Александр Васильевич как в воду глядел. Лишь только закончились боевые действия, как из всех щелей повылезали личности, сильно смахивающие на «братков» из лихих 90-х. Им бы еще мобилы размером с кирпич в руки, малиновые пиджаки и золотую цепь на шею в палец толщиной – ни за что не отличишь от наших доморощенных гоблинов.
С одним из них, неким Леней Лапой, бывшим налетчиком из «Ростова-папы», я с полчаса назад сцепился неподалеку от штаба бригады, расположенном все в том же пристанционном ресторане, где квартировали Семенов с Унгерном.
Этот Лапа стал приставать на улице к Дарье, которая шла ко мне, и начал делать ей, как здесь принято изящно выражаться, «непристойные предложения». А когда Даша сказала, что его рожа ей активно не нравится, он достал нож и, помахав им перед ее носом, попытался снять с нее шубейку.
На его беду Даша закричала, и тут появился я, злой, как голодный удав. Недолго думая, поймал бывшего налетчика на болевой прием, после чего он заорал как резаный. Я не стал убивать этого мерзавца, а просто пробил ему с правой хороший такой пенальти пониже спины, да так, что штаны, туго обтягивающие зад «конкретного пацана», с треском лопнули, а сам Лапа рыбкой улетел вперед, воткнулся рогами в забор и медленно сполз в сугроб.
Отведя всхлипывающую Дарью домой, я пошел в штаб бригады, чтобы серьезно переговорить с Сергеем Лазо. Надо было принимать срочные меры, чтобы угомонить приблатненных «борцов за свободу». Если этого не случится, то вскоре все местное население возненавидит уже нас, и, появись в Забайкалье новый атаман, подобный Семенову, народ с оружием в руках поднимется, на этот раз уже против советской власти, не защитившей его от бандитов.
И вообще, Декрет о борьбе с бандитизмом действует – его надо только исполнять со всей возможной строгостью. Слова «социально-близкие» тоже еще не прозвучали, да и никогда не прозвучат, ибо их автор уже несколько месяцев активно кормит могильных червей.
Сергей Лазо внимательно меня выслушал, покивав при этом головой, и сказал, что я полностью прав, и что с беспределом бывших каторжников – Лазо очень понравилось наше слово «беспредел», и он его с удовольствием повторил несколько раз – надо покончить раз и навсегда.
Но тут в нашу беседу неожиданно вклинилась весьма примечательная личность. Было ей от роду всего девятнадцать, но вела она себя как опытная засиженная воровка. Звали эту девицу Нина Павловна Лебедева-Кияшко, племянница и приемная дочь бывшего военного губернатора и наказного атамана Забайкальского казачьего войска генерал-лейтенанта Андрея Ивановича Кияшко.
Самое забавное, что девица сия ни дня не «чалилась» и нахваталась воровского жаргона у своих знакомых из числа каторжан. А ведь она выросла в приличной семье и успела до революции окончить гимназию в Чите.
В Забайкальскую бригаду Красной гвардии генеральская дочь пришла сама, исключительно по идейным соображениям. Еще во время учебы в гимназии она связалась с анархистами-максималистами. Эти ребята были полными отморозками, даже по сравнению с обычными эсерами. Анархисты-максималисты проповедовали голый террор и эксы, причем убивали они всех подряд – жизнь человеческая для них была дешевле полушки.
– Товарищ Лазо, – воскликнула она, помахивая кистями цветастой плюшевой шали, – да что вы слушаете этого… – она завернула такое нецензурное словосочетание, которое не сразу бы выговорил даже пьяный боцман.
В ответ я тщательно объяснил дамочке, куда ей пройти, особенно досконально обрисовав все повороты нелегкого пешего эротического пути. Сергей Лазо, как истинный интеллигент, при этом поморщился, а «Ниночка-гимназисточка», вспыхнув лицом и бросив в меня испепеляющий взгляд, бросилась к выходу, поигрывая на ходу полными бедрами и стуча по полу каблучками офицерских сапог с кисточками на голенищах. Несколько мгновений спустя дверь бывшего станционного ресторана громко хлопнула, поведав о том, что Ниночка Кияшко покинула нас в весьма расстроенных чувствах.
– А по-другому с этой публикой никак нельзя, – ответил я на невысказанный вопрос Лазо, – если раззявите варежку и будете строить из себя интеллигента, они сначала сядут вам на шею, а потом и сожрут к чертовой матери. И не смотрите на меня так, не женщина сейчас стояла перед нами, а голодная и сексуально неудовлетворенная самка собаки, любительница острых ощущений и чужой крови. Именно это ищет она в революции. Живи она в Древнем Риме, так не пропускала бы ни одного представления с кровавыми гладиаторскими боями и получала бы особое удовольствие, опуская вниз большой пальчик, тем самым обрекая на смерть несчастного человека, который не сделал ей ничего плохого.
– Знаете, товарищ Бесоев, – после небольшой паузы со вздохом произнес Лазо, – мне кажется, что сия особа отправилась как раз к тем, о ком мы только что с вами беседовали. Думаю, что и у вас, и у меня в самое ближайшее время могут быть серьезные неприятности.
– Ну, Сергей Георгиевич, – попытался отшутиться я, – бог не выдаст, Кияшко не съест.
Но, заметив, что Лазо не улыбнулся моей шутке, я стал серьезнее.
– Спасибо за предупреждение, – произнес я, – мы примем соответствующие меры. А вам, товарищ Лазо, мы сегодня же пришлем бронежилет. Хорошая штука – может защитить от пистолетной пули. Винтовочную он, правда, не держит. Главное же, надо, не теряя время зря, составить списки каторжников и прочих лиц, склонных к насилию и грабежам, и разоружить их. И необходимо более строго подойти к тем, кто нарушает закон. Власть в Забайкалье должна быть только одна – советская. Никакой другой, а уж тем более власти воров и убийц, здесь не будет.
– Именно так, товарищ Бесоев, – кивнул Лазо, – я с вами полностью согласен. За предложение этого вашего, как вы говорите, бронежилета – большое спасибо. Только, наверное, не стоит мне его носить. Что написано на роду, то и сбудется. А список, о котором вы мне сказали, я подготовлю к завтрашнему дню. Ваши бойцы помогут нам разоружить каторжников?
– Помогут, товарищ Лазо! – решительно ответил я. – А будут сопротивляться – постреляем как собак.
Мне вдруг вспомнилось заплаканное лицо Даши, ее дрожащие плечи и испуганный взгляд.
«Нет, – подумал я про себя, – не разоружать эту сволочь надо, а активно множить на ноль. Надо будет проинструктировать наших ребят, чтобы действовали жестко и решительно, тем более что этой ночью у нас вполне может случиться попытка анархо-бандитского мятежа».
Ну что ж, мы в состоянии устроить тут подавление Петроградского мятежа в миниатюре и помножить на ноль эту банду, не дав ей наломать особо тяжких дров. Надо только предупредить товарищей Метелицу и Богомягкова, чтобы были настороже и держали часть своих людей в полной готовности. А вот товарищу Лазо о близком мятеже ничего говорить не надо, он тут же кинется убеждать анархистов этого не делать и мало того, что сорвет план ликвидации банды, так еще и станет у нее ценным заложником. Нет, в данном случае мы должны действовать только револьвером, оставив добрые слова для кого-то более вменяемого.
А эту девицу – Кияшко, надо отправить к отчиму. Пусть он ее как следует выпорет – может, дурь у нее пройдет. Он, кажется, сейчас находится в Ташкенте. И тут я вдруг вспомнил, что генерал-лейтенанта Андрея Кияшко, вполне возможно, уже и нет в живых. В нашей истории в декабре 1917 года он был зверски убит солдатами – бывшими каторжниками, а как оно там сейчас, мы не интересовались – не до того было.
«С бандитским беспределом давно пора кончать, – подумал я. – Дальше так продолжаться не может!»
19 февраля 1918 года, час пополуночи.
Забайкалье, станция Даурия.
Старший лейтенант Бесоев Николай Арсеньевич
Как мы и предполагали, лишь только Ниночка Кияшко, кипя гневом, словно самовар, добежала до дома, в котором располагался отряд анархистов, там сразу же началось нездоровое шевеление. Чуть позже туда добрался и очухавшийся после моей профилактической беседы Лапа. Он прихрамывал и охал при каждом шаге. Теперь этот тип неделю будет есть стоя и спать только на животе, если, конечно, переживет ближайшую ночь. Эти пикантные подробности сообщил мне мой человек, которого я послал к логову местных бандюков.
