— Где я? — выдаю тихо, не надеюсь, что получу ответ, но все же слышу:

— В моем самолете.

Поворачиваю голову на звук и вижу Лекса. Он сидит в кресле, крепкие пальцы поигрывают кубиками льда, выкручивают стакан. Красивые пальцы. Сильные. Наглые. Умеющие доставлять удовольствие.

Рукава закатаны, демонстрирует широкое предплечья с золотым массивным браслетом от часов, золотистая поросль волос.

Мужественность. Именно первобытное мужское начало, скрытое под налетом цельности.

Не могу не смотреть на него, прикусываю губу, рассматриваю. Он сейчас без галстука и пиджака, расслабленный сытый хищник,

Он поворачивает голову в мою сторону. Смотрит на меня чуть прищурив глаза. Все такие же ледяные. С отблеском внутреннего пламени. Опасные. Хищные.

Не выдерживаю этого взгляда, опять засматриваюсь на его руку, что держит бокал и неожиданно для себя понимаю, что ищу кольцо, которого нет…

Неожиданно раздается вопрос, и я в шоке поднимаю взгляд на мужчину:

— Почему ты назвала моего сына Владиславом?

Впивается взглядом в мое лицо, смотрит так, что у меня пальчики на ногах поджимаются.

Повисает молчание, которое ни один из нас не стремится нарушить.

— Где мой сын, Лекс?

Задаю встречный вопрос и мотаю головой из стороны в сторону, ищу и не нахожу. Понимаю, что комната, в которой я нахожусь, если так можно выразится, спальня и кувеза с моим малышом здесь нет.

— Он под наблюдением врачей, — наконец доходит голос миллиардера, и я подрываюсь с места.

— Мне нужно к нему, я хочу его видеть.

Начинаю бултыхаться в кровати, но Лекс слишком быстро оказывается рядом и толкает меня обратно, падаю на подушки.

— Мне нужно к нему! Пусти! — шиплю, но меня скручивают за мгновение словно я перышко, Ставров пригвождает меня к постели своим большим телом, и у меня щеки жаром обдает когда понимаю, что он практически лежит на мне, прижимая мои руки своими, чтобы не трепыхалась.

— Угомонись, Алина, ты под капельницей. Тебе назначен покой и реабилитация, если не хочешь от потери крови откинутся.

— Я хочу к своему ребенку. Почему он не со мной?

— Я уже ответил. Он под наблюдением.

Прикрываю глаза. Не могу смотреть в эти темные глаза.

— Ты ведь позволишь мне его видеть? — задаю вопрос дрожащими губами.

— Посмотри на меня, Алина… — наклоняет голову и обдает жаром дыхания, и я подчиняюсь. Распахиваю глаза, смотрю в лицо Лекса.

Не в силах его ненавидеть.

— Ты не ответила. Почему назвала сына Владиславом?

Упираюсь ладошками в широкую литую грудь, пытаюсь оттолкнуть и упрямо сжимаю губы.

— Просто имя, — выдыхаю, чтобы хоть что-то ответить. Голос у меня смахивает на дрожащий писк скорее.

— Лгать ты не умеешь, Алина. Я жду ответ.

У него голос спокойный, но если бы он приложил меня сейчас угрозами эффекта было бы меньше.

Взгляд у Ставро с каждой секундой все темнее, он смотрит на мои губы, стекает вниз по подбородку и останавливается на яремной вене, которая пульсирует с бешенной скоростью.

А мне кажется, что его пальцы сжимаются на моем горле. Не сбежать. Не спастись. Слезы обжигают глаза. Мне трудно дышать. Голова кружится, как от реальной нехватки кислорода. Все, потому что этот мужчина действует на меня как сущий дьявол. Порочный, чувственный, я подпадаю под его магнетизм и от этого еще страшней. Не понимаю своего места рядом с ним, боюсь за своего ребенка.

— Я жду, Алина… — обдает меня жаром дыхания, а я пошевелиться не могу. Чувствую, как его тело наливается свинцом, становится сильнее, вены вздуваются. Читаю желание в его глазах. Порочное. Грязное. По-другому он брать не умеет.

Помню. Знаю. Инстинкты в чистом виде.

— Потому что я хотела, чтобы у моего сына была хоть частичка от его отца. Но Влад — мой сын. Только мой! Ты к нему никакого отношения не имеешь.

Раздвигает губы в хищной ухмылке.

— Забавное высказывание. Но поздно. Владислав мой сын. Все сходится. По датам. А до меня ты была девственницей, Алина. Не пудри мне мозги.

Кусаю губы. Лекс меня не так понял. Я хотела сказать, что донор спермы еще не отец. Что папа — это человек, который рядом, который растит, лелеет, любит и воспитывает.

Но мужчина напротив меня буквально приходит в состояние чистого бешенства. Вжимает меня в постель, на шее жилы вздуваются, а в черных глазах искры.

— Хочешь сказать, что легла сразу же под кого-то как целки лишилась?!

Каждое слово ядовитый укус. Сглатываю. Не хочу оправдываться, поэтому выговариваю четко:

— Я не буду перед тобой оправдываться.

Правда скорее получается отчаянный шепот.

Не отвечает. Смотрит так, что до кости сжигает. Бровь выгибает:

— Нравится дергать и злить хищника, Вишенка, дразнить?

Проводит пальцем по моей скуле.

— Или хочешь, чтобы потерял контроль?!

Прикусываю губы от этого порочного шепота, от обещания, которое слышу в каждой букве.

— Чего добиваешься? Ммм?

— Пожалуйста, Лекс… — вырывается хрипло, но мужчина меня не отпускает, вглядывается в мои глаза. Рассматривает дерзко. Так, словно имеет все права на мое тело.

Совершенно неприкрытая похоть и злость, ярость, перемеживается с лаской и я понимаю, что стоит ему отпустить тормоза и меня расплющит катком его страсти.

— Я сделаю тест на отцовство, маленькая. Хотя и без него вижу, что ни с кем кроме меня ты не спала. Ни под кого не ложилась. Хотя могла. Забеременеть от одного и выдать ребенка за чужого…

— Ч-что?! — выдохом, пока наглые руки опускаются к моей груди, ласкают сквозь ткань. Порочно. Остро- сладко. Прикрываю глаза и выдыхаю сквозь сжатые зубы.

— Тогда в ресторане. У тебя был шанс, малышка.

— Не понимаю…

— Замуж тебя старый хрыч звал, а ты беременная. Срок маленький… могла бы сориентироваться, но ты ушла… забила на учебу взяла академ… честная девочка…

Опять ласка и в глазах какой-то темный блеск. Алчный. Голодный.

— Просто прекрати.

— Так мой сын? — не ослабляет давления.

— Твой, Лекс… твой… — выдыхаю признанием.

— Имя деда почему дала?

— Чтобы у него была твоя частичка. Если не фамилия и не отчество, то хоть что-то…

— Мой сын уже носит мою фамилию, — оглушает.

— Это не по закону. Ты не имеешь права без моего согласия, без моей подписи на документах. Это противозаконно!

Улыбается. Опять проводит пальцем по моей груди, щипает, словно примеряется, дозирует ласку касаний и боль своих слов.

Дергаюсь. Взвиваюсь от обжигающей порочности прикосновения.

— Я имею абсолютно все права. Как на тебя, так и на собственного сына, Вишенка…

Продолжает меня касаться, причиняет сладостную боль. Не выдерживаю. Накрываю пальцами его сильную руку.

— Прекрати меня мучать, — выговариваю тихо, — мне… мне нельзя…

Смущаюсь. Краснею, но Лекс лишь ухмыляется.

— Знаю. Только это тебя и спасает.

Поднимается одним сильным движением, поправляет брюки, словно они доставляют ему дискомфорт.

Отворачивается, а я наблюдаю, как сорочка облепила широкую спину, как малейшее движение вызывает игру разработанных мышц.

Ставров берет со стола бокал и одним резким движением осушает его до дна.

— Я хочу к сыну, — повторяю упрямо, продолжаю буравить спину миллиардера полыхающим взглядом.

— Пока тебе нужно отдыхать, — отвечает не оборачиваясь.

— Позволь мне его увидеть…

— Ты на ногах не стоишь, Алина.

— Теперь ты не дашь мне его?! Не позволишь с ним ведется?! — кричу, не сдерживая эмоций.

Разворачивается резко, замечает, как слезы текут у меня по щекам.

— Попробуй встать, — приказывает, дает понять, что не намерен терпеть моей истерики.

Поджимаю губы. С трудом приподнимаюсь на руках, спускаю ноги с кровати и понимаю, что силы иссякли.

Хватаюсь за поручень, намереваюсь использовать капельницу, как костыль. Видимо устав от представления, которое я устраиваю, мужчина в два шага оказывается рядом и садится на корточки у моих ног.