Солнечный луч пронзал пыль и ложился на своеобразный алтарь – квадратную гранитную плиту с кельтским солнечным крестом, которую здесь недавно поставили. Невольно я приблизился к новому непривычному объекту. Как, черт побери, они смогли протащить тяжеленную гранитную плиту по узким коридорам? Я протянул руку, чтобы коснуться камня. Но Гесс удержал меня. Наверняка решил, что я проникся совсем по другим причинам.

– Пока нельзя, – сказал он.

Его глаза привыкли к тусклому свету, и он озадаченно огляделся.

– Что такое? Что вы тут делаете еще до того, как я успел пересечь порог? Вы что, не понимаете, кто я такой и почему должен оказаться здесь первым?

На стоявших в тени его слова не произвели никакого впечатления.

– Это кощунство, – заявил Гесс. – Низость. Простым солдатам тут не место. Магия – тонкое дело, она требует тонкого ума. Тонких рук.

Клостергейм, с автоматическим пистолетом в руке, вышел на свет и ухмыльнулся.

– Уверяю вас, мы более чем тонки. Я вскоре все объясню. Но сейчас, если не возражаете, заместитель фюрера, я продолжу спасать вашу жизнь.

– Спасать мою… Что?

Клостергейм ткнул пистолетом в мою сторону.

– На этот раз пуля пройдет, – сказал он. – Добрый день, граф Улрик. Не ожидал, что вы к нам присоединитесь. Видите? Хотите вы того или нет, но вы следуете своей судьбе.

Гесс все еще пребывал в ярости.

– Вы совершаете большую ошибку, майор. Сам фюрер участвует в этом проекте и вскоре прибудет сюда. Что он, по-вашему, подумает, когда увидит, что подчиненный держит на мушке его заместителя и старших офицеров?

– Он будет знать то, что скажет ему князь Гейнор, – отозвался Клостергейм. Он относился к словам Гесса легкомысленно. Почти не обращал на них внимания. – Поверьте мне, заместитель фюрера Гесс, мы действуем исключительно в интересах Третьего рейха. Мы ждали, что этот безумец попытается устроить покушение на жизнь фюрера с тех самых пор, как его разоблачили как предателя и конфисковали его имущество.

– Это чушь! – начал я. – И вы знаете, что это ложь!

– А все остальное тоже ложь, граф? – вкрадчиво, почти интимно, проговорил он. – Думаете, мы решили, будто вы откажетесь от преследования? Не очевидно ли, что вы непременно попытаетесь пробраться сюда? Оставалось лишь дождаться, пока вы сами принесете нам Черный меч. Что вы – должен заметить, весьма любезно – и сделали.

Гесс склонялся поверить тому, у кого звание выше. Лишь на это я и надеялся, чтобы выиграть время. Когда он взглянул на меня, ища подтверждения, я пролаял, как это принято у нацистов:

– Капитан Клостергейм, вы переходите все границы. Такая бдительность и желание защитить фюрера, несомненно, похвальны, но мы заверяем вас: в этой комнате ему ничто не угрожает.

– Вообще-то даже наоборот, – неуверенно согласился со мной Гесс. Его глаза, бегающие даже в спокойной обстановке, метались от меня к Клостегейму. Бравые штурмовики, отобранные лично Клостергеймом, производили на него впечатление.

– Вероятно, учитывая обстоятельства, нам всем стоит выйти отсюда и разобраться.

– Отлично, – сказал Клостергейм. – Идите вперед, граф фон Бек, – махнул он вальтером.

– Фон Бек? – Гесс был поражен. Он пристально посмотрел на меня и задумался.

Времени больше не осталось. Я начал обнажать меч.

Только Равенбранд мог меня теперь спасти.

Пистолет Клостергейма выстрелил. Дважды.

Он сообразил, когда нужно остановить меня.

Вытащив меч лишь наполовину, я ощутил острую боль в боку и начал заваливаться назад, пытаясь удержаться на ногах. Меня затошнило. Я тяжело опустился на таинственный гранитный алтарь и соскользнул на каменные плиты пола. Попытался подняться. Темные очки упали с носа. Мою фуражку отбросили пинком, явив миру мои белые волосы. Я посмотрел наверх. Клостергейм стоял надо мной, широко расставив ноги, с дымящимся девятимиллиметровым вальтером в руке. Такого злорадного удовлетворения на человеческом лице я еще никогда не видел.

– Боже правый! – ахнул Гесс. Он смотрел на меня сверху вниз широко распахнутыми глазами. – Невозможно! Это же чудовище Беков! Бескровная тварь, которую, по слухам, держали в башне. Он умер?

– Нет. Пока еще не умер, ваша светлость. – Клостергейм сделал шаг назад. – Он нам попозже понадобится. Нам нужно провести один эксперимент. Демонстрацию, о которой просил фюрер.

– Фюрер обязательно сказал бы мне, если… – начал Гесс.

Узкий носок ботинка угодил мне прямо в висок, и я потерял сознание.

Смутно, как все последнее время, я ощутил, что происходит с моим альтер эго. В ноздри вдруг ударил острый запах рептилии; я поднял голову и уперся взглядом в знакомые глаза огромного дракона. Они светились мудростью.

Я обратился к дракону низким, ласковым голосом, без особых слов, это скорее напоминало музыку, чем язык, и дракон ответил мне точно так же. Из чудовищного горла раздалось урчание, струйки пара вырвались из ноздрей. Я знал, как зовут это существо, и оно знало меня. С детства я, разумеется, сильно изменился, но дракон вспомнил меня, несмотря на то что тело покрывали порезы и сам я был безнадежно связан. Я улыбнулся. Назвал его по имени. Затем боль в боку нахлынула, словно морская волна, я охнул и вновь погрузился во тьму, которая приняла меня с радостью.

Неужели князь Лобковиц заманил меня в ловушку? Может, он теперь на стороне Клостергейма, Гейнора и своры нацистов?

Повторил ли Элрик в своем мире мою судьбу? И тоже умирает на руинах своего старого дома?

Я чувствовал боль и грубые прикосновения, но не мог очнуться. Проснулся лишь от запаха горелого масла. Открыл глаза, решив, что оружейная объята пламенем. Но это просто горели факелы – их здесь все еще использовали для освещения – и на стенах плясали огромные тени.

Рот мне заткнули кляпом, руки были связаны спереди, ноги свободны. Почти всю нацистскую форму с меня, к моему облегчению, содрали. Остались лишь рубашка и штаны. Ноги босые. Я готовился к особому испытанию. Пошевелился, и острая боль охватила все тело. На раны кто-то наложил грубые повязки. Нацисты никогда не церемонились со своими жертвами и не старались облегчить их боль.

В этот миг я вообще их не интересовал, поэтому мне удалось понаблюдать за тем, что происходит. Я увидел Гитлера – невысокий мужчина в коротком кожаном военном плаще, он стоял рядом с пухлым хмурящимся Герингом. Поблизости рейхсфюрер СС Гиммлер с суетливой строгостью коррумпированного налогового инспектора говорил с Клостергеймом. У этих двоих было что-то общее, но я не мог в тот момент определить, что именно. На всех ключевых позициях в зале стояли отборные эсэсовцы с автоматами наготове. Они напомнили мне роботов из «Метрополиса».

Гейнора я не увидел. Гесс напряженно говорил с каким-то скучающим генералом из СС, которого интересовало что угодно, но только не собеседник. Уны тоже не было. Оставалась вероятность, что она вовремя узнала о грозящей опасности. Успела ли она добраться до оружия в автомобиле? Сможет ли она вырвать Грааль из лап Гитлера?

Я вдруг понял, что умираю. Надежды на восстановление нет, если только Уна не спасет меня. Даже если бы я не был связан, то не смог бы добраться до меча – он лежал на алтаре, словно некий трофей. Нацисты старались не прикасаться к нему, они смотрели на клинок так, будто это спящая кобра, которая может подняться и ужалить в любой момент.

Наверное, меч – моя единственная надежда, да и та весьма призрачная. Я же не Элрик из Мелнибонэ, в конце концов, а простой человек, которого закрутили естественные и сверхъестественные события выше его понимания. И который скоро умрет.

Судя по намокшей повязке на боку, я потерял уже немало крови. Точно не знал, повреждены ли мои внутренние органы, но это уже почти не имело значения. Нацисты все равно не пошлют за доктором. Я даже представить себе не мог, что за «эксперимент» с моим участием имел в виду Клостергейм.

Все присутствующие явно чего-то ждали. Гитлер нервничал почти так же сильно, как Гесс, словно нетерпеливый уличный торговец, который постоянно ждет беды. Он говорил на том диалекте немецкого, что обычно используют австрийцы низших классов, и выглядел довольно слабым, хотя и был сейчас самым могущественным человеком в мире. Не из-за того ли, что зло всегда банально, как часто говорил мой друг, священник-иезуит отец Корнелиус, перед тем как отправиться в Африку?