Появившиеся факелы частично осветили сцену бойни: выхватив один из них, крикнул Будимиру, младшему брату Богдана:

— Посади меня на плечи.

Молодой гигант легко подсадил меня и выпрямился. Подняв факел выше, смог охватить слабым светом часть поля сражения. Немцы были оттеснены к озеру, некоторые из них находились по пояс в воде. Свистнув два раза, дал сигнал уплотнить ряды и выпустить стрелы и арбалетные болты. Получив относительную видимость, мои стрелки почти вдвое уменьшили число остававшихся в живых врагов. Пока арбалетчики перезаряжались, с немецкой стороны прилетело копье, едва не вышибив меня с плеч Будимира. На мгновение сперло дыхание: сила броска была такова, что не будь на мне доспеха, копье прошило бы насквозь.

— Опусти на землю, — прохрипел, обретя возможность дышать. С уменьшением освещенности стрелки перестали стрелять, боясь попасть в своих. Но их помощь и не требовалась: копейщики добивали остатки немецкого десанта.

«Победа, — пронеслось в голове, — сейчас на помощь отряду Гурана и враг разбит».

Дважды свистнув, громко приказал:

— За мной — к стене! — остаток фразы заглушил оглушительный взрыв.

Почти сразу последовал второй взрыв и громкие крики людей. При втором взрыве мне удалось увидеть даже сильную вспышку у крепости — там, где были разбитые ворота. На стене горели факелы, установленные в железные гнезда через два метра. Но сейчас, с моего места я видел только несколько факелов по бокам: центральные факелы погасли или отсутствовали. Нужно спешить на помощь Гурану. Переходя на бег, услышал как бы дробный топот за спиной. "Словно лошади", — промелькнуло в голове, а секунду спустя с ужасом осознал, что это не шум ног моих воинов.

Это — топот кавалерии Дитриха: добегая к сражению, кипевшему у стены, понял, что взрывы не были выстрелами пушек. Часть стены в том месте, где раньше были ворота, отсутствовала. Уцелевшие факелы на стене давали слабенькую видимость, конский топот стал отчетливым, и первая тень всадника проскользнула во двор, врезаясь в сражающихся. За первой тенью последовали другие, стараясь разобраться, где свои воины, а где — Русы.

Вскинув ружье, поднес фитиль к запалу: мой выстрел послужил сигналом для остальных Русов, вооруженных ружьями. Грянуло ещё несколько выстрелов, выбивая всадников из седла. На долю секунды наступила тишина, вызванная эффектом ружейной стрельбы:

— В атаку! — прокричал изо всех сил, одновременно подавая сигнал тройным свистом.

Солнце еще не взошло, но видимость улучшилась, можно было различать фигуры людей на расстоянии нескольких десятков метров. Картина боя распалась на несколько фрагментов: с трех сторон Русы атаковали, пытаясь вытеснить конницу за пролом в воротах. Кавалерия имеет существенное преимущество во время лавинообразной атаки. Как только всадники оказываются среди большого количества пеших воинов, их преимущество теряется. Напуганные лошади вертятся на месте, не давая всаднику нанести акцентированный удар. Потеряв оружие, пеший воин может подхватить его с земли или с рук убитого воина. Конник лишен такой возможности: при потере оружия он становится беззащитным.

Со всех сторон в кавалерию врага летели копья, стрелы. Прогремел второй ружейный залп. Но врагов много: спотыкаясь о трупы павших животных и людей, всадники прибывали через пролом в стене. Основной бой распался на две большие схватки: слева сражался отряд Гурана, который окружил около пятидесяти всадников. Мой отряд вместе с воинами Шрама противостоял постоянно прибывающим всадникам Дитриха. Казалось, что этой волне всадников нет конца и края. Лошади, освободившиеся от наездников, метались по площади, сбивая с ног Русов и пеших Дойчей.

Был момент, когда мои воины дрогнули: стало еще чуть светлее, и Дойчам уже не составляло труда различать чужих воинов. Тройной сигнал свистком подбодрил Русов уже второй раз. Смыкая ряды и выставляя копья, копейщики сдерживали бешеный напор кавалерии. Нужно атаковать, мы отошли назад уже на несколько десятков метров под напором обезумевших кавалеристов Дитриха.

— За мной! — отшвырнув в сторону двоих копейщиков, которые стояли впереди, вырвался вперед, нанося удар в брюхо ближайшей лошади.

— Макс Са! — проревела толпа за мной: строй копейщиков нарушился, воины, вырываясь вперед, бросались на всадников, стаскивая их с лошадей.

Сильная рука, дернув за плечо, выдернула меня назад. Один из братьев Лутовых успел вытащить меня из гущи воинов, но не успел уклониться от меча конного Дойча. Брызнула кровь из левого плеча. Будимир, — это был он, — успел откинуть меня назад, но следующим ударом меча всадник задел его шею. Гигант падал медленно, для меня время словно затормозилось.

— Будимир!.. — голос Богдана перекрыл шум сражающейся толпы, заставив ближайших воинов замереть на пару секунд.

В крике Богдана, нарушившего мой приказ и появившегося на поле боя, было столько боли, что мое сердце сжалось. Отбросив топор, Старший Лутов ринулся вперед к умирающему брату. Первый всадник Дойчей замахнулся, но тут же оказался опрокинут на землю вместе с лошадью: гигант просто тараном своего тела свалил обоих. Ещё одного Богдан сдернул, словно пушинку, ломая ему шейные позвонки одним движением мощных рук.

Ярость гиганта ошеломила немцев:

— Бейте их, бейте выродков! — сопровождая слова действиями, Богдан швырнул подобранное с земли копье.

Бросок выбил всадника из седла. Испуганная лошадь, шарахнувшись в сторону, задавила двоих пеших немцев. Русы встрепенулись, снова прозвучал залп перезарядившихся ружей, а остальная масса ринулась на врага, попятившегося назад.

Ярость Богдана подстегнула воинов: презирая смерть и опасность, они кидались вперед. Один за другим Дойчи падали с лошадей, оказываясь под их ногами. Оставшаяся группа всадников предприняла попытку отступления: отряд Гурана, разделавшись с окруженными всадниками, перерезал им путь. Дальнейшее напоминало избиение, в котором не участвовали два человека: мы с Богданом.

Ржанье лошадей, крики, стоны, выстрелы из ружей — всё слилось в фоновый шум. Словно тяжелые камни, падали на меня слова Богдана, сидевшего на земле, с головой мертвого брата на коленях:

— Как же так, братишка? Ты же совсем малой, даже пожить не успел. Почему, Господь, почему Ты забрал его, а не меня?.. Где твоя справедливость, где?..

Каждое слово Богдана придавливало меня к земле, заставляя трещать от тяжести его слов. Парень погиб, отдав свою жизнь, чтобы спасти меня. В словах старшего Лутова не было гнева, это были слова растерянного человека. Измазанные кровью, в следах от ран, подошли оставшиеся три брата, молча взирая на крайне грустную картину. Я не нашел в себе сил поднять голову и встретиться с ними глазами, словно я убил Будимира своими руками.

— Мы победили, брат! Знай это и покойся с миром, — один из Лутовых закрыл глаза мертвого младшего брата.

Подняв голову, огляделся: большая группа всадников, прижатая к стене, отчаянно защищалась. Но их число таяло с каждой секундой. Десятки, если не сотни, раненых стонали под грудой тел, что были над ними.

— Богдан, — дотронулся до руки гиганта, — если можешь, прости меня с братьями. Это моя вина: Будимир умер, спасая мне жизнь.

Богдан словно очнулся: аккуратно опустив голову убитого брата на землю, он поднялся, встав передо мной:

— Макс Са, я и мои братья сами выбрали этот путь. Если бы умер Ты, а не мой брат — он не выполнил бы своего долга. Будимир был лучшим воином среди нас, хотя и малой. Потому и приставил к Тебе во время боя, чтобы не отходил. Господь дал ему жизнь, Господь ее забрал, когда наш брат защищал Его Посланника. Разве может быть более славная смерть для воина?

Слова Богдана меня морально убили: с трудом сдержавшись, чтобы не зареветь, отвернулся в сторону. Сдержать слезы, текшие из глаз ручьем, сил у меня не нашлось.

Преследование Дитриха с остатками его войск шло третий день. Давно миновали поляну, на которой по-прежнему стояли испорченные громадные немецкие пушки. Отряд мстителей из пятидесяти восьми всадников третьи сутки шел по следам бежавшего войска.