинаем?

— Эм… — хитро на нас посматривает.

— Нет, готовить не нужно. Закажем еду, или я вас приглашаю в ресторан.

Готовит у нас всегда Милка, мы с Сашей только помогаем. Но сейчас ее тошнит от резких запахов.

— У нас для вас новость.

Тут как бы несложно догадаться. Мы держимся за руки, сверкая новенькими кольцами, но сестра не обращает внимания.

— Только не говори, что ты беременна! — с ужасом восклицает Милана. Платон ухмыляется, сжимая мою руку, на что Милана хмурится.

— Да почему сразу беременна? — закатываю я глаза.

— Точно не беременна? Уверена?

— Уверена, — отмахиваюсь. Мы предохраняемся. Я хоть и дура, но к детям еще не готова.

Платон поднимает наши руки, демонстрируя Милане кольца.

— А! Вы об этом… — выдыхает сестра. — То, что вы вчера поженились, все уже знают, кроме детей, — совершенно спокойно выдает она.

— Ммм, как интересно, я вроде не делился ни с кем планами, — говорит Платон. — Откуда информация?

— От Арона.

— А он откуда узнал? — спрашиваю я.

— Арон все знает, — отмахивается Мила.

— Работа у него такая, — добавляет Платон.

— Ну вы так не радуйтесь. Я не в восторге. Хотелось бы побывать на свадьбе сестры, — обиженно произносит Мила.

— Это просто ЗАГС, — поясняет Платон. — Мы венчаемся и устраиваем торжество летом.

— Хорошо. Мне уже меньше хочется вас убить.

Смейся.

Я выдыхаю.

С Леркой тоже оказалось все не так страшно. Мой муж все решил и нашел правильные слова, объяснив, что это всего лишь формальность и бумажки. Все будет летом. Эмоции от того, что у нас своя квартира и Лерка может обустроить комнату как хочет, затмили новость о нашем браке.

Сашка так вообще заявила, что и нафиг бы нам не сдалось это торжество, это наш праздник, и мы имели право провести его, как хотели.

Семья у нас хорошая. Большая и она растет. Я теперь тоже Вертинская и горжусь этим фактом.

Прошло пять лет

Платон

Лето выдалось дождливым, радует каждый солнечный день. Можно было слетать куда-нибудь погреться, подышать морским воздухом и восстановить нехватку солнца. Но Алисе пока противопоказаны перелёты. Повод, скорее, радостный. И ведь лично со мной это не в первый раз, но все равно волнительно. И чем ближе срок, тем больше меня накрывает. Самое смешное, что больше парюсь и загоняюсь я, чем моя жена. Алиска вполне спокойна. И это хорошо, паникующая и истерящая мама нам не нужна.

Паркуюсь возле хореографической школы. Жду Лерку. Моя дочь втянулась в танцы. И это неплохо, но она проводит там почти все свободное время. Ей уже четырнадцать. Для меня она по-прежнему ребенок, маленькая девочка. Но по факту — подросток. Девушка, которая начала формироваться и все больше и больше привлекает внимание противоположного пола. Переходный возраст в самом пике. Валерия считает себя взрослой и самостоятельной. Огрызается, показывает свое «я», спорит и обижается.

Девочки…

И ведь не тронешь пальцем, и слишком строгим быть не могу, а воспитывать надо. Алиска подогревает. Они как подружки, постоянно шепчутся и что-то от меня скрывают. Злюсь. Но лучше если Лера будет все ей рассказывать, чем если дочь отдалится от нас. Что-то критичное моя жена доносит до меня.

И вот я, как цербер, жду свою дочь возле студии. У нас тут не только увлечение танцами, а еще и любовь. И черт бы с ним, пусть влюбляется и проживает эти первые эмоции, я не ханжа и не консерватор. Но…

Наша любовь — это парень старше на четыре года. Может, это и не критично, у нас с Алиской большая разница. Но все это хорошо в другом возрасте. А когда девочке четырнадцать, а парню восемнадцать…

Меня это напрягает.

Алиска отмахивается и говорит, что ничего серьёзного нет. Это только Лерка вздыхает по этому молокососу, а он держит её во френдзоне. Но мне все равно неспокойно.

Посматриваю на часы, у нас встреча с Марьяной через двадцать минут, а моей танцовщицы все нет и нет. Набираю ее номер, но сбрасываю, когда замечаю дочь и ее яркие розовые волосы. Это тоже новая прихоть. То мы сиреневые, то пепельно-белые, теперь вот розовые. И ногти у нас разноцветные, в носу гвоздик, а на футболке анимешка. Чем бы дитя ни тешилось…

Усмехаюсь, заводя двигатель. Слава богу, Алиса ждет мальчика и еще одну девочку в доме. Я поседею раньше времени. Напрягаюсь, когда мою дочь догоняет тот самый молокосос и хватает за рюкзак, тормозя. Смеются. Он что-то ей втирает, а та и правда расплывается, смотря на него во все глаза. Ладно. Торможу себя, нервно барабаня по рулю. Но моего терпения хватает ровно до того момента, как молокосос прикасается к моей дочери, поправляя ее волосы, разметавшиеся на ветру. Открываю двери, выхожу.

— Валерия! — зову ее с нажимом. Оборачивается. Лерка морщит нос. Посылаю парню выразительный взгляд. Сообразительный, отступает. Прощаются. Дочь садится в машину, громко хлопнув дверью. Коза!

Сажусь за руль, выезжаю на главную.

— Обязательно было меня звать? — недовольно бубнит. — Я видела тебя.

— Обязательно! — выходит резко.

— Это мой друг! Мне друзей нельзя иметь?! М? — дерзкая стала.

— Друзей — можно, — стараюсь говорить спокойнее, выделяя первое слово. — Он тебе не друг.

— А кто это определяет? — обиженно дует губы. — Ты?

— Да, я! Станешь совершеннолетней — получишь вольную, — усмехаюсь, пытаясь разрядить обстановку.