— Борд, выставь дозор скрытно, чтобы вражеский лагерь был под наблюдением. И меняй его часто, чтобы часовые не уснули.

Наскоро перекусив, я лег спать, завернувшись в шкуру. Ночи были холодные, без костра можно было подхватить пневмонию. Для полного счастья мне не хватало еще сдохнуть от переохлаждения.

Ночь прошла без происшествий. Мучительно долго тянулось время: когда осеннее солнце миновало, уходя к западу, надежда почти покинула меня. За пару часов до сумерек окончательно пал духом: Дитрих проигнорировал мое письмо.

— Борд, пошли человека за нашим дозором. Думаю, нет смысла больше ждать.

Я начал собирать вещи, не стоило здесь задерживаться, когда каждая минута дорога. Кусты недалеко от меня раздвинулись. Появились Дисар с Селидом в сопровождении немца, которому я вручал письмо для Дитриха.

— Макс Са, — Дисар зажимал руками рану на левом плече, — с ним было ещё двое человек. Тех мы убили, а он не стал сопротивляться.

Немец был без оружия, на плече висела кожаная сумка, врученная мной ему в Мехике. Сорвав ее с плеча, он торопливо вытащил пергамент: у меня в глазах потемнело от печати на сургуче. Даже не зная, что написано в письме, в этот момент я решил, что никакого мира с Дитрихом не будет, пока он пользуется печатью-свастикой. Разломав сургуч, развернул пергамент: ровной строчкой шли немецкие слова, но для меня они были китайской грамотой.

— Куда вы дели трупы? — спросил Борд у Дисара.

— Оставили там, — махнул рукой на север Селид, не получивший раны в бою.

— Их надо спрятать, — Борд посмотрел на меня, ожидая реакции.

— Ты прав, Борд, трупы надо спрятать, следы боя убрать.

Взяв с собой троих воинов, Борд бесшумно скрылся среди кустов. Немец пытался мне что-то сказать, выговаривая непонятные слова. Прислушавшись, я уловил знакомое «Grossebert».

— Grossebert? Там? — указал я рукой в сторону вражеского лагеря. Немец отрицательно замотал головой, указывая больше на запад, чем на север. Впервые в жизни пожалел, что никогда не интересовался немецким языком: бывший пленный был взволнован, показывая рукой на северо-запад и повторяя на немецком название гигантской пушки.

Я чуть не стукнул себя по голове, когда меня осенило: Дитрих ждал не вестей от Ганса, он, скорее всего, ждал свои обозы, среди которых, возможно, шла и его чудо-пушка. Попытавшись себе представить, как транспортировать тяжеленую пушку по бездорожью, я не нашел приемлемого варианта. Почти полчаса, жестикулируя, перемежая английские и русские слова, пытался добиться сведений от немца. Европейские языки схожи, многие слова имеют один корень. Повторяя по слогам слово на неизвестном языке, иногда можно по фонетике уловить смысл.

Оставив гонца в покое, присел у костра: если интуиция и логика меня не подводят, пушек в лагере нет. Они в пути, и именно потому Дитрих не нападает, а дожидается своего чудо-оружия. Немец не напуган встречей с нами, он не сопротивлялся и ведет себя так, словно мы практически друзья. А что если он хочет перейти на нашу сторону и подсказывает, что пушки ещё в пути? Если перебить охрану и обслугу той кавалькады, можно ли испортить их так, чтобы пушки стали непригодны к стрельбе?.. А если это ловушка?..

Но откуда Дитрих мог знать, что мы последуем за отпущенными немцами и расположимся так близко? Этого он не мог предвидеть никак! Значит, немец говорит по своей инициативе. Но какой ему резон предавать своих? А если предположить, что немец — это Сусанин каменного века немецкого разлива и приведет он нас в лапы второму немецкому отряду?

От предположений разболелась голова: подняв голову, встретился взглядом с немцем, находившимся под охраной Селида и Дисара. Подброшенная ветка в костер вспыхнула, отразившись в глазах немца: гонец плакал. Не плакал навзрыд, но в его глазах стояли слезы.

— Freunde ermordet, — тихо проговорил он, показывая в сторону немецкого лагеря и проводя у себя под подбородком пальцем. Даже не зная немецкого, эту фразу понять нетрудно: освобожденных вместе с ним немцев казнили. Оба слова были по смыслу схожи с английским, повторив их мысленно, я получил английское friend—"друг" и латинский корень слова «смерть».

Это выглядело необдуманно и глупо со моей стороны, но я немцу поверил. Поверил, что он пылает ненавистью к Дитриху, поверил, что пушки еще в пути.

Вернувшийся Борд и Гуран внимательно выслушали мои предположения, что Дитрих дожидается своих пушек. Между отрогами гор слева от нас и вражеским лагерем справа и впереди оставалась широкая полоса леса и кустарников. Если пройти аккуратно, мы окажемся в тылу противника. Даже если не найдем обоза с пушками, можно знатно покуролесить, наводя панику за спиной Дитриха. В крайнем случае можно поджечь лес для создания немцам проблем: лесные пожары очень быстро распространяются, особенно при удачном ветре. А если удастся найти обоз с пушками и перебить охрану, можно попробовать нанести вред пушкам. На данный момент у меня не было идей, как можно повредить многотонное чудовище, но эту проблему попробую решить позже, если найду обоз.

Предстояло решить, что делать дальше: рискнуть и сунуться в тыл врага или вернуться в Мехик, чтобы заняться обороной.

— Нам надо разделиться, мне нужны два человека, чтобы вернуться в Мехик и начать приготовления к сражению.

Не дождавшись ответа, выбрал сам:

— Борд и Дисар, возвращайтесь. Дисар, ты ранен, а ты, Борд, — командующий всей армией. Вернувшись в Мехик, пошли за подмогой в Берлин. Нам нужно много воинов, чтобы выстоять в этом сражении. Остальные пойдут со мной, будем искать пушки Дитриха. Если не найдем, просто попробуем его задержать любыми способами.

Борд, не говоря ни слова, начал седлать свою лошадь. Дисару помог Селид. Коротко попрощавшись, оба всадника исчезли в наступающих сумерках.

— Обвяжите копыта лошадей тряпками, закройте им морды, чтобы лошадь не могла заржать. "Команчи выходят на тропу войны", — процитировал одну из кинолент. Слово «команчи» вызвало недоумение среди моих людей, пришлось повторить указание без упоминания фильма.

Русы деловито обматывали копыта коней, закрывая тряпками морды лошадей. Минут двадцать спустя небольшой отряд был готов к рейду в тыл противника.

— Что будем делать с пленным? — Богдан не забыл о немце.

— Развяжи ему руки и дай что-нибудь из оружия.

— Макс Са! — в один голос воскликнуло несколько человек.

— Верьте мне: в настоящий момент он ненавидит немцев больше, чем мы с вами.

Подозвав гонца, спросил:

— Как тебя зовут?

Немец понял, приложив руку к груди, ответил:

— Илс!

Затем, указав на меня рукой, отчетливо произнес:

— Макс Са!

— Хорошо, Илс, я поверил тебе, не подведи меня, — улыбнулся гонцу, растиравшему руки.

— Ich diene dir, — с чувством произнес Илс, и хотя я не понял смысла, но интуитивно догадался: немец сказал что-то хорошее.

Пройти в тыл вражеской армии решили за полночь, когда воины спят, а часовые клюют носом. Горная ряда слева была непреодолима для лошадей. А чтобы ее обогнуть, приходилось довольно близко подойти к лагерю немцев. Это было рискованно, шум при передвижении мог выдать наше присутствие.

Поручил Баску повторно проверить, насколько хорошо обмотаны копыта и морды наших животных.

— Первым идет Богдан, он хороший охотник и привык передвигаться ночами. Замыкающим — Баск, Селид, ты держись рядом с немцем, если увидишь, что он шумит или что-то делает не так — тихо прирежь его. Все остальные идут в середине, проверьте свои вещи, чтобы ничего не шумело в рюкзаке. Лошадей ведите под уздцы. Идти надо тихо, через кусты не ломиться. Всем понятно?

Получив единогласный утвердительный ответ, скомандовал:

— Богдан, веди нас.

Для своего роста и веса старший Лутов двигался с грацией прирожденного индейца. Около двадцати минут мы шли прямо в сторону вражеского лагеря. Гряда слева не давала возможности уйти в сторону. Когда огни костров из мерцающих точек превратились в факелы размером с кулак, гряда закончилась.