– Они не смогут поплыть за нами, – сказала я. – У них нет лодок.
В ярком свете современной кухни я почувствовала себя немного лучше. Сделала нам горячего шоколада, осторожно смешивая ингредиенты и пытаясь обдумать все, что произошло. Снаружи стояла темень, ничего не разглядеть. Улрик все еще не пришел в себя. Он обошел весь дом, проверил замки и окна, выглядывал в ночь, слегка приоткрыв плотно задернутые шторы, прислушивался к плеску воды. Я спросила, что он знает.
– Ничего, – ответил он. – Просто разнервничался.
Я заставила его сесть и выпить шоколад.
– Почему? – спросила я.
На тонком красивом лице отражались неуверенность и беспокойство. Он замешкался, словно вот-вот заплачет. Я взяла его за руку, села рядом и придвинула чашку. Слезы заблестели у него на глазах.
– Чего ты боишься, Улрик?
Он попытался пожать плечами.
– Потерять тебя. Что это все снова начнется. Мне в последнее время опять снились сны. Какая-то глупость. Но там, на острове, мне показалось, что это раньше уже происходило. И еще этот ветер, что-то в нем было такое. Мне все это не нравится, Уна. Я продолжаю вспоминать Элрика и все те кошмарные события. Боюсь за тебя, боюсь, что нас что-нибудь разлучит.
– Это что-то должно быть очень серьезным! – засмеялась я.
– Иногда мне кажется, что жизнь с тобой – это просто изысканный сон, что мой измученный разум просто пытается так компенсировать боль нацистских пыток. Я боюсь, что проснусь и увижу, что до сих пор нахожусь в Заксенбурге. С тех пор, как мы встретились, мне все труднее отличать сон от реальности. Ты ведь меня понимаешь, Уна?
– Конечно. Но я знаю, что все это тебе не снится. В конце концов, у меня же есть навыки крадущих сны. Если кто-то и может тебя заверить в этом, так только я.
Он кивнул, успокаиваясь, и благодарно пожал мою руку. Я вдруг поняла, что он переполнен адреналином. Что же такое мы увидели?
Улрик не мог объяснить. Он не тревожился, пока не увидел себя молодого в окне. А затем вдруг почувствовал, как время начало искажаться, соскальзывать, распадаться и выходить из-под нашего контроля.
– А если я потеряю контроль над временем и позволю Хаосу вернуться в мир, то потеряю тебя, а возможно, и детей, и все остальное, что у нас есть, что так ценно для меня.
Я напомнила, что я все еще с ним и утром мы прогуляемся в Инглиштаун, позвоним в школу Майкл Холл и поговорим с нашими любимыми детьми, которым очень нравится там учиться.
– Мы убедимся, что с ними все в порядке. И если ты все еще будешь чувствовать себя плохо, можем уехать в Рочестер и остановиться у твоего кузена.
Дик фон Бек работал в компании «Истмэн» и приглашал нас приезжать в любое время.
Улрик попытался справиться со своим страхом и очень скоро стал почти таким, как всегда.
Я заметила, что искаженные тени, которые мы увидели, похожи на вытянутых туманных великанов. А вот очертания юноши все время были очень четкими, словно только он находился в фокусе!
– Влияние тумана иногда такое странное, вроде миража в пустыне.
– Не уверен, что дело в тумане… – глубоко вздохнул Улрик.
По его словам, именно это искажение перспективы так его встревожило. Он будто снова окунулся в мир снов и магии. Упомянул и угрозы кузена Гейнора, которых до сих пор боялся.
– Но Гейнор распался, – возразила я. – Разбился на миллион кусочков, миллион далеких воплощений.
– Нет, – ответил Улрик. – Я больше в это не верю. Гейнор, с которым мы дрались, был не единственным. Мне кажется, он восстановился. И изменил свою стратегию. Теперь он действует не напрямую. Такое ощущение, что он прячется где-то в нашем далеком прошлом. И это очень неприятно. Мне постоянно снится, как он нападает на нас со спины.
Его слабый смешок был необыкновенно нервным.
– Я ничего подобного не чувствую, – сказала я. – Хотя это у меня экстрасенсорные способности, а не у тебя. Обещаю: если кто-то к нам приблизится, я это пойму.
– Единственное, что я понял во сне, – произнес Улрик, – он теперь действует не напрямую, а через посредника. Из какого-то другого места.
Больше я никак не могла его успокоить. Я тоже понимала, что Вечного Хищника почти невозможно победить, поэтому те, кто знает его маскировку и методы, должны постоянно следить за ним. И все же Гейнором тут не пахло. Пока мы говорили, ветер усилился и завыл громче, он бился о стены, хлопал ставнями и визжал в печных трубах.
Наконец мне удалось отправить Улрика в постель, и постепенно он заснул. Измученная, я тоже уснула, несмотря на завывания ветра. Сквозь сон я смутно слышала, как ветер сделался еще сильнее и Улрик встал, но подумала, что он решил закрыть окно.
Проснулась я перед рассветом. Ветер все еще гудел на улице, но было слышно и кое-что другое. Улрика в постели не оказалось. Я предположила, что он все еще переживает о случившемся и поднялся, чтобы, как только рассветет, рассмотреть старый дом в бинокль. Но вдруг что-то грохнуло, и я тут же выскочила из постели и побежала наверх в одной пижаме.
Большая комната была пуста.
Повсюду виднелись следы борьбы. Стеклянная дверь на веранду распахнута, витраж расколот, Улрика нет. Я выбежала на террасу. У кромки воды разглядела какие-то смутные фигуры. Призрачные, словно мраморные, тела явно принадлежали индейцам. Возможно, они посыпали себя мелом. Я слышала о подобном ритуале индейцев лакота, поклонявшихся предкам, но не встречала ничего подобного в этих местах. Однако прямо сейчас меня не слишком беспокоило, кто они такие, – я увидела, как они затаскивают Улрика в большое каноэ из березовой коры. Невероятно: во второй половине двадцатого века моего мужа похитили индейцы!
С криками «Стойте!» я бросилась к серой воде, но они уже отчалили; брызги воды вызвали странные искажения в воздухе. Один из похитителей забрал наше каноэ. Мышцы перекатывались у него на спине, когда он двигал могучими руками. Тело блестело от масла, украшенная перьями длинная прядь спускалась по спине, словно рана. Лицо покрывала необычная боевая раскраска. Может, это «война скорби» – индейцы начинали ее, когда погибало слишком много воинов? Но зачем они похитили мирного белого мужчину?
Густой туман искажал их фигуры, и постепенно они исчезали из виду. Лишь раз я увидела широко распахнутые глаза Улрика, полные страха за меня. Индейцы быстро гребли в сторону Олд Стром. Ветер снова поднялся, взбивая воду, завихрения тумана складывались в пугающие образы. Затем похитители исчезли. И ветер ушел вместе с ними.
Инстинкты взяли верх над разумом. Во внезапной тишине я начала взывать к воде, к сестринскому разуму, который ощущала даже с берега. Она тут же откликнулась и с готовностью ответила на мою просьбу приблизиться. Если она и не посочувствовала, так хотя бы заинтересовалась мной. Вода хлынула в мое сознание, стала моим миром, и я продолжала торговаться, просить, умолять и предлагать одновременно, и все уложилось в несколько секунд.
Несколько неохотно мне позволили обрести обличье старой царственной повелительницы, которая лежала, недвижимая и мудрая, на глубине под течением, принимая знаки почтения от своих подданных в радиусе тысячи миль.
Потомки легендарных элементалей-прарыб, в фольклоре известные как Потерянные мальки, – сообщество щедрых душ, альтруистичных от рождения, и эта владычица была такой же. Ее огромные жабры лениво двигались, пока она размышляла о моей просьбе.
«Мой долг, – услышала я, – не умереть, но остаться в живых».
«Но жить можно, лишь совершая поступки, – сказала я. – Разве есть среди живущих те, кто ничего не делает, а только существует?»
«Ты дерзкая. Иди, и пусть твоя юность сольется с моей мудростью и телом. И мы найдем существо, которое ты любишь».
Фвулетта, Мать-семга, приняла меня. Она понимала, с какой опасностью я столкнусь.
Столь древние души пережили рождение и смерть планет. Они от природы отважны. Она позволила мне плыть на огромной скорости, чтобы догнать каноэ. Как я и думала, они направлялись не к острову, а прямо в водоворот. Я чувствовала, как течение затягивает меня в воронку, но была слишком опытной, чтобы бояться. У меня плавники. Это моя естественная среда. На протяжении миллионов лет я проплыла тысячи течений и знала: они могут навредить, только если ты будешь с ними бороться.
