— В общем, там сокурсники жениха были приглашены, мажористые богатеи. И один из них за мной увязался, поспорил, что завалит, но Ставр эту игру просек на раз и пресек. Но этот мажор от меня не отцепился.

— Самолюбие ты его задела.

— Выходит, что так. На слабо развела. Сегодня он ко мне подкатил я отшила, а потом он решил силой своего добиться и… — краснею, почему-то стыдно признаваться.

— Что и? — переспрашивает бабушка.

— И меня на него вырвало.

Секунда молчания и бабу Нюра взрывается хохотом. Смеется так, что слезы по щекам течь начинают.

— Ай молодца, батькина кровь. Подселенец-то твой с характером. С таким не забалуешь…

Чай у меня идет носом. Опять кашляю.

— Баба Нюр. С тобой чай пить опасно для жизни! — наконец отвечаю, протирая с щек слезы.

— Та ладно, — бабуська попивает чайок как ни в чем ни бывало и бросает на меня острые взгляды.

— Баб Нюр. Вы о каком "подселенце" вообще?! Я чего-то не понимаю. Во мне что “чужой” живет? — прыскаю, смех у меня нервный, но фильм я помню, просто не уверена, что баба Нюра его смотрела.

— Нет, Алинушка, как раз что ни на есть “свой” в тебе живет. Поселился на ближайшие девять месяцев. Характерный пацаненок будет. В батьку. Сложно с ним тебе придется, но мальчишка будет твоей гордостью…

Голова идет кругом от бабкиных сказок. Мне дурно становятся, а глаза, наверное, размером с блюдцем в которое баба Нюра опять варенье накладывает.

— Мать твоя тоже кизил полюбила, когда тебя носила.

— В смысле?!

Спрашиваю, отложив ложку.

— Бабушка, хватит, а то мне уже кажется, что я в сумасшедшем доме. Не шути так. И так мне на голову многое прилетело, разгрести бы…

Выговариваю слова и в конце понимаю, что уже реву белугой.

— Арсений теперь будет мстить. А мажор, которому все можно и у кого папочка судья… Я даже на него заявление в прокуратору написать не смогу, если он со злом ко мне, понимаешь, баб Нюр?! Я его глаза помню злые, там за секунду все капилляры треснули.

Бабушка отвечает серьезно.

— Похорошела ты Алина, лицо округлилось, пропала худощавость и взгляд стал мягкий, как у кошки. Ритку сильно мне напомнила сейчас.

— Я реву, вот и отекла.

— Нет. Вспомни. Кто из нас на врача учится. Ну-ка быстро мне признаки беременности скажи.

Командует, принимаюсь отвечать, как на экзамене.

— В первом триместре признаками наступившей беременности могут являться головокружение, слабость, быстрая утомляемость, сонливость, тошнота. В основном по утрам, но также и в течении дня возможны приступы рвоты, которые так же могут потребовать стационарного лечения.

— Молодец, Вишневская. Пять за лекцию. И два за сообразительность. Самочувствие свое вспомни за последние дни. Что испытывала?

Прикусываю губу.

— Все симптомы, — отвечаю ошарашенно и заглядываю в теплые глаза, — баба Нюр. Этого быть не может. Предохранялся он. Все время.

— Таки все время? — закидывает в рот пастилу, жует старательно пока я напрягаюсь.

— Все время… правда он был очень напорист… — пока говорю краснею, щеки гореть начинаю.

— Да ты вещи своими именами называй. Я же не монашка. В свое время столько ухажеров было. Ух. Как вспомню, давала жару.

— Буба Нюр…

— Чего Баба Нюр, не “Нюркай”! В постели огонь мужик с тобой был, а стопроцентной защиты нигде нет. Особенно. Там, — поднимает указательный палец и показывает в потолок, с потрескавшейся штукатуркой, — в небесной канцелярии виднее.

— Латекс специально используется в предметах…

— Так, цыц, лекции мне свои не рассказывай. Могу сказать, одно. Латекс проиграл в битве на прочность твоему мужику. Вот и сейчас один ноль в его пользу. То есть плюс один в твоем животике. Если бы он и на следующее утро с тобой утехам придался, была бы двойня, но я одного вижу. Красавчик будет. Хватка отцовская…

Прикладываю пальцы к вискам и задумываюсь. Не очень понимаю, о чем бабушка вещает. Не верю я до конца ее словам, хотя что-то в груди и отзывается. Интуиция кричит, что права она.

Могла я забеременеть?!

С защитой?!

Могла…

Даже фармацевтические корпорации не дают стопроцентной результативности на свои препараты.

А тут…

Когда у меня были месячные в последний раз?!

— Ешкин матрешкин!

Выдыхаю в шоке.

— О, дошло наконец!

— Баба Нюр. Я не думаю, что беременна…а что мне делать? Я… я …я не знаю что мне делать!

— Как не знаешь? Завтра утром пойдешь в женскую консультацию. У нас тут есть неподалеку. Моя старая знакомая работает там. Сейчас позвоню, впишет тебя в очередь, побудешь зайчиком, а то тебя еще и не примут, ну или через месяц только позовут. А тебе сейчас нужно. Погоди.

Баба Нюра поднимается и шаркающей походкой идет к шкафу, вытаскивает старую записную книжку с пожелтевшими от времени листочками.

Листает. Смачно плюнув на палец, проходит в крохотную прихожую, где стоит доисторический аппарат, медленно поднимает трубку. Набирает номер.

Пока я сижу и кусаю губы в неверии и отрицании.

— Клава, здравствуй! Не припоминаешь… Анна Ефремовна это. Хм… Ну, баба Нюра…

Резко замолкает, а до меня доходит быстрая речь на том конце провода, правда не разбираю, что именно говорят бабушке.

— Но вот и хорошо, что признала, рада, что у дочи твоей хворь навсегда прошла.

Опять молчит, слушает.

— Знаю, что обязана. Вот и звоню тебе. Помочь нужно одной хорошей девушке.

Опять молчит…

— Ну что ты, что ты, Клава, ты мне по гроб жизни не обязана. Не говори так. Но есть просьба.

— Все, что угодно! — говорят так громко, что даже я слышу.

— Так вот, моя просьба в том, чтобы ты к гинекологу записала.

Бабка смеется звонко.

— Да не меня! Ты чего!

— Девушку. Но мне нужно, чтобы она там была, желательно до обеда…

Опять молчит. Слушает ответ. На этот раз не слышу.

— А вот именно до обеда и нужно! Похлопотай. А я тебе больше не позвоню с просьбой…

Опять молчит, а мне почему-то кажется, что там кто-то плачет и быстро чего-то выговаривает бабушке.

— Через год замуж выйдет доча твоя. Не нагнетай. Хороший у нее молодой человек. И цветы его в вазу поставь. Не гоже так обращаться…

Глаза у меня на лоб лезут. Какие цветы?! Бабушка видимо совсем крышей едет.

— Те самые, которые он утром под дверью оставил. Все. Записывай на прием. Вишневская Алина. Карточка там ее должны быть. Если нет, новую организуй. Давай Клава. Утром пришлю я к тебе егозу одну.

Бабушка разворачивается резко и улыбается мне.

— Ну вот и все, Алинушка. С утречка пойдешь на прием. А пока у меня поспишь. Нечего тебе в университет возвращаться. День пройдет, да ночь переспишь с мыслями своими.

Не нужно тебе сегодня со всякими Арсениями встречаться…

Я думала, что не усну, но добрая бабуська сама постелила мне и стоило только голове упасть на подушку меня вырубило.

Проснулась я уже утром.

— Соня, вставай. Или уже. Пора.

Напутствовала баба Нюра, пока я одевалась. Когда я потянулась за сумкой со своими конспектами и уже хотела распрощаться с женщиной получила по пальцам.

— Рюкзак оставь. А то убежишь ведь, егоза. После врача сюда возвращайся. Поговорим о том о сем, я пирожков напеку. С капустой любишь?

Задает вопрос невзначай пока я мучаюсь от того, что уже возможно перегибаю палку гостеприимности женщины.

— Я все съем, баба Нюр. Всеядная я. Особенно на вкусности, — отвечаю улыбнувшись.

— Вот и хорошо, славная ты девушка, добрая, без гнильцы. Такой и оставайся.

Продолжаю улыбаться, не зная, что на это ответить.

— Я тебе с картошкой и с капустой напеку. Аккурат к твоему приходу будут тебя ждать. Иди уже. Не опаздывай. На проходной спросишь Клаву. Она тебя проводит.

Киваю бабе Нюре и выхожу из дома. На остановке маршрутку жду не долго, она приходит как всегда переполненная, но я протискиваюсь и занимаю местечко у окна в самом углу.