Повсюду ощущалась давящая атмосфера. Гражданская война затронула Вельденштайн. Как только было сброшено коммунистическое иго, между семьями со славянскими и немецкими корнями начались раздоры. В Советской империи и ее сателлитах время застыло в тридцатых. Развитие гражданских прав и радикальные изменения в народном сознании маргинализировали индивидуальность и культуру как средства разделения людей. И лишь в отдаленных районах мира они продолжали влиять на взгляды большинства.
Война длилась недолго. Вмешалась ООН с помощью фон Беков, служивших посредниками. Фон Беки желали добра Миренбургу, хотя их семьи не жили там уже много лет. Город пережил множество атак самых разных захватчиков, начиная от гуннов и заканчивая австрийцами и немцами, в последнее же время он пострадал от своего собственного народа. Все войны в постсоветских странах проходили так: древняя вражда вспоминалась, подогревалась теми, кто хотел лишь разделять и властвовать, и люди начинали сводить счеты. Наглядным примером стал промышленный Миренбург, ставший одним из самых продуктивных городов Советской империи, так как экспортировал «попп» – единственный автомобиль, способный соперничать с «фольксвагеном». Заводы города производили автомобили, авиационные детали, легкое вооружение. В наши дни он выпускал «форды» для местного рынка. Труд в Вельденштайне был дешевле, чем в Германии, а законы о загрязнении окружающей среды не так строги, так что и цену на автомобили назначали более выгодную. Огромные трубы днем и ночью извергали в небо черный дым и светящийся шлак, и древние дома за полсотню лет потемнели от копоти. Элрик знал этот город еще с четырнадцатого века, но в последний раз здесь так смердело в 1640 году, когда река пересохла и канализация наполнила русло до краев.
Элрик применил чародейские способности, чтобы оказаться здесь, и начинал верить, что Унна вернулась в свой мир – разумеется, если не погибла во время катастрофы в той реальности, где он побывал под землей.
Он был не рад, что на пути сюда ему пришлось бросить коня и одежду. О Самсоне, конечно, хорошо позаботятся в Му-Урии. Элрик никогда не чувствовал себя удобно в одежде нашего времени, поэтому часто надевал вечерний костюм, но тут по крайней мере не требовалось скрывать свой облик. Здесь он считался членом старинной правящей фамилии Миренбурга, и большинство жителей называли его «графом». Это, конечно, не означало, что они относятся к нему безо всякого подозрения. Здесь еще ходила местная легенда о Кармезинаугене, так как в ней упоминались самые сенсационные преступления, совершенные в Вельденштайне в девятнадцатом веке. Желтая пресса всегда вспоминала о нем в связи с этой легендой, так как считалось, что он мог пойти по стопам предка. Элрик не забыл, как давным-давно горожане гнались за ним по узким улочкам с факелами в руках, жаждая пустить ему кровь. В те дни меч был при нем, и иногда он выпускал его на волю и кормился их грубыми душами. Но в более поздние времена он нашел лекарства, которые укрепляли его. Сырая жизненная сила осталась лишь в воспоминаниях. Однако Элрика забавляло, как некоторые суеверные люди до сих пор откровенно побаивались его.
Но несмотря на то, что миренбуржцы знали его, никто не мог подсказать, где может находиться девочка.
– Мы были бы в курсе, граф Цкабернак, – говорили они, – если бы тут жила английская девочка без взрослых.
– А если бы она появилась тут в сопровождении отца или, скажем, пары дядюшек?
– Я бы знала. И другие тоже, – ответила толстушка, хозяйка пансиона, в котором он остановился. Она предложила ему оставить электронный адрес или номер телефона, когда он вернется в Англию, чтобы с ним могли связаться.
Но когда он начал интересоваться наличием рейсов из Мюнхена, кое-что случилось, и Элрик решил остаться. Он сидел в кафе неподалеку от пансиона и читал газету «Миренбург Цайтунг», случайно поднял взгляд и увидел высокого человека; тот торопливо перебегал через запруженную транспортом улицу Фернгассе и едва не попал под трамвай № 11. Элрик сразу же узнал в нем Клостергейма, которого запер в темницу в другом Миренбурге. Исполнившись тревоги, он немедленно бросился в погоню по улицам и переулкам, пока не оказался в старинном Квартале воров, где теперь обитали студенты и богема. Клостергейм исчез в дверях традиционного отеля «Распациан» и как раз заказал себе выпить в баре, когда Элрик вошел внутрь и сел в темном углу неподалеку от двери.
Если уж Клостергейм в этом мире, решил Элрик, есть шанс, что он тут в поисках Унны. Вполне вероятно, что Клостергейм сбежал из св. Марии и св. Марии и прибыл прямо сюда. А значит, девочка еще не в его руках. Наконец-то Элрик сможет узнать, зачем они с фон Минктом преследуют ребенка и почему происходят все эти страшные знамения.
Элрик решил поговорить с Клостергеймом, прежде чем снова упустит его. Он медленно поднялся и подошел туда, где худой мужчина расплачивался за кружку темного пива.
– Доброе утро, герр Клостергейм.
Клостергейм обернулся, но не выглядел удивленным.
– Доброе утро, граф. Я слышал, что вы снова здесь. Ушли на покой и бросили… э-э-э… «шоу-бизнес»?
– История моей семьи тесно связана с этим городом. Я сентиментален, вот и приезжаю сюда, когда могу. А вы, герр Клостергейм? У вас тут какие-то церковные дела?
Клостергейму это, похоже, понравилось.
– Что-то вроде, да.
– Кажется, я упустил вас в Инглетоне.
Элрик ни слова не сказал о том, как они пытались обмануть друг друга в ином Миренбурге.
– Необычное совпадение. Как и сегодня.
– Вы разыскивали внучку моей дочери, насколько я понимаю.
– Думали, она поможет нам найти легкий путь в Миддлмарш.
– Раньше это вам всегда удавалось, герр Клостергейм.
– В последнее время мои способности ограничены. – Худощавый бросил на него кислый, но странно насмешливый взгляд.
– Надеюсь, вы сообщите ее родителям, когда найдете девочку, – сказал Элрик. – Я говорил с ними вчера. Они, естественно, беспокоятся.
– Естественно.
Серые губы коснулись темного пива.
Элрик видел, что Клостергейм напрягся, блеск его темных глаз в глубоких глазницах лица-черепа стал жестче, он бы с радостью убил собеседника, если бы на то нашелся способ или повод. Но здесь этому бывшему священнику и нежити приходилось вести себя в рамках приличий. Клостергейм с нетерпением поглядел на дверь, как раз в тот миг, когда в бар вошел и поприветствовал его крупный мужчина. Разумеется, это был Гейнор фон Минкт.
Упорствующий в своих заблуждениях нацист преследовал Элрика на протяжении всего тысячелетнего сна, с одиннадцатого века, и теперь ухмылялся, глядя на него сверху вниз с яростью дикого зверя, готового растерзать добычу. Он огрызнулся, когда Элрик предложил угостить его выпивкой. Напряжение между ними тремя ощущалось такое, что бармен отошел к управляющему, который обслуживал посетителя в другом конце стойки, и что-то прошептал ему на ухо. Элрик увидел, как тот взял мобильный телефон и положил его в задний карман брюк, готовый в любой момент вызвать полицию.
Гейнор фон Минкт тоже заметил.
– Возможно, нам стоит поговорить в другом месте, – сказал он. – Вы не против встретиться позже, князь Элрик?
– Где предлагаете встретиться? – развеселился альбинос. Он часто впадал в беззаботное настроение, когда шестое чувство предупреждало его об опасности.
– Как насчет Механического сада? Знаете это место? Оно поразительное. Там есть небольшая кофейня возле Стального фонтана.
– В четыре часа вас устроит?
Элрик надеялся, что получится выудить из Гейнора дополнительную информацию. Тот был настолько высокомерен, что мог случайно выдать свои секреты.
– В четыре идеально.
Гейнор не желал публичного унижения, поэтому руки не подал, но улыбнулся своей тонкой неприятной улыбкой, когда повернулся к Клостергейму.
Знаменитый Механический сад Миренбурга был местом популярным, а потому безопасным. Убедившись, что за ним не следят, Элрик вернулся в пансион. Там он вооружился потертым черным девятимиллиметровым автоматическим вальтером. Эти двое с радостью убьют его, если подвернется возможность. Он пообедал в «Вьенгаттене», написал и отправил в Стокгольм до востребования короткое письмо миссис Перссон. Эта привычка появилась у него, когда они познакомились в начале двадцатого века и стали добрыми друзьями – а может быть, и любовниками, миссис Перссон никогда не рассказывала о личной жизни.
